Отклонения

Отклонения
Агния Белотур

Начитавшись книг о маньяках-убийцах, молодой парень начинает подозревать, что с ним самим что-то не так. Выезд на природу в удаленную загородную гостиницу для участия в десятидневном курсе групповой психотерапии, как и было заявлено, позволяет ему разобраться в себе, вот только стоило ли оно того.

Агния Белотур

Отклонения

Глава 1

Меня назвали Дэвид. Это имя приходит ко мне по электронке в письме с остальными инструкциями. Приходит тогда, когда в моем котелке, который голова, много чего варится. Мы толком не обсуждали это с матерью, в смысле, эту поездку в Богом забытый поселок с полувымершим населением, поэтому я удивлен. Хотя и не особенно. У матери в привычке принимать решения за меня, причем в полной уверенности, что мы это обговаривали, и я сам предложил.

В общем, в письме мне настоятельно предлагается уехать на десять дней, то есть провести большую часть институтских зимних каникул, поправляя свое психическое здоровье в окружении природы и таких же поехавших крышей неудачников, как я сам, конечно, под присмотром специалиста. На счет вменяемости последнего я не уверен, хотя зашел на сайт отзывов и прочел много чего хвалебного в его адрес и в адрес его авторской методики.

От словосочетания “авторская методика” у меня дергается глаз. Значит, это может быть, что угодно, и мне никак к этой фантасмагории не подготовиться. Но ладно уж, все равно поеду. Иначе мать с меня живого не слезет.

Пока еду в такси, разглядывая унылый серо-белый пейзаж за окном с вкраплениями чужих домов и чужих жизней, размышляю, о чем стоит говорить в группе, а о чем стоит умолчать. В группе психологической помощи – так именуется предложенное мне коллективное мероприятие. Имеет ли смысл поделиться там моей маленькой насущной проблемкой или лучше просто отсидеть десятидневный срок, как можно меньше отсвечивая? В конце концов, прихожу к выводу, что такими проблемами, как у меня, делиться опасно и чревато нежелательными последствиями, так что буду держать язык за зубами. Но что-то сказать все равно придется, хотя бы объяснить, зачем я присоединился к группе. Признаться, что меня записала сюда мать?

Ну да, у здорового лба проблемы с мамочкой – смешно и банально, но, в принципе, может сойти за правду. На это и буду напирать. Семейные проблемы, недопонимание, разрыв поколений, чрезмерная опека. Все лучше, чем выдать, что отчаянно боюсь, что в один прекрасный момент просто сорвусь и кого-нибудь убью.

Не просто убью, а то можно подумать, что я буйный и убью кого-нибудь случайно. Нет, я буду делать это намеренно долго и сладострастно, наслаждаясь каждым мгновением предсмертной агонии, своей властью над беспомощной и обезличенной жертвой. Так делали сотни героев потрепанных книг, которыми уставлена моя комната. Фикшн и тру-крайм про серийных убийц и маньяков – я собираю все. Нехудожественное изложение “подвигов” настоящих преступников мне нравится даже больше. Хотя описание самых главных их деяний там обычно дается сухо и сдержанно, это подстегивает мое воображение еще сильнее, чем красочное, но выдуманное и вылизанное повествование в художественной литературе.

Может быть, именно из-за этих книг у меня самого потихоньку едет крыша? А может, это моя врожденная глубинная сущность таким образом ищет себе волю и пищу? Достаточно ли мне просто прекратить кормить своего внутреннего зверя, чтобы он захирел и, наконец, издох?

Склоняюсь к этой мысли, однако на данном этапе я просто не готов отказаться полностью от того единственного, что доставляет мне истинное удовольствие. Наоборот, мне хочется большего.

Все эти рассуждения помогают мне скоротать долгую дорогу, и вот я уже и на месте. Вываливаюсь из такси прямо в снег, который тут же радостно заполняет вакантное место между штаниной и лодыжкой. До расчищенной дорожки всего несколько шагов, несколько ледяных и мокрых шагов, которые я делаю быстро и уверенно. Дальше уверенность расходится со мной путями. Надо мною хмурое серое небо, позади голых деревьев за решеткой из веток стоит угрюмое серое здание – скорее всего цель моего путешествия, и мне отчаянно хочется домой.

