Инверсия

Дюпон не будет ждать нападения в Boutary. Слишком людно, слишком близко к центру. Он не мог предположить, что за ним пошлют такого, как Ферос. Дюпон сам подготовил Феросу мизансцену. До вечера оставалась тринадцать часов. Обратный отсчёт для них обоих начался.

[1]Пюре из картофеля и сыра с добавлением чеснока.

Глава 5

Ровно тринадцать часов спустя Ферос прогуливался по набережной Сены. Он шёл по нижнему уровню, это место было как раз для него. Только днём сюда спускались туристы, чтобы посмотреть на кафе, устроенные в стене, на пришвартованные речные трамвайчики и лодки и на вмурованные в стены металлические кольца. Ночью здесь правили беспризорники, бездомные и проститутки. Отбросы общества, каким был и он.

Ферос был одет соответственно. Огромные чёрные спортивные штаны, бесформенная куртка с капюшоном. Так выглядит каждый первый подросток из чёрного гетто. Люди инстинктивно отводят от таких парней глаза, опасаясь привлечь к себе внимание. Феросу это было только на руку. Меньше свидетелей.

На город давно опустилась темнота. Фонари скудно подсвечивали мокрую брусчатку и спокойную чернильную поверхность реки. Ферос в своём наряде просто терялся на фоне теней. Издалека. могла бы показаться, что просто какой-то праздный vagabond[1] бредёт по своим делам.

Ферос даже думал лечь на землю и прокатиться, чтобы вывалять одежду в пыли, тогда люди бы обходили его стороной, но всё-таки не стал. Ему скоро предстояло взобраться по лестнице и войти в один из самых престижных районов Парижа. Там он в своей одежде и так будет, как бельмо на глазу.

Удивительно, насколько тонкая грань отделяет один мир от другого, незримая, неосязаемая, но все люди безошибочно её чувствуют. И странно, что не только изнеженные рафинированные обитатели «верхнего» мира испытывают страх, случайно попав на чужую территорию. Привыкшие не жить, а выживать, грызться за кусок хлеба, жители «низов» тоже ёжатся, попав на чуждые чистенькие улицы, на которых никто не испражняется и не спит.

Ферос остановился недалеко от сквера Рене Вивиани и уселся на низкую исписанную граффити каменную скамеечку. На узкой набережной почти никого не было. На острове прямо перед Феросом высился величественный Нотр-Дам, подсвеченный вечерними огнями. Он стоял на чужой, «верхней» территории, и таким, как Ферос, полагалось только смотреть на него издалека.

Это было странно – взять храм за точку старта в этот день. Возможно, Ферос втайне надеялся, что в него за такую дерзость ударит молния, завершив всю эту бессмыслицу, именуемую его жизнью. Но нет, храм равнодушно взирал на Фероса сверху вниз. В положенное время от собора разнёсся звук колокола, и Ферос встал.

Он зашагал в сторону Малого моста, изредка поддевая носками кроссовок начавшие облетать листья. Бесцельно, как казалось со стороны. На самом же деле Ферос считал шаги. Un, deux, trois, quatre, cinq… Секунды уплывали в точности с ударами его сердца. Six, sept, huit, neuf, dix. Раз в три-пять минут Ферос на всякий случай сверялся с часами. Ни разу он не ошибся в своих ожиданиях. Он шёл точно по времени.

На улице Серье, примерно на полпути от моста сан-Мишель до Нового моста, Ферос взобрался на верхний уровень набережной. Он тут же откинул капюшон с головы, выпрямил спину и пошёл чуть танцующей походной. Ферос был просто мастером в притворстве. За секунду он из бродяги превратился в припозднившегося студента, который прогулял все деньги и вынужден теперь добираться от Сорбонны до дома пешком. Обычное дело. Никто не повернул головы в его сторону. Отлично! Ферос свернул налево, на улицу Савуа.

Весь Париж был наполнен камерами, полицейским ничего не стоило найти кого угодно, просто проследив его путь. Кого угодно, кроме Фероса. С ним эти правила не работали, он совершенно не пытался скрыть своё лицо. Он точно знал, что совершенно случайным образом все камеры на его пути, а возможно и во всём Моне[2] , будут выключены. Тем не менее, его осведомитель дал Феросу чётко выверенное расписание, которому Ферос неотступно следовал.

