Служили два товарища. Сказания, размышления, наблюдения

Дальше происходил концерт для зрителей в исполнении немого дуэта – взбешенной лошади и юного всадника.

Один из участников этого шоу, ощутив на своей спине чужеродное тело, начинал выделывать всевозможные кренделя: то скачет в бешеном темпе, то останавливается как вкопанный; встает на «дыбки», вскидывает задом, извиваясь, ничуть не хуже змеи, вокруг своей оси.

Несясь по заданному кругу, ошарашенная и вконец одурманенная лошадь, могла нежданно-негаданно прыгнуть в сторону, а затем, опираясь на передние ноги, сделать серию выпадов задних ног. В общем, она пытается сделать все для того, чтобы скинуть с себя ненавистного седока.

Так мы начинали новое, захватывающее дух, неизведанное дело. Были ошибки, были просчеты, были перегибы, но не было боязни – физического страха, и ощущения того, что мы занимаемся пустым делом.

За год с небольшим, мы настолько поднаторели в этом искусстве, что взрослые мужики стали уважительно обращаться к нам по имени и подавать при встрече руку. Это был наш час, ставший апогеем наших добрых и полезных для селян деяний.

Когда мы обуздали Смуглянку, очередную жертву, то по обыкновению начали ее подвергать нашим испытаниям, по известному сценарию. Около нас все крутился Юлька Дармаев. Хотя он и был моложе нас всего на два года, но мы его не считали ровней.

Мы, ребята бывалые, уже не суетились, все делали по-мужицки, не торопясь и основательно. Наш опыт к тому времени исчислялся десятком обученных и объезженных молодых жеребчиков и кобылиц.

Когда, по нашим правилам, пришла пора запрыгивать на спину Смуглянке, мы не торопились, а всё переговаривались между собой, пытаясь предугадать, как на этот раз поведет себя этот «дичок».

Мы не торопились, потому как знали, что и не «таким мы укорачивали норов». Заставить трепещущую, подрагивающую всем телом трехлетнюю кобылицу, исполнять нашу волю – это лишь дело времени.

Поэтому, приблизившись на безопасное расстояние, мой друг Аркашка совершенно не испытывал страха, вёл себя спокойно, ничуть не испугавшись, налитых кровью глаз и пены, исходящей из храпящего зева.

Он пытался лишь коснуться рукой ее морды, нечёсаной гривы с тем, чтобы погладить, успокоить нервно поводящую ноздрями и вздрагивающую лошадь, а затем, усыпив бдительность, в мгновение ока оказаться на ее спине.

В это время, Юлька все мешался под ногами и, улучив момент, изрек:

– Ну, давай, Арканя, рискай!

Никто, естественно, поначалу не понял, что такого мудрого сказал Юлька – не до него. Ведь как бы мы не петушились друг перед дружкой, но каждый необъезженный конь вел себя непредсказуемо. Мы это знали и держали ухо востро.

Все обошлось и на этот раз. Молодой ездок на коне, а смирившийся конь под ним и в полной его власти! Лишь спустя определенное время, когда несколько поутих накал страстей, мы вспомнили про Юльку.

Хохот стоял невообразимый. Смеялись все, отчасти после перенесенного напряжения, отчасти после хорошо выполненной работы, которая, как известно, приносит душевное умиротворение.

– «Рискай» ты наш «рискай» – так каждый из нас хлопал Юльку по плечу и смеялся тем самым незлобивым и беззаботным смехом, коим я хотел бы посмеяться и поныне.

Служба в вооруженных силах СА

Вовка Лобанов

Вовка Лобанов, как отличник боевой и политической подготовки входил в состав комсомольского бюро нашей части.

Какими уж великими делами они там занимались на своих заседаниях, но он частенько, даже с некоторым удовольствием, отлучался по комсомольским делам.

Хотя он в то время был уже махровым дембелем и никто, включая командира подразделения, не мог его заставить посещать эти посиделки, но Вовка никогда не пропускал знаковых событий из комсомольской жизни.

