Звуки улицы тут же переключили Милу на новую волну и дали ей столь желанную и недостижимую ранее передышку.
Она словно выбралась из какой-то тёмной пещеры на волю: здесь всё было жизнью – бурлящей, цветущей и звучащей!
Птички чирикали про свободу.
Ветер шевелил верхушки деревьев про высоту.
Машины, пусть не так отчетливо, как ночью, но тоже напоминали: «Ших-Ших, жив-жив».
Стук собственных каблуков им поддакивал.
А детский смех на просторах парка веселил и убеждал, что конца у жизни нет.
Подставив лицо ветру и солнцу, вобрав в себя, как губка, все эти живительные звуки, Мила вновь почувствовала себя лёгкой и даже счастливой – она словно сбросила в омут непрестанно движущегося пространства свою боль и тяжесть, и они там растворились, рассыпались на миллионы частиц и вернулись к Миле созидательными звуками.
Парочка молодых родителей с годовалым карапузом вернула Милу к Максу, но уже совсем с другими воспоминаниями.
Когда-то еще в далёкой юности они лишь фантазировали на тему брака и любили представлять, какая у них может быть семейная жизнь. Насмотревшись зарубежных фильмов, они репетировали взаимные клятвы – может где-то даже сохранился клочок бумаги, на котором они по очереди записывали свои варианты – и вот среди этих почти детских клятв:
любить друг друга, даже если или когда будут ненавидеть,
не убегать друг от друга, даже если или когда будет очень сложно —
была и клятва:
говорить друг другу правду, даже если или когда эта правда может ранить…
«Даёт ли этот пункт мне право узнать правду Макса, которую он от меня спрятал наверняка потому, что она может причинить мне боль?» – снова вспомнив свою дилемму с «исповедью», задумалась Мила.
– Макс нарушил обещание «не убегать», а я размышляю, подходит ли ситуация с нечаянно найденным, спрятанным от меня текстом, под обязательство про правду?! – приближаясь к истерике, подумала Мила, идя вдоль дороги, на которой машины терпеливо и не очень стояли в ожидании зелёного светофора.
Из открытого окна одной из машин доносились звуки музыки – давнишней песни Пугачевой «Не отрекаются любя».
Мила остановилась, прислушалась – по телу побежали мурашки, в душе запорхали бабочки:
«Как же я его люблю, как же я по нему скучаю… Как же важно мне его дождаться – дождаться и встретить не упреками и вопросами, а объятиями и своими ответами: почему поменялась, почему стала такой невнимательной и глухой…»
Светофор уже давно горел зелёным, машина с неожиданной подсказкой уже давно умчалась по своим делам, а Мила все стояла на обочине и наслаждалась вернувшимся к ней, затопившим всю её душу, таким забытым и таким знакомым ощущением любви.
И тут же в голове всплыла давным-давно найденная и бережно сохранённая в сознании Милы фраза: «Если кто-то один из двоих уходит, то другому стоит просто ждать, чтобы тому, кто ушёл, было к кому вернуться».
«Красиво, – возвращаясь в офис и в мир своих мыслей, подумала Мила, – но сейчас в этих словах для меня столько условностей – а что, если тот, кто ушел, не вернётся, а что, если тому, кто остался, было нужно, чтобы его оставили и совсем не для того, чтобы снова встретиться?..
На свете восемь миллиардов людей – зачем ждать того, кто захотел от тебя уйти?
Почему нам кажется, что мы будем счастливы только с кем-то, кого мы выбрали когда-то?…» – вопросы, как тараканы из щелей, заполонили Милино пространство, выталкивая из него бабочек и мурашек.
«Нет, – Мила остановила тараканов и себя, – сейчас мне необходимо понять лишь какие мои поступки или их отсутствие привели к тому, что Макс ушёл, а уж потом…»
Из-за угла сознания послышался провоцирующий шёпот оставшегося таракана:
«Но ты же не одна – в паре вас двое, значит, и ответственность – на двоих, и чтобы понять причину случившегося, надо знать мотивы обоих. Свои ищи, копай, а мотивы Макса наверняка есть в его тайном тексте, и ты их можешь узнать, чтобы понять вас двоих и, возможно, даже помочь вам обоим», – Мила чувствовала, как снова погружается во тьму своих страхов и неопределённостей.
