Чик, и всё!

Чик, и всё!
Агапий Тихонов

Обычная утренняя история. Обычные сборы на работу. Обычные детские капризы. Обычная ругань… Как по шаблону… И тут в дело вступает папа. Все сразу становится необычным…

В оформлении обложки использована фотография

http://mamamidetkam.ru/uploads/posts/2013-04/1365092687_otcovskie-obyatiya.jpg

ЧИК, И ВСЁ!

«Если мужик не может погладить себе рубашку, то какой же он тогда мужик, – с энтузиазмом подумал я и решительно взялся за утюг. – В командировке, там, или ещё в какой ситуации… Мало ли, что бывает».

Руки привычно раскинули сорочку на гладильной доске, и пыхающая паром горячая сталь заскользила по мятой ткани. Ну, а теперь стрелочки на рукавах, так… Гм-м, что-то многовато стрелочек для одного рукава получилось, ну да ладно – две не три. Да и под пиджаком не видно будет. Главное, чтобы спереди было всё ровненько.

– Я не хочу кушать, – донёсся с кухни капризный детский голос,– я не люблю кушать!

Доченька! Вьёт из мамы веревки с утра.

– Хочешь, не хочешь, а покушать надо, – голос жены уже срывался в истерику. – Тебе расти надо. Как же ты вырастешь, если не будешь питаться?!

– А я не хочу питаться! Я не люблю питаться!

Обычная утренняя история. Я почувствовал, как где-то в груди противным змеиным клубком зашевелилось раздражение. Так, глубокий вдох, и медленно считаем до десяти. Раз… Два…

– Не будешь есть, заболеешь, попадёшь в больницу, я с тобой сидеть не буду… – бескомпромиссно заявила жена.

…Четыре… Пять… Можно подумать, это имеет какое-нибудь значение для четырехлётней девочки. Шесть… И сидеть всё равно будешь. Семь… Ежу понятно, что настоящая причина утреннего скандала не в отсутствии аппетита. Во-первых, дочь не выспалась. Как мы вчера ни грозили, как ни ругали, малышка уснула только в первом часу ночи. Ну а во-вторых, какого рожна надо было ей с самого утра сообщать, что сегодня нужно брать кровь из вены. Естественно, как только ребёнок узнал, что его ожидает, так и началось.

О-па-па!.. Это ж надо! – перегретый утюг, скользивший до этого, как конькобежец, вдруг споткнулся на ровном месте и проехал ещё сантиметров пять, собирая ткань в маленькие складочки. Эту гофру потом хрен разгладишь. Вот дьявол, рубашку завалил. Самую новую. И самую дорогую! И самую чистую, то есть единственную чистую, – я с грохотом водрузил утюг на место, ощущая, как раздражение толчками выплёскивается из груди и волнами неконтролируемой агрессии захлёстывает меня с головой. Восемь, твою мать… Девять…

– Я вообще ничего есть не буду, – уже в полный голос выла дочь. – И я не хочу кровь из вены! Это больно будет.

– Давай скорее, тётя доктор тебя уже ждёт! Хоть чай выпей, а то папа услышит и тебя накажет, в угол поставит…

Конечно! Это папа хорошо умеет – детей тиранить, – уже почти не контролируя себя, я в сердцах швырнул не доглаженную рубашку на пол, и с тихим рыком бросился на кухню. Сейчас я вам там устрою кровавое насилие. Всем.

Десять! Кто не спрятался, я не виноват!

Плохая была идея избить ребёнка с утра пораньше. Вернее, идея-то, может быть, и правильная, вот только реализация, как всегда, подкачала. Я влетел на кухню подобно священному ветру Камикадзе. Бешено вращая глазами и весь находясь во власти праведного гнева, я был страшен, как оскорблённый Один. Пред мысленным взором проносились картины расправы одна страшней другой. Костяшки пальцев (сжатых в кулак) побелели и как-то нехорошо похрустывали.

Диспозиция на кухне напоминала немую сцену из известной пьесы, только персонажей поменьше. Дочка за столом. Жена грозно нависла над ней. Кошка жмётся под батареей. И все замерли, глядя на меня. Единственные живые пятна на статичном фоне – огромные заплаканные детские глаза, карие и влажные, как торфяные озера. Они смотрели на меня с такой непосредственностью и доверчивостью, как бы говоря – ты же не тронешь меня, папа?

Боже мой! И эти глаза я только что собирался бить по попе? Да кто я после этого? Зверь! Животное! Ирод! Решил устроить избиение младенцев вифлеемских! Мой запал куда-то быстро испарился, впрочем, как и желание ругаться. Отстранив жену, я опустился на корточки рядом с дочерью.

– Ну что же ты плачешь, малышка,– спросил я как можно ласковей и погладил её по голове.

– Папа… пап… я не хочу кушать! – она уже кокетничала со мной, растягивая слова и закатывая заплаканные глазки.

Объясните мне, пожалуйста, кто учит детей ТАК смотреть? А?!

– Не хочешь – не кушай. Давай поговорим.

– Давай…

–Почему ты капризничаешь? – я продолжал гладить её по щеке, вытирая слёзы большим пальцем.

– Папа, ты знаешь, пап… Я боюсь кровь из вены.

– Ну что ты, доченька, тетя доктор она же добрая, она тебя не обидит.

– А я всё равно боюсь тетю-доктора!

Так, похоже, мне уже морочат голову. Ох уж мне эти женщины, что большие, что маленькие.

– Давай решим так. Я расскажу тебе историю. Ты её послушаешь, а потом поешь, и будем быстренько собираться, а то мы с мамой можем на работу опоздать.

– Давай! А про что ты мне расскажешь?

А расскажу я тебе, доченька, как берут кровку из пальчика. Ты же из пальчика не боишься? Ну вот и славненько.

Так вот, слушай. Толстая обрюзгшая тётенька доктор, с жидкой химией на голове и накрашенными зелеными тенями глазками с противненьким резиновым скрипом надевает стерильные перчаточки. А ты в этот момент судорожно растираешь замерзшие пальчики чтобы кровка легче вытекала. Вот она хватает тебя за руку, в прикосновениях резиновых рук кажется нет ничего человеческого, и тянет к себе оставляя следы талька на посиневшей от напряжения руке. Тут ты начинаешь понимать что сейчас будет боль… Только не знаешь – через секунду или через десять… И начинается ожидание… Нет ничего страшнее в этом мире, чем ожидание боли… А тетка со спокойствием заправского садиста долго брякает железками в эмалированной ванночке выбирая самую острую и наименее ржавую бритвочку. А вот и груша со стеклянной трубочкой на конце, которая через несколько секунд присосется к ране и будет жадно впитывать выступающую кровь.

Я замолчал, довольный собой. После такого рассказа аппетит у ребёнка должен появиться наверняка.

– Ну, давай, дочка, я тебе рассказал историю, как мы договорились, а теперь давай кушай. А то тётя-доктор того и гляди очнётся. Да и мама уже устала её держать. Ну что же ты медлишь, малышка? Ты уже большая и кусать должна сама, а не только сосать, как лялька какая-нибудь! Это же так легко, смотри, как мама: выпускаешь зубки, и за шейку – чик, и всё!