Улочка Савуа упиралась в улицу Гран Огюстен, но Ферос не стал сворачивать на мостовую. Он углубился во дворы – так возможность спрятаться от случайного попадания в объективы прохожих была намного выше. В первом же дворе, убедившись, что он один, Ферос снял с себя чёрную куртку и выбросил её в ближайшее мусорное ведро. Через час прохожие завалят её отходами, и никто никогда её больше не найдёт.

На Феросе осталась чёрная кофта с капюшоном. Так было проще добраться до пистолета. Он поправил чёрный баф на шее и такую же чёрную шапочку. Пока ещё рано было закрывать лицо, он не должен привлекать внимания до самого последнего момента. А тогда всё должно случиться очень быстро. Неожиданность – его главное оружие. Люди, захваченные врасплох каким-то событием, всегда дают сбивчивые и противоречивые показания.

Ферос прошёл мимо маленького отеля и пересёк улицу Дофин. Великолепное место для убийства! Здесь дома жались друг к другу вплотную, оставляя лишь маленькие арки для прохода. Между домами оставались крохотные проходы, тёмные и узкие, едва протиснуться человеку. Спрятавшись в тени высокого дома, Ферос скользил по стиснутым домами проулкам, которые то и дело пересекались друг с другом и оканчивались арками, пробитыми в самых неожиданных местах. В их расположении не было никакой логики. На этих проулках не было освещения. Затеряться в них было очень просто. Что-что, а парижские подворотни Ферос знал, как свои пять пальцев, чужак же заблудится в этом лабиринте за минуту. Очень удобно для таких, как Ферос, и ужасно неудобно для полицейских.

Ферос закоулками пробирался в сторону ресторана Boutary, он не хотел маячить раньше времени. Он ещё раз сверился с часами – Ферос подошёл к нему в точно назначенное время. Он подобрался к ресторану сзади, со стороны проезда Дофин. Забавно, на карте Парижа даже указывали места, где можно попасть во двор между плотно слепленными зданиями. Маленькие стрелочки, как указатели в компьютерной игре.

Ресторан Boutaryневозможно было не узнать. Красное пятнышко на бежевом фасаде стоящих в ряд домов. Всего два окна и дверь, обрамлённая ярко-красными панелями, и выведенное золотым название: «Boutary. Основан в 1888 году.» Больше нечего. Такое знаменитое место не нуждалось в помпезности. Его знали и так.

Ферос вынырнул из маленькой забранной решёткой арки, ведущей с пассажа Дофина на улицу Мазарин. Тело его напряглось до предела, адреналин бурлил в его крови, но движения оставались совершенно чёткими. Секунда, в которую Ферос принесёт смерть, была всё ближе и ближе.

Проходя через арку, Ферос натянул на нос баф и низко опустил на глаза чёрную шапочку, полностью скрывая своё лицо. Да, ни одна камера его не зафиксирует, но всё же пальба привлечёт внимание. Его могли увидеть и опознать люди. Пусть он выглядел, как самый обычный француз, и в его внешности не было ничего примечательного, всё-таки перестраховаться было никогда не лишне. Ферос низко опустил голову, скрывая капюшоном свой камуфляж от случайных прохожих. Он окончательно превратился в безликую чёрную тень.

Ферос медленно приблизился к окну ресторана и заглянул внутрь. Столик, заказанный Анри Дюпоном, находился на цокольном этаже. Это значительно упрощало Феросу задачу. Через частые деревянные жалюзи Ферос увидел его. Разряженный франт сидел за одним из столиков, держа в руке бокал, и что-то вещал с надменной рожей. Рядом с ним сидела выглаженная тощая девка раза в три младше него.

Ферос будто бы невзначай замешкался и огляделся. У него было окно в тридцать пять секунд. Ему нужно было лишь дождаться момента, когда между ним и путём к побегу никого не будет.