«Может, взять и выкинуть компьютер одним махом, чтобы убрать соблазн, или отдать его Вале – придумать, что она там что-то натыкала и он снова завис… Пусть заберёт его себе, – при мысли о Валентине ей стало как-то совсем неловко и Мила отказалась от этой идеи.
– Сейчас мне нужно понять себя одну и понять себя в паре с Максом – интересно, это два разных человека или один и тот же?»
Мила уже сидела в офисе.
На неё глядел чёрный экран её компьютера.
Мила смотрела на свое еле заметное отражение в нём.
Удивительно, как устроено: человек сам себя не видит – для этого ему необходим посредник – гладкая поверхность зеркала или другой человек. Иначе ведь никак – только отражаясь в чём-то или ком-то, мы видим самих себя.
Но ещё более удивительно то, что как только мы приближаемся к своему отражению в другом, мы забываем, что это – наше отражение. Нам начинает казаться, что все изъяны, которые мы вдруг разглядели – это не мы, – это якобы всё в том, кто отражает. Либо зеркало нам кажется кривым, либо человек, что нас отразил, кажется если не плохим, то уж точно не подходящим, и мы готовы пуститься на поиски нового «зеркала», даже не подумав, что любое другое зеркало в прямом и переносном смысле будет отражать одно и то же – нас самих.
Влюблённость даёт нам возможность приукрасить и самих себя, и свои отражения.
Любовь же обнажает и соединяет – ты больше не можешь укрыться от своего отражения, даже если оно тебе вдруг перестает нравиться. И у тебя по сути остается два пути – принять то, что видишь, как прекрасное, благословенное и жить счастливо с радостью и благодарностью, развиваясь и меняясь сначала внутри себя, затем в отражении, или возненавидеть отражение и обречь себя и того, кто тебя отражает, на страдание.
Мила видела немало таких пар, которые страдали, стараясь друг друга не замечать, либо постоянно выливали свою ненависть через конфликты – от ссоры по поводу немытой чашки до обвинения в измене… Но суть оставалась прежней – вы все также смотрите на самих себя и вините зеркало за несовершенство.
Получается, вечная книга права: «Полюби ближнего своего как самого себя».
И полюби – в значении действия – заботься, понимай, принимай, береги, уделяй время, оказывай внимание, проявляй доброту, дари, благодари, балуй, обнимай, целуй…
И не ожидай от другого того, чего нет в тебе.
Мила вдруг вспомнила свою истерику перед зеркалом, в котором она себя не увидела – отражающаяся там старая грустная безжизненная тетка ей не только не понравилась, а вообще показалась незнакомой. Мила не протянула ей руку, Мила от неё отвернулась и ушла, как и Макс…
Хочешь вернуть Макса, верни себя саму.
3.4 Формула дружбы
«Как же все сложно в этих любовных отношениях – то ли дело дружба – вот если бы это была «исповедь» Зои или даже Лили, можно было бы не взвешивать, и просто взять и читать. Ведь мы договорились – всё, что может быть использовано для помощи, должно быть и использовано, даже с риском кого-то обидеть, – Милины мысли вышли на новый виток.
– В любви словно появляется какая-то другая нота, какие-то другие ожидания – в любви мы становимся ближе, но в то же время и опаснее, что ли, друг для друга. То, что было возможно простить в дружбе, в любви становится кинжалом, способным разорвать в клочья связывающие нас сосуды, – Милина жизнь продолжала двигаться без неё, а сама Мила продолжала размышлять. Она уже вернулась с работы домой, уже вроде расслабилась и замедлилась. Сама Мила, возможно, но не её мысли – они продолжали свою упорную работу, —
от кого больше зависит чувствительность любви – оба погружаются в эту небезопасную пучину или достаточно лишь одного участника любовной истории-истерии?
Возможно ли сохранить лёгкость дружбы в соединительных тканях любви или эта небезопасная вовлечённость и делает любовь любовью?..
Вы ознакомились с фрагментом книги.
Приобретайте полный текст книги у нашего партнера: