Сокровище в пелёнках

Кусок простыни, в которую была завёрнута девочка, был мокрым насквозь, пришлось спешно перепеленать, прежде чем приложить к груди, набухшей от молока. Я была так счастлива, что мой организм реагирует на малышку, воспринимая её как своё дитя, что даже не подумала положить себе что-то на колени, и вспомнила об этом лишь к концу кормления, заслышав в очередной раз тихое журчание.

Эх, сюда бы сейчас современные впитывающие подгузники… Но, увы, подобного добра здесь в наличии не было.

– Так я скоро останусь без простыней, а заодно и без сухой одежды, – пробормотала, осторожно переложив малышку на кровать, чтобы поискать, во что её перепеленать в очередной раз.

– Давай что ли, покажу тебе небольшую хитрость, – голос бабуни прозвучал как гром среди ясного неба, и только то, что я была занята поисками, помогло сохранить спокойствие, не подпрыгнув на месте от испуга.

Откуда она взялась, если пару секунд назад её в доме не было?

– Откуда-откуда… от верблюда, – проворчала она, подходя ближе.

– Ты что, читаешь мои мысли? – такому повороту событий я бы даже не удивилась: одним чудом больше, одним меньше… Уже не знаешь, чего ждать.

– Тут и читать не нужно, у тебя на лбу всё крупным шрифтом написано, – произнесла она, хихикнув. – Ладно, не отвлекаемся, смотри, берём старую, но, естественно, чистую простынь, рвём на квадраты, примерно метр на метр, удаляя швы, затем сворачиваем треугольником, – бабуня ловко продемонстрировала сказанное. – Расстилаем полученный треугольник основание вверх и, соответственно, вершинкой вниз. Перекладываем ребёнка примерно на середину так, чтобы край ткани находился в районе талии. Вершину этого матерчатого треугольника пропускаем между его ножек, оставляя их свободными, и заворачиваем получившийся тряпочный подгузник как конвертик. Таким образом, всё добро, которое тебе скоро преподнесут, останется на нём, не испачкав пелёнку, одеяло, подушку, тебя заодно. В общем, учись, молодая мамочка, а то элементарных вещей не знаешь.

– Спасибо, – старательно всё повторив, улыбнулась я, но тут же нахмурилась. – Так как ты здесь появилась? Я точно знаю, что в доме тебя не было, и дверь входная не открывалась.

– Дина, деточка, – старушка покосилась в мою сторону, ожидая реакции, но я промолчала: хочет так называть, пусть, её дело, и ежу понятно, что нас с Дилайной намеренно назвали похожими именами, чтобы было одинаковое сокращение, – я хранительница рода – не человек, а духовная сущность, способная принимать материальную форму в любом месте, в любое время.

– И сколько тебе лет, духовная сущность? – стало любопытно, так почему бы не спросить.

– Ты вообще в курсе, что подобные вопросы женщинам задавать бестактно? – но получив вместо ответа моё «фи», в виде довольно громкого смешка, подняла глаза к потолку, и с обречённым видом ответила. – Больше тысячи лет. И, кстати, прошу не применять ко мне шутки про сыплющийся от старости песок.

– Даже не думала, – равнодушно пожала плечами, перестилая люльку и укладывая в неё задремавшую кроху, пахнущую молоком, которая уже безраздельно властвовала в моём сердце, размышляя при этом совершенно о другом. – Скажи, если объявится отец малышки, он сможет забрать её у меня? Я же вроде как ненастоящая мать. Или вместо него какие-нибудь местные органы опеки, если таковые имеются?

– А кто-нибудь сможет теперь это доказать? – бабуля ответила серьёзно, без свойственного ей сарказма. – Пойми, вы с Дилайной абсолютно одинаковые – один набор ДНК, цвет глаз, родинки в тех же местах… Шрамов у неё не было, да и у тебя, вроде как, отсутствуют. Характеры, правда, разные – это да, но сейчас душа стала вновь единой, а это значит, что присущие Дине черты проявятся и в тебе. Так что если сама не растреплешь, что малышку рожала не ты, ни один маг, каким бы он сильным ни был, не сможет уличить тебя в обмане. Даже ваши прославленные врачи при анализе подтвердят, что на девяносто девять и девять десятых процентов она твоя дочь. Живи, деточка, живи и радуйся, что судьба предоставила тебе этот шанс.

