Восхождение в бездну

– Отец? – вновь повернулся к нему Император, глядя, как тот, шаркая, скидывает со своих ног шлёпки и босыми ногами опускается на камни лоджии. Стоило ему коснуться ступнями камня, как еле ощутимая дрожь прошла под ним и захватила присутствующих.

– Да, сын, я готов, – Геомант протянул открытую ладонь, ожидая от сына Ключ.

– Наши предки не дождались, но, уверен, видят нас, – Император вынул Ключ и вложил его в руку отца. Тяжёлое серебро увесисто легло в ладонь, и он сжал цилиндр крепкими пальцами, ощутив могущество этого предмета. С гравировкой правильного черепа Первого Императора Гало в вершине рукоятки и золотым венком всевластия. На обратной стороне, что считается дном, всё тот же правильный череп в чётко выдавленном наружу знамени Империи – это и является основой Ключа. – Создатель возложил сие деяние на мой век, а я доверяю тебе этот Ключ, отец.

– Сын, прекрати, я справлюсь, давно уже не маленький, – оборвал речь старик, слегка ворча на сына, и пошёл босиком вниз по лестнице.

– Конечно, отец… – Император проводил его взглядом и усмехнулся в спину. – А ведь спускаться будет долго.

В центр площади, почти в упор к кольцам, строем вышла добрая сотня полураздетых стражей. Вооружённые боевыми топорами и ростовыми щитами, при такой аномальной жаре они с тяжёлым оружием и без своих доспехов выглядят не совсем полноценно.

Тем не менее, стражи оцепили золотые кольца плотной стеной. Следом за ними из-под трибуны выбежали ещё две дюжины арбалетчиков. Они выстроились стеной позади оцепления, выдержав дистанцию прицельной стрельбы болтами до Врат, и замерли. Будто невидимый дирижёр раздаёт приказы, чётко и своевременно. Следом раздался синхронный бой барабанов, ритмичный и чёткий. На глади озера Копит появилась одинокая лодка, она медленно приближалась на двух вёслах к берегу. Площадь замерла в трепете ожидания её.

Лодка, наконец, причалила, и из неё вышли три женщины и трое мужчин, как и обещал Абаддон, держа в руках золотые шкатулки. Всё вокруг вновь взвыло бушующей радостью. Пройдя оцепление, рабы с подношениями поднялись по ступеням на помост. Искупавшись в бурных овациях, они спустились прямо вовнутрь, на платформу. Площадь погрязла в тишине, стало так тихо, что можно было слышать собственное дыхание.

– Жители и гости Империи Солнечного Гало! – вновь послышался голос Императора в рупоре. – Прошу приветствовать – мой отец, Фермилорд Твердыни Сигор, Геомант! – трибуны радостно закричали. На площадь вышел старый Фермилорд, он появился из арки под привилегированной трибуной и стремительно направился к Вратам. Даже с высоты лоджии видно, как бликует на солнечном свете Ключ Императора в руке старика. – Время плывёт по течению, оно берёт своё начало в забытых помыслах Создателя и упирается в настоящее. Как все люди должны благодарить безымянных прародителей прошлого, так и мы обязаны претерпеть настоящее, дабы пришедшие после нас продолжили великий труд. Так повествуют речи Первого Императора Гало, так повествует его наследие для нас. Человеку свойственно умирать, но частица его продолжит своё существование в помыслах потомков. Если он внёс свой вклад в великое дело, если он заложил великое дело, то он будет жить вечно. Величайшие моменты являются всего лишь кульминацией одной тщательно проработанной мысли. Долгий путь закончится здесь, на Центральной площади города Шеол, и этот день ознаменует начало Новой Эры – Эры Свершений! Мы все так долго ждали этого дня, наши родители ждали, и родители наших родителей ждали, и каждый оставил частичку себя. Знайте, они сегодня все здесь и смотрят на нас и так же с нетерпением ждут действия! – трибуны мирян воют в экстазе предвкушения, и Император это видит, ему не меньше всех хочется совершить действие и, наконец, поставить точку в этом томительном родовом наследии. – Мой отец удостоен сей чести открыть Врата. Так пусть Врата откроются!