До здания, наверное, метров сто по все той же расчищенной дорожке, и мне ничего другого не остается, как идти по ней. Какая-то прямо нехорошая метафора моей жизни. Нехотя переступая ногами, я дохожу где-то до половины пути, как прямо передо мной на дорожку выскакивает белый заяц. Смешной такой: с худыми ногами, плотненьким пушистым тельцем и длинными ушами торчком. Пару секунд он вызывающе смотрит не меня, а потом вдруг дает стрекоча в правую от меня сторону. Посмотрев в том направлении, я замечаю тропинку, ответвляющуюся от прямой дороги. Там прошло, похоже, всего пара человек, но я чувствую, что и мне туда надо. В смысле, почему бы не разведать местность, оттянув немного столь нежелательный контакт с остальной группой?

Да, ботинки у меня низкие, пижонистые и совсем не для хождения по сугробам, а я все равно лезу не пойми куда. Поругав себя за это, иду по плохо утоптанной узкой тропке и, к счастью, довольно скоро выхожу к совсем маленькому прудику, похожему на большую замерзшую лужу. Живописным его никак не назовешь и совсем неясно, зачем кому-то пришло в голову торить сюда тропу по довольно глубокому снегу.

Все же я дохожу до самого конца этой тропы, к пруду и немного вдоль его края – вот настолько я не хочу идти, куда мне следует. И вдруг замечаю ее, то есть нечто почти невозможное, немыслимое быть увиденным здесь! Девушку. Голую. Замерзшую, точнее вмерзшую в лед.

Она лежит на спине, серая, окоченевшая, руки сложены так, будто она, пытаясь хоть чуть-чуть согреться, тянется обнять себя ими или прикрыться. Во многих местах молодая гладкая кожа жестоко вспорота ножом или каким-то другим острым инструментом. Глубокие раны. На запястьях и лодыжках борозды от связывания. На шее осталась поблескивающая золотая цепочка. Волосы выглядят странно, похожи на старую мочалку, они клоками торчат из-подо льда. Глаза девушки открыты…выражение лица озадаченное, словно она встретила самую большую загадку, возможную в жизни – свою смерть. То есть она совершенно точно мертва, но есть ощущение, что дух ее еще не покинул и бродит в удивлении рядом.

Я опускаюсь на корточки, не выдержав нахлынувших на меня эмоций. Голова начинает судорожно соображать, откуда эта девушка могла тут взяться, но вдруг… Что я? Где я?

Я сажусь в кровати, удивленный, возбужденный и, наконец, обескураженный. Все оказалось сном, длинный путь в машине еще мне только предстоит, и нет никакой мертвой девушки в пруду. Может так статься, мне вообще не придется никуда ехать и то письмо с приглашением мне тоже приснилось?

Окрыленный таким предположением, вскакиваю и быстро провожу все обычные утренние процедуры, чтобы не опоздать к завтраку. Он у нас всегда проходит ровно с семи часов за овальным полированным столом возле окна в зимний сад. Точно ко времени стол накрывает наша домработница Маргарита, доставая из серванта фарфоровый сервиз. Все чинно благородно, будто мы “графья” какие-то.

Тявкнув “доброе утро”, я падаю на стул напротив матери. Маргарита чуть ли не в эту же секунду ставит передо мной чашку со сваренным в турке кофе. То есть я как раз вовремя. Но мать, оторвав взгляд от планшета, с которого читает утренние новости, смотрит на меня неодобрительно. Эх, мама… Холодная, властная женщина, вечно недовольная своим сыном – такая мать, какая и должна быть у каждого психопата.

– Сегодня тебе предстоит интересный день, – говорит она ровным голосом. Ясно, значит, приглашение все же не плод воображения и мне придется-таки ехать в глухие дебри за поправкой здоровья.

– Не думаю, что от этой поездки будет какая-то польза, – произношу я, пялясь на тонкую золотую цепочку, обвивающую ее все еще безупречно подтянутую шею.

– Это для начала. Что-то же надо делать с твоей проблемой, – в ее интонацию прорывается малая толика беспокойства, но в остальном она полна неодобрения. – На обычную психотерапию ты ходить не будешь, знаю я тебя.

– Со мной все в порядке, – на словах я не могу согласиться с ней, хотя в целом и думаю так же. Даже эмоции распределены во мне примерно тем же образом: не одобряю себя и чуть-чуть беспокоюсь, как бы чего не вышло.

– У тебя нет друзей, – напоминает мама звенящим от раздражения голосом. Про себя я отмахиваюсь от этого замечания. На самом деле у меня куча знакомых, особенно в сети. – У тебя только одно увлечение, и оно странное. – Не такое уж и странное, я на этой почве познакомился с кучей народа. Странноватого, правда. – У тебя тревожащая страсть к чистоте и порядку! – А это я культивирую в себе специально, на случай, если мне придется скрываться. – Ты заставил Маргариту трижды перестирывать свои брюки из-за несуществующего пятна. – Пятно крови, которое мне приснилось, вот это да, мой косяк. – И ты ходишь во сне! – заканчивает перечисление мать. Я этого не помню, даже если и вправду было. У меня такие яркие, запутанные, но при этом реалистичные сны, что возможно я и… прохаживался по комнате. Ничего серьезного в этом нет, я уверен.