Бабуля исчезла, словно её здесь и не было, оставив меня наедине с собственными мыслями. Коснувшись люльки, в которой спала моя кроха, я поклялась, что никто в целом свете не узнает правды. По крайней мере, лично от меня. С этой минуты и навсегда – я её родная мама. Главное, держаться подальше от тех мест, где раньше жила леди Ди. Так, на всякий случай. И всё будет хорошо.

*****

Ласковое солнце заглядывало в окно, пуская по стенам яркие лучи. Желудок упорно напоминал о том, что не мешало бы поесть, но сначала я всё же решила выйти за дверь. Если честно, было страшно: мало ли, что увижу там при свете дня, но рано или поздно я должна это сделать. Если то, что сказала бабуня, было правдой, и это не Земля, а Эльтерра, мир, где я когда-то родилась, то здесь мой дом, поэтому нужно обживаться. Найти какое-нибудь дело, чтобы не сидеть на шее у деда сложа руки, и растить дочку.

Дочка… Какое же значимое это слово, затрагивающее тончайшие струны женской души. Несмотря на диагноз врача, я всем сердцем верила, что когда-нибудь узнаю – каково это, быть мамой, и судьба преподнесла мне такую возможность, упускать которую, я не собиралась.

Отбросив сомнения, распахнула дверь. Ясное голубое небо ничем не отличалось от привычного земного, впрочем, как и солнце, и ветер, пахнущий луговыми травами. Можно было бы подумать, что я по-прежнему нахожусь в заброшенной деревеньке, куда приехала несколько дней назад, если бы не огромный белокаменный замок, с множеством башен и переходов, возвышающийся на холме.

Насмотревшись на чудо архитектурного строения, из распахнутых ворот которого выходили люди, напоминавшие отсюда муравьёв, я перевела взгляд на двор. Высокая трава застилала всё вокруг густым зелёным ковром, колышущимся на ветру по всему периметру двора. Навскидку она была мне по пояс, а кое-где и выше, переходя в самый настоящий бурьян. Справа стоял покосившийся сарайчик, с приютившейся к стене поленницей под дырявым навесом, слева шелестели листвой три яблони с крупными спелыми яблоками. И лишь узкая тропинка, ведущая от крыльца к воротам, говорила о том, что сюда иногда захаживают люди.

Кругом ощущалось запустение, но трудностей я не боялась, ведь у меня теперь есть моё маленькое Сокровище, спящее в люльке, ради которого стоило жить.

Урчание в желудке повторно напомнило о том, что неплохо было бы перекусить, прежде чем окунаться с головой в новую жизнь, наполненную трудовыми буднями, и румяные яблочки показались вполне подходящим для этого вариантом.

Я не шла, а буквально плыла по зелёному ковру, раздвигая руками высокую траву, и даже успела пожалеть, что решилась на такой опрометчивый поступок, когда за забором послышался тихий шёпот.

– Да говорю же тебе, здесь никто давно не живёт, хватит трястись как девчонка, – убеждал своего товарища, судя по голосу, подросток, – наберём яблок и пойдём обратно в академию.

– Ага, как же, никто не живёт, я слышал нечто другое, – не поддавался на провокацию тот самый товарищ.

– И что же? – фыркнул первый. – Поделись информацией, может, я чего не знаю.

Да-да, поделись, мне тоже интересно, а то хожу здесь, как у себя дома.

Я даже тихонько подкралась к самому забору, чтобы лучше слышать, забыв о первоначальной цели, чувствуя себя шпионом из фильма.

– Говорят, что когда-то здесь жила самая настоящая ведьма, и что ночами её не упокоенная душа бродит по окрестностям в поисках новых жертв. А вчера Эдгар возвращался поздно в академию и сказал, что слышал плач младенца, раздающийся с этой стороны.