Трибуны пуще взорвались рёвом, требуя действия, и отец Императора подошёл к пьедесталу вплотную. Стряхнув пыль с разъёма для Ключа, он с непоколебимым вниманием остановил свой взгляд на символе Империи. Глубоко вдавленный символ солнца с восемью заострёнными лучами выставлен до миллиметра ровно, так что череп Первого Императора Гало с возложенным венком власти в центре смотрит прямо в глаза смотрящему. Фер Геомант поднёс Ключ к скважине и ровно вставил его в пазы. Без малейшего люфта, он подошёл идеально. Свободную руку он возложил сверху, прикрыв собой правильный череп, и силой вдавил в пьедестал. Во Вратах что-то сдвинулось от нажатия и раздался короткий гул, который пронёсся в затаившейся тишине. Массы мирян на трибунах замолкли в оцепенении, их не меньше волнует, что будет дальше. Фер Геомант повернул Ключ по часовой стрелке на четверть оборота, и тот упёрся. Позолоченные кольца с грохотом сдвинулись с места и, сделав оборот, остановились. Старик тут же почувствовал в Ключе возможность повернуть его ещё на четверть, и он воспользовался этим. Кольца повернулись ещё и сделали это быстрее. Третий оборот предвещает движение, но к его моменту кольца неожиданно остановились, издав стальной грохот молота о наковальню.

– Что-то не так… – вполголоса промолвил Фер Геомант, пытаясь дальше повернуть Ключ, но он встал намертво. Его взгляд переметнулся на Врата, кольца, подёргиваясь, стучат, как полуденный колокол, и не продвигаются дальше. Старик разжал пальцы и отпустил Ключ. Закатав рукава, он босыми ногами очертил полукруг назад, сначала одной и тут же следом второй. Вокруг Врат земля задрожала, а Фер Геомант пальцами рук обхватил воздух, метафорически нащупывая основу позолоченных колец перед собой. Земля вздыбилась, трескаясь и рассыпаясь у подножья Врат. Старик потянул свои руки вверх, не меняя позицию пальцев, будто воздух с трудом пропускает их. Под Вратами со всех сторон из земли вылезли гигантские пальцы. Они так же обхватили Врата, как старик воздух в миниатюре. Скалясь от напряжения, он рванул свои кисти, вращая в сторону воздух, и гигантские пальцы повторили за ним. Позолоченные Врата захрустели и провернулись, а земляные пальцы тут же рассыпались клубами земли. – Ну вот, так гораздо лучше… – взбодрил себя Фер Геомант, и его слова будто подхватили трибуны, разнося бурными овациями. Ощутив одобряющий взгляд на себе сына, он поклонился в ответ, и всё вновь затихло. Когда он вернулся к пьедесталу, Ключ тут же легко поддался его власти, и он повернул его до упора.

Позолоченные кольца стали беспрепятственно вращаться, испуская лёгкий свист, с каждым оборотом набирая темп. Следующим этапом должно наступить погружение рабов, и правильность вращения колец не препятствует его осуществлению.

Взирая счастливыми глазами, рабы чувствуют себя важными, и теперь их жизнь наполнена смыслом, какой-то частью они даже приблизились к мирянам, что так яростно ратуют за их погружение. Платформа с ними прохрустела и начала погружаться вглубь Врат, от чего глаза рабов налились слезами счастья – теперь от них зависит так много. Платформа скрылась в глубине Врат, тем самым заставив всех замолчать и прислушиваться к тонкому свисту колец. Рабы исчезли из виду, и только Создатель знает, что видят они в полумраке глубины этих Врат. Но в утомительной тишине трибун раздался резкий треск платформы, что на мгновение перешёл в кроткий крик и продолжился всё тем же треском. Стражи вскинули топоры в боевом порядке, ожидая самого худшего, но и худшим нельзя назвать то, чего не ведаешь. Хруст механизма не заканчивался, и уже сам помост стал ходить ходуном. Кольца не останавливаются, а, наоборот, ускоряют своё вращение. Лязг золота перешёл в монотонный визг, который заглушил все остальные звуки: треск платформы, крик людей и ужас толпы. Визг достиг допустимого максимума и пропал, накрыв площадь глухой тишиной. Массы мирян на площади поднялись с мест, пытаясь заглянуть в бездонную дыру, но тщетно. Затаившаяся тишина взорвалась грохотом, и перемолотая платформа с рабами вернулась кровавым фаршем плоти, перемешанной с древесиной. Кровавое месиво накрыло ближайших зевак, а следом, разрывая глотку рёвом из Врат, как из ствола пушки, вырвался столб песка. Вращаясь по своему центру, он из самых недр вознёсся ввысь к самим облакам и там завис, образуя тучу. Темнея от корня, он продолжал расти до тех пор, пока не достиг своей кульминации, став абсолютно чёрным. Только после этого он на мгновение замер в небе и обрушился тоннами чёрного песка и пыли обратно на площадь. Накрыл весь Шеол разом – одним непрекращающимся потоком он поглотил под собой всё. Палящее солнце скрылось за тенью чёрной пыли. Тучи закрыли Шеол, не оставив надежду свету, погрузив в непроглядную тьму.