Девятнадцать, двадцать… «Давай, давай, пройди мимо поскорее», –беззвучно шептал Ферос. Двадцать пять, двадцать шесть. Наконец, единственный прохожий исчез с пути. Пора. Коротким движением Ферос достал из-под кофты пистолет с глушителем, твёрдой рукой он направил его на Дюпона и прицелился. Момент истины. Двадцать восемь, двадцать девять. И его сердце стучало в таки. Тук-тук-тук. Ферос выдохнул, дождался момента между ударами своего сердца и спустил курок. Стекло перед ним разлетелось, грохнул выстрел.

Но Ферос уже этого не видел. Он сорвался с места, как только пуля вылетела из ствола. Гильзу, конечно, найдут, но найти его по ней будет невозможно. Пролетев мимо чёрной витрины камерного театра, он, наплевав на знак, запрещающий вход днём и ночью, всем телом вышиб деревянную дверь в арку под значками «21» и «23». Даже удивительно, что в Париже двадцать первого века сохранились вот такие деревянные двери, которые можно было выбить ударом ноги.

Почему-то люди думают, что пистолет с глушителем на самом деле стреляет бесшумно. Чушь полная! Глушитель лишь делает выстрел тише орущей полицейской сирены. На безлюдной вечерней улице в тишине хлопок выстрела, звон разбитого стекла и визг перепуганной шлюхи Дюпона были очень даже заметны.

Пролетев через дверь, Ферос спрятал пистолет под кофту. За его спиной раздавались крики, но они становились тише с каждым его шагом. Какими-то невероятными проулками он выскочил на Эмпас де Невер. Эта улочка даже не была обозначена на карте. Именно то, что нужно Феросу. Он путал следы, хотя в этом переплетении улиц его не могли найти.

На всякий случай он нырнул в низкую дверь и попал в ещё более узкий проход. В нём не было ни души, что, впрочем, было совершенно неудивительно. Кривые стены парижских домов с этой стороны на цокольном этаже почти не имели окон, лишь глухие закрытые двери и маленькие слуховые окошки. Впрочем, даже здесь среди забранных решётками крошечных дверок каким-то образом затесался небольшой магазинчик дома моды. Закрытый, к счастью.

Чем ближе Ферос подходил к Сене, тем представительнее становились дома. Арка, выведшая его на набережную Гран Огюстен почти у самого Нового моста, вообще была произведением искусства. Ферос стащил шапочку и баф с лица и снова превратился в обычного уличного парня. Он усилием воли заставил себя замедлить дыхание и выйти на оживлённую улицу спокойно. Мимо него пролетели несколько полицейских машин.

Краем уха Ферос уловил топот за своей спиной. Проклятье! Кто-то всё-таки заметил, куда он побежал? Ферос, стараясь казаться спокойным и не оглядываться, пересёк проезжую часть. Увернувшись от двух велосипедистов, он подошёл к каменному заграждению, отделяющему верхний ярус набережной от нижнего. Обычный прохожий, решивший полюбоваться рекой. Справа от Фероса гудела трансформаторная будка, а слева на ограждении висел короб букиниста.

Он слышал топот и крики, доносящиеся из арки. Стены, почти превратившие проход в тоннель, заставляли любой звук резонировать и преображали любой шорох в громоподобный рёв. Это точно по его душу. Ферос бросил короткий взгляд по сторонам, а потом, опершись о заграждение, перемахнул через него и сверзился на нижний уровень.

Падать было не слишком далеко, метра три. Ферос приземлился, как кошка, на четыре лапы. Он тут же ступил под арку моста, лёг на мостовую и забился в густую тень. Он слышал, как на верхнем ярусе носятся люди, что-то кричат, как воет сирена. Ферос плотнее вжался в каменные плиты моста. В своей чёрной одежде он растворился в ночи.

«Я просто тень», – думал Ферос. «Я – просто бесплодная, безликая тень. Я – невидимка». Крики и шум погони начали отдаляться. Полиция явно рванула вдоль Сены, ожидая, что убийца будет улепётывать со всех ног или сядет в машину и постарается уехать. Напряжение начало понемногу отпускать Фероса. Сквозь рёв крови в его ушах начал прорываться плеск воды, звуки чьих-то голосов. Мимо него, не заметив, прошла парочка.