– Получается, мне не на что жаловаться, – подытоживаю я.

– Я собрала твой чемодан, раз ты сам не удосужился, – оповещает меня мать. – Он стоит в коридоре. – Она переводит свое внимание на находящийся перед ней завтрак, а вот у меня что-то аппетит пропадает начисто. Получается, она рылась в моих вещах, и очень может быть, что не только в шкафу с одеждой, но и, к примеру, в ящиках стола, где я храню некоторые распечатки, рисунки и прочее, что не стал бы показывать нормальным людям. Встаю из-за стола, еле-еле впихнув в себя чашку кофе. Машина уже ждет меня внизу.

Дорога до гостиницы, в которой будет происходить все издевательство над мозгами группы лиц, в которую должен буду войти и я, оказывается еще длиннее и скучнее, чем мне представлялось, судя по моему сну. Вдобавок, меня еще и укачивает, так что на остановке, которую предлагает мой водитель для отдыха и перекуса, я не могу поместить в себя даже куска пиццы. В итоге на место приезжаю злой и недовольный, но хотя бы машина подвозит меня к самому гостиничному зданию. Я вылезаю на расчищенную парковку, прикидывая, сколько же придется переться по снегу отсюда до ближайшего поселка, если я решу прогуляться пешком до магазина за бутылочкой пива или пакетиком чипсов. Наверняка, можно пройти как-то напрямик по лесу, чтобы не тащится вдоль шоссе.

Пока я оглядываюсь, сжимая в руке ручку чемодана (который собрала для меня мама – такой неприятный факт моей биографии), из здания появляется мужчина и машет мне рукой. Чувствую, что не готов сразу начать общаться, но выбора, очевидно, нет. Иду к нему.

Здание гостиницы с выступающими вперед левым и правым крыльями, кстати говоря, заслуживает хотя бы пары слов. Оно имеет два этажа и мансарду и, вполне возможно, когда-то давно могло быть усадебным домом. Не самым величественным и помпезным, но все же. Я вижу пустые места на фасаде, где могли размещаться барельефы, а вместо несуразной металлической лестницы, ведущей ко входной двери на втором этаже, наверняка было что-то гораздо более претенциозное. Хотя входа туда раньше могло и не быть. Окна первого этажа с этой стороны здания находятся почти вровень с землей, а на втором они просто высоченные…и это все, что я успеваю пока рассмотреть.

– Дэвид, добро пожаловать! – приветствует меня мужчина, обращаясь моим вымышленным именем. – Я – Сэм. Напоминаю, мы тут все на ты.

Чудненько, значит, я только что познакомился с человеком, который и будет вести предстоящее мероприятие. Это высокий крепкий мужчина лет сорока пяти, с непослушной густой шевелюрой и бородой, сливающейся по цвету с его серо-коричневым свитером. Темно-синяя куртка нараспашку сидит на нем так, будто он напялил ее наспех, увидев меня в окно. Он дружелюбно улыбается, глаза улыбаются тоже, собирая вокруг себя морщинки, но взгляд внимательный и цепкий.

– Прошу, – легко коснувшись моего плеча, Сэм провожает меня по той самой лестнице на второй этаж в маленькую прихожую, где есть место повесить куртку и избавиться от теплых ботинок, переодевшись во вполне добротные, не одноразовые тапки. – Мы будем в доме практически одни, то есть только наша группа и наша хозяюшка Дорис, которая будет нам готовить и всячески помогать, – при этих его словах в прихожую заходит пожилая женщина в длинном синем платье с невнятными цветочками. Цветочки эти, кажется, поникли и скукожились из-за долгого нахождения в ее ауре. Понятно, что Дорис – это такое же выдуманное имя, как дали нам всем (все еще не могу понять за каким чертом), но выбирай имена я, то назвал бы нашу хозяйку не так, а, например, Брунгильдой. Очень бы ей подошло.

Сразу видно, что Брунгильда – женщина боевая. Она на голову ниже меня, но ее большие крепкие руки могли бы в два счета замесить меня вместо теста. Седые волосы хозяйка носит в аккуратном пучке, на поясницу повязан широкий шерстяной платок. Под ним она, возможно, прячет набор остро отточенных ножей для метания – я бы не удивился. Такая престарелая амазонка.