Жители и гости Империи Солнечного Гало, прикрывая лица от пыли, в панике бросились прочь с улиц как можно дальше от золотых Врат. Дышать стало невыносимо, и бегство для каждого стало смыслом выживания, превращаясь в смертельную давку, оставляя позади лишь трупы затоптанных братьев и сестёр, до которых никому больше нет дела: все просто бегут. Паника и стремление выжить выгнали практически всех из Шеол, оставив в его стенах только ужас последствий Открытия Врат.

Действие 6

Адма

Весна. Твердыня Адма. Приёмный зал. Вечер.

Империю Солнечного Гало окружают три Твердыни: Адма, Севоим и Сигор. Они как непреклонные защитники стоят, щитом и мечом разя врага.

Все три Твердыни построены одинаково, одинаково неприступно. Центральные башни Донжон[6 - Главная башня.] навалены слоями этажей, один за другим взгромоздившихся друг на друга. Каждый слой этого каменного пирога венчает два четырёхгранных обелиска – по одному со стороны центральной лестницы, что ведёт от подножья ворот Твердыни к самому верху, где располагается Приёмный зал Фермилорда. Она своей шириной может пропустить разом добрую дюжину гостей, причём если будут идти шеренгой.

Твердыня Адма особо прекрасна ранней весной. Снег местами ещё не сошёл, но тепло уже чувствуется. Она удалена, как и остальные две, на десяток километров от Цитадели Алькасаба-нок-Вирион, стоя особняком, обращенная передом на северо-запад. До завоевания Севера она являлась главной сдерживающей силой перед наступлением северян. Теперь же столица Севера, город Шеол, – всего лишь периферия и не более того.

На шпиле плоской крыши порывами ветра гордо реет знамя паладинов – две сомкнутые в молитве руки на фоне Солнечного Гало. Под ней – Приёмный зал, что занимает изнутри целый этаж. Ниже размещается зал не меньше по размеру, но изрытый выходами, входами и их перегородками – лабиринт перекрёстков. Именно здесь начинается десятикилометровый туннель до Цитадели Алькасаба-нок-Вирион – «Дорога чести». Ныряя под Центральную лестницу Твердыни, она потаённо тянется под землёй, определяя честь идущего в зависимости от его направления. Такие десятикилометровые «Дороги чести» соединяют все три Твердыни в центре Главного зала Цитадели Алькасаба-нок-Вирион. Здесь, в лабиринте перекрёстков, несут свой час караульные в составе двух дюжин мечников напрямую под управлением главнокомандующего паладина сэра Абигора, что чтится вторым после Фермилорда.

Спускаясь по Твердыне Адма, этажом ниже попадаем в Оплот паладинов, где стены усыпаны амбразурой для оборонительной стрельбы. Низкий потолок соединяется с полом участившимися толстыми колоннами так, что острые лучи амбразур скользят между ними. В центре стоит круглый стол, потёртый от локтей многих поколений паладинов. Вокруг него выставлены кресла с выразительными спинками, на каждой – отметка родового герба паладина, что неизменно из поколения в поколение передаётся от отца к сыну.

Этажами ниже находятся склады провианта, копи казны и оружейная, а на первом этаже, чуть глубже под землёй – главный колодец.

Главная стена – десять метров высотой и три метра шириной – венчана шестью бастионами. Два – на главном входе, и четыре – по периметру. Скованная неприступной стеной, Твердыня Адма непоколебимо защищает свой народ и его имущество.

Стройные гладкие колонны двумя рядами держат высокий потолок Приёмного зала башни Донжон-Элохим, на пьедестале которой, возложив золотую корону на голову, каменный трон по праву занимает Фермилорд Пророк Элохим. Своё прозвище он заслужил вещими прорицаниями, сложенными в многолетний опыт. Синий бархатный ковёр от входа ведёт прямо к его ногам, вежливо приглашая гостей. Преклонив колено, на бархатном ковре перед ним уже стоит его старший сын Люциан.

– Отец, у меня из головы не выходит город Шеол, – не поднимая взгляд, будто чувствуя за собой стыд, проговорил Люциан.