Мы с Вовкой сдружились еще с учебки, с самых первых дней солдатской службы. Оба мы были из одной области, оба ушли в Армию, будучи учащимися техникумов, и было нам обоим по 18 лет.

И оба же питали неуемную жажду к наукам и всегда мечтали о том светлом дне, когда мы станем студентами вузов.

Как сошлись мы на этой почве, на почве схожих взглядов на многие события окружающей жизни, так и прослужили в тесной дружбе, рука об руку до самого заветного дня – дембеля.

В отличие от меня, Вовка был немножко замкнутым человеком. Он не водил дружбу со всеми, а был очень избирательным.

Если я чувствовал себя вполне комфортно в разных кружках солдатских компаний, то Вовка, кроме меня ни с кем особо не состоял в близких, дружеских отношениях.

Хотя назвать его букой не повернется язык. Был он одинаково ровен в отношениях со всеми, не делая никаких шагов к тому, чтобы сдружиться с другими ребятами.

Были разные ребята в нашем взводе, с разными характерами, разных национальностей и с разным уровнем подготовки по военной специальности.

Были мы механиками-водителями и любовь к технике должна бы быть заложена в нас изначально.

Однако, я вовсе не тяготел к технике, а Вовка мог очень обстоятельно и толково рассказывать мне, как своему другу обо всех тонкостях их боевой машины.

Служили с нами во взводе «два товарища», одного звали Бобик, а другого Мазулька. Вот уж кто любил возиться с железяками – так эти двое.

С головою, в прямом смысле, залезут в технику и будут днями и ночами воодушевленно ковыряться во внутренностях всего того, что должно двигаться на собственном ходу.

От того и прозвали одного их них Мазулькой, потому как он был вечно измазанным в мазуте по самое не могу.

Хорошо бы, если он таким чумазым ходил в «молодые годы», так нет же – таким же грязнулей и дослужил до самого дембеля.

В общем, вечно грязный, неопрятный и дурно пахнущий Суздаль – «это фамилие такое», одним словом, Мазулька. Но зато в технике – Бог.

Не было в части механизмов, которые бы он не заставил завестись, на пару с Бобиком. Оба оголтелые фанатики инженерной мысли.

Как ни странно, при всей их осведомленности и приверженности к тому, что движется с грозным рыком, они не умели об этом толково объяснить, как бы мы ни провоцировали их.

Вовка же Лобанов, в отличие от них, никогда не пытался делать что-то руками. Он был в известной степени теоретиком. Но зато все, что делали Бобик с Мазулькой руками, он мог мастерски изложить словами.

Я всегда восторгался своим другом и мог его слушать часами и неизменно задавал ему, на протяжении всей службы, один и тот же вопрос:

– Вован, откуда ты все так хорошо знаешь технику, ты же вроде учился на зоотехника, а не механика?

Вовка, польщенный вниманием друга, становился еще красноречивее и обычно продолжал свой технический ликбез с еще большим упоением.

Как то погожим днем, ближе к вечеру, он пришел с очередного комсомольского собрания и поделился со мной сногсшибательной новостью.

У него не было простых новостей. Что ни новость, то обязательно сногсшибательная, обалденная, умопомрачительная…

Там же, в Армии, я от него впервые услышал об офигенном фильме, на просмотре, которого он присутствовал в Доме офицеров.

Я в тот день заступил в наряд по караульной службе и по этой причине, естественно, не мог вместе с ним культурно отдохнуть, сходить в кино.

Вовка с нетерпением ждал своего друга, когда тот вернется в расположение роты, чтобы тут же поделиться своей невидалью.

Наконец, вечером после прихода с караулки я, сдав оружие, с удовольствием до хруста размяв свои кости, отправился вместе с ротой на ужин.

А у Вовки глаза блестели, як у нашкодившего кота, все порывался поговорить со мной, но никак не мог выбрать подходящего, на его взгляд, момента.

У меня в друзьях ходила большая половина казармы, поэтому мне нужно было пообщаться и с теми, и с этими, да еще и в спортивном уголке покачать мышцы.