– Дорис проводит тебя в твою комнату, – продолжает Сэм. – Располагайся, а уже через час начнется наша первая общая встреча. Приходи в зал, это сюда, – показывает он направление, – и направо.

Вслед за суровой хозяйкой дома спускаюсь на первый этаж по сдержанно освещенной лестнице, прохожу в правое крыло дома и вскоре оказываюсь у двери в предназначенную мне комнату. Передавая мне ключ, Брунгильда что-то неразборчиво бурчит. Я непонимающе смотрю на нее, но решаю не переспрашивать. По крайней мере, на боевой клич это не похоже, то есть меня этим ключом сейчас не убьют, ткнув в какое-нибудь особо чувствительное место, а остальное не так важно.

Всучив мне ключ, хозяйка уходит, а я, хоть и не с первого раза, но отворяю дверь в комнату. Она не очень большая, квадратная, и первое, что бросается в глаза, это еще одна заложенная дверь на противоположной стене. Оглядев обстановку, аккуратную и не слишком старую мебель, подхожу к одному из окон и, отодвинув белый тюль, смотрю, какой мне уготовлен отсюда вид. Почти не тронутый покров снега идет от окна до кромки леса. Судя по ландшафту, большую часть этого пространства занимает замерзший пруд. Тот берег высокий, этот, ближайший ко мне, даже не пойму где. Наверное, немногим дальше вот тех лавочек, торчащих из снега всего на несколько сантиметров.

В животе у меня требовательно урчит, и я только сейчас понимаю, что сильно проголодался. Думаю, за оставшееся до сбора группы время до поселка и обратно я не добегу, так что закидываю нераспакованный чемодан в шкаф и иду домогаться до Брунгильды.

Я видел, куда она ушла, так что стучусь в следующую же дверь и, не дождавшись ответа, дергаю за ручку. Это оказывается входом в кирпичную пристройку к дому, в которой расположена кухня, но запахов, приличествующих данному помещению нет, как нет. Хозяйка сидит на стуле, облокотившись о застеленный выцветшей клеенкой стол.

– Чего еще? – спрашивает она, заметив меня.

– Мне бы поесть чего-нибудь с дороги, – мямлю я, неожиданно для себя совсем растерявшись под ее тяжелым взглядом голубых и, наверное, красивых в молодости глаз.

– Вот еще! Нет у меня для тебя ничего! Ужина жди как все! – рявкает на меня Брунгильда. – Ишь, наглый какой! А ну пошел вон отсюда!

Поспешно я ретируюсь обратно в свою комнату. Возможно, я действительно неправ. Возможно даже, что имея домработницу, готовую выдать мне перекус в любой момент времени (и это кроме положенных завтрака-обеда-ужина), я действительно обнаглел. Но, честно говоря, я все же обиделся.

Голодный и злой, я начинаю разбирать чемодан. Кладу его на покрывало на кровати и открываю молнию. И тут меня ожидает еще один неприятный всплеск эмоций. Все, что положила мне мать, это мои вещи, но те, что покупала мне она сама, так что все эти десять дней я буду выглядеть как маменькин сынок, выползший из чулана прошлого века. И кто в этом виноват? Придется признать, что я сам.

Классно каникулы начинаются!

Прячусь в комнате, пока не приходит время идти на первую встречу с группой, и минут за десять до оной все в той же черной толстовке, в которой приехал, поднимаюсь обратно на второй этаж и захожу в зал. Это довольно уютное просторное помещение с высокими окнами, разделенное на две условные зоны: одна с диванами, установленными по кругу, а вторая с большим овальным обеденным столом.

На одном из диванов сидит женщина лет сорока и читает какую-то старую толстую книгу. Она даже не поднимает головы при моем появлении, так что я не здороваюсь, просто отхожу в сторонку к книжному шкафу, заполненному такими же, как у нее в руках, томами. Делая вид, что разглядываю их корешки, на самом деле смотрю на свою новую одногруппницу.

Она еще довольно привлекательна для своего возраста, хоть и слегка полновата. Одета в облегающую красную водолазку, подчеркивающую большую грудь. Черные волосы колечками спадают на плечи. На ногах лакированные туфли с ремешками на низком каблуке. Я нервничаю перед встречей, так что решаю, а точнее так само собой получается, что начинаю играть в свою излюбленную игру – как бы я убил ее? Отозвал бы в сторону, завел в какой-нибудь темный закуток, которых наверняка в доме полно, и задушил бы вот той полосочкой ткани, которая удерживает нижнюю часть длинной занавески на окне в присобранном состоянии.