Феросу вдруг стало дико интересно, как живут те, кто никогда не убивал. Каково это – каждое утро вставать без страха и выходить на улицу? Жаловаться на звонок будильника, не ходить под пулями, мучиться над проблемой выбора ботинок… Целовать перед уходом на работу чуть располневшую жену, смотреть вечерние новости с ней и обсуждать прошедший день, в котором не было место смерти. Наверное, невообразимо скучно.

Ферос жаждал очутиться в такой жизни. Щёлкнув пальцами, заставить прошлое и настоящее исчезнуть и вдруг проснуться в тёплой постели, в которой спит его женщина, посапывая от неудобной позы. Проснуться, обнять её и уснуть снова, зная, что ему в ближайшие несколько часов никуда не надо.

Всё стихло. Даже крики зевак на набережной. Нижний уровень был безлюден. Ферос рискнул выбраться из своего укрытия и спокойным шагом пошёл в сторону моста Искусств, которым он нашёл неприметную мусорную урну. Он стащил с себя худи, баф и шапочку и свернул всё это узлом. Он сунул руку в урну и достал оттуда свёрнутое дорогое кашемировое пальто. Чёрное, естественно. Узел со своими вещами он сунул на его место.

Через пять минут на улицу Де Невер вышел респектабельный молодой мужчина в чёрном кашемировом пальто и зелёном кашне[3] . Молодой человек, почти насвистывая, шёл по улице в сторону Сены. Какая-то девушка даже бросила на него заинтересованный взгляд, и Ферос ей озорно подмигнул.

Он прошёлся немного, невзначай развернулся и туда, где визжали сирены полиции и скорой помощи. Через секунду мимо него на набережную вылетела противно завывающая и сверкающая всеми огнями скорая. Проехав метров двести, скорая замедлилась, выключила сирену и погасила проблесковый маячок. Пассажир больше никуда не спешил.

Ферос сжал зубы и опустил глаза.

[1]Бродяга, беспризорник (фр.)

[2]Район Парижа

[3]Cache-nez дословно означает «прячь нос».

Глава 6

Света бодро бежала по Битцевскому лесу. Теперь, спустя четыре недели тренировок, у неё уже не вызвало никаких трудностей добежать до этого леса, сделать крюк по утоптанным дорожкам и добежать обратно до дома.

Тело её снова обрело упругость, лишние килограммы ушли, кожа подтянулась и разгладилась. К Светиному удивлению, даже лицо будто помолодело. Света снова улыбалась своему отражению по утрам. Раньше она не верила расхожей фразе, что женщины хорошеют после развода, а теперь убедилась в этом сама.

Она искренне полюбила бегать. Это ощущение силы, свободы приносило какую-то пьянящую радость. Раньше Света и подумать не могла, что может преодолевать бегом такие расстояния. Она и не знала, что она может так плавать, так приседать и прыгать!

За этот месяц Света страстно полюбила спорт. Ей нравилось чувствовать контроль над своим телом, нравилось чувствовать налившиеся силой мускулы. Да и изменения, которые произошли с её телом благодаря этому спорту, её тоже очень радовали.

Ну и не только благодаря спорту. Светин холодильник снова стал пуст и чист, как в её юности. На её стол вернулись свежие овощи, которые Сашка считал несъедобной травой, фрукты, детская еда, и кефир, напиток для престарелых. Вместе с изменением рациона исчезла и статья расхода времени «на готовку».

Света снова начала помещаться в одежду, которую носила в университете. Она со свистом влетела во все свои любимые джинсы, во все любимые платья, которые рука не поднималась выкинуть. Теперь она с удовольствием ворошила свой старый гардероб, привезённый из Сашкиной квартиры в коробках, в которых он пролежал несколько лет.

Настроение день ото дня медленно, но верно ползло из низшей точки куда-то ввысь, к облакам и звёздам. Девчонки из «Гермеса» первыми заметили положительные изменения: Света снова стал улыбаться. В её глазах снова появился весёлый блеск.

Тася недавно искренне поздравила Свету с выходом из затяжной «грустинки», как она это назвала. Марат божился, что, не будь он так удачно женат, то он бы уж точно «ух-х-х-х!» На Свету снова, как из рога изобилия посыпались контракты. Мелкие, но всё-таки.