– Ни у кого не выходит, но мы пережили зиму и слава Создателю.

– Да, но я чувствую, что должен что-то предпринять.

– Предпринять? И чем ты можешь помочь умирающему городу, сын мой? – устало выдохнул слова Фермилорд. Его светлые глаза озарились синевой: сразу понятно, что они повидали многое. – Все умы Империи бьются над его проблемой. Я могу лишь признать одно: он проклят.

– Не знаю, отец, я не могу оставить всё так, как есть, хотя и очень хотел бы. Что-то внутри тянет туда вернуться.

– Я понимаю тебя, ты хочешь найти себя в этом мире так же, как и я. Я много лет назад искал смысл своей жизни, – Фермилорд чуть приподнялся в своём троне, словно уже засиделся. – И знаешь, сын, нашёл. Я нашёл свою истину, – Люциан вопросительно посмотрел на отца, ожидая объяснений. – Моё призвание – служить людям, дать им благо и хорошего бытия. Так же, как и твоё…

– Отец, я не уверен… – Люциан хотел было не согласиться с ним, но отец тут же осёк.

– Подожди и послушай меня, я здесь уже давно, дай мне договорить, – Фер Элохим встал с каменного трона и стал спускаться по ступеням пьедестала к сыну. – Ты ещё молод, горяч и ищешь приключений, но скоро ты начнёшь остывать, а к тому времени и я уже захочу на покой. Ты взойдёшь на престол Адма, и Донжон будет носить твоё имя, ты будешь править всеми этими землями и людьми, будешь решать судьбы тысяч – вот это настоящий подвиг, а не самопожертвование ради мифического чувства, – он подошёл к сыну и положил ему руку на плечо так по-доброму, что на его морщинистом лице появилась улыбка. – А завтра, сын мой, мы с тобой отправимся в столицу Алькасаба-нок-Вирион. Тебе надо развеяться, тем более я видел, как ты смотрел на дочь Императора Лилит, – его глаза мечтательно взлетели в потолок. – Если у тебя всё получится с ней, то ты в скором будущем станешь не просто Фером Донжон-Люцим, а Императором, – Фер Элохим вернул взгляд на Люциана и хитро прищурился. – Тем паче, у Вириона наследников нет.

– Отец, конечно, всё это звучит воодушевляюще, вот только мне что-то не очень хочется веселиться. У меня перед глазами всё ещё эти передавленные люди Шеол.

– Сын мой, мои слова не обсуждаются. Как я сказал, так и будет до тех пор, пока моё имя венчает Донжон.

– У тебя есть Михаил и Гавриил, может, это предназначение кого-то из них?

– Глупец! – Фер Элохим силой сжал Люциану плечо, стараясь болью донести ему свои слова, но под домино у молодого паладина скрывается немалая мышечная масса. – Тебе они братья, но бастарды для всех остальных. Им нет пути на каменный трон Твердыни, им не суждено занять моё место, и, видно, жаль. Род у них не тот… – он вскинул руку, не раздавив плечо сыну, и поднялся обратно на пьедестал. – Моё проклятье: стоит жене подарить мне сына, как Создатель забирает её, – отец встал полубоком к сыну, а его веки задрожали. – Так и ушли от меня их матери, и твоя мать покинула меня, ты знаешь это, и прошу впредь не забывать.

– Император может исправить традицию щелчком пальцев и своей подписью в указе…

– Нет! – нахмурился старый Фермилорд и вскинул руки, услышав абсурд из уст сына, но через мгновение одумался. – Да, так стань Императором, всё тебе пророчит и сулит это…

– Да, отец, – произнёс Люциан, но не столько чтобы ответить уговорам отца, сколько чтобы закончить диалог до начала конфликта.

– Посмотри, сын, – Фер Элохим указал пальцем на изголовье каменного трона. – Что там написано?

– «Мой путь праведный, и ступаю тропой веры к Тебе», – даже не глядя, произнёс написанное Люциан, так как знал лозунг паладинов наизусть ещё с самых ранних лет.

– А что написано на твоём молоте?

– То же самое.

– А на моём молоте? Что на нём написано?

– Так же, – вполголоса ответил Люциан, продолжая прятать глаза.

– Что? – Фер Элохим уже сам почувствовал, что перегибает палку со своими нравоучениями, но не может остановиться. – Я тебя не слышу…

– «Мой путь праведный, и ступаю тропой веры к Тебе».

– Верно. Это написано на каждом боевом молоте каждого паладина. Вот только знаешь ли, что это значит?

– Да, отец.