– Врёт твой Эдгар, – возмутился зачинщик, – я уже не в первый раз беру здесь яблоки и никого никогда не видел. И вообще, то была ночь, а сейчас день. Струсил, так и скажи, я сам полезу, но потом не проси: делиться не стану.

Забор был достаточно высокий, пришлось поднять голову, чтобы встретить гостя, так сказать, лицом к лицу. В конце концов, теперь я здесь хозяйка, и обязана защищать вверенные мне предками владения. Правда, защищать особо-то и нечем: я с собой не то что ружьё, даже палку не взяла. Но хотя бы просто обозначу себя. Да и мальчишки они, не дело ружьём перед ними размахивать.

Над забором показалось веснушчатое лицо, увенчанное рыжими кудрями, с вздёрнутым курносым носом. Всё внимание паренька было сосредоточенно на румяных яблоках, и я его прекрасно понимала: они так и манили, будто говоря: «Съешь меня».

Потянувшись к самому большому, мальчишка перегнулся через забор, но яблоко просто так сдаваться не хотело и, сорвавшись с ветки, упало прямо мне в руки. Сморщив лицо, тот проследил за ним взглядом и… Увидел меня.

– Бу… – начала я, но заливистый вопль ударил мощной волной по барабанным перепонкам, не дав договорить слово до конца.

*****

Как назло одежда мальчишки зацепилась за край забора, но помехой это не стало, поскольку он так рванул, что даже не заметил, как оставил мне на память целый клок добротной ткани.

Улепётывали они, судя по звуку, без оглядки.

– И дня здесь не пробыла, а уже пугаешь местных студиозов, – раздавшееся за спиной знакомое ворчание уже не вызвало ни капли страха. Похоже, потихоньку привыкаю. – Бу… додумалась…

– Я хотела спросить: «Будешь?», но мне и рта раскрыть не дали, – отмахнулась я и, потерев отвоёванный фрукт о футболку, надкусила румяный бочок. – М-м-м, какая вкуснятина. Кстати, это не ты ли та ведьма, что бродит здесь ночами в поисках очередной жертвы? – хитро прищурив глаз, наслаждаясь невероятно-сочным вкусом яблока, уточнила я. – Уж больно подозрительным кажется рассказ мальчишки.

– Ну, а что ты хотела? – расплылась в улыбке бабуля. – Если бы я старательно не поддерживала слухи, за двадцать пять лет, прошедшие с твоего рождения, здесь бы от дома ничего не осталось: растащили бы давно по брёвнышку. А так, целёхонький стоит, живи на здоровье. Так что не забудь сказать «спасибо».

– Скажу. Потом. Когда-нибудь – направляясь к дому, ответила я. – Если за мной не придут, чтобы сжечь на костре из-за твоих слухов.

– Глупости, – отмахнулась старушка. – Ведьм здесь уважают, хотя и побаиваются тоже. Да и какая из тебя ведьма? Ты совсем из другого теста сделана.

– Ладно, поживём-увидим, – философски подняв палец кверху, заявила я, – а пока… Может, поможешь мне? Объяснишь хотя бы, как печку разжечь, где воды взять? Ну, и так, по мелочам…

– Эх, говорила я мужикам, что нельзя тебя было в город увозить, но они же упёртые как бараны, что дед, что твой папаша, – на последнем слове наши взгляды встретились, но хранительница тут же отвела глаза в сторону.

– Бабунь, а если женщины нашего рода скрывают своих избранников, то кто был тот, кого все эти годы я считала своим отцом?

– Хороший вопрос, – вздохнула она. – Идём, будем дела делать и заодно поговорим, а то ведь кроха твоя скоро проснётся, не забывай. Кстати, как её назовёшь? Без имени уже седьмой день живёт ребёнок.

Остановившись на полпути, обернулась к старушке.

– Как без имени? Я думала, леди Ди её уже назвала, но всё как-то не получалось спросить: то одно, то другое, – удивилась, даже забыв про яблоко, оставшееся недоеденным.

– Я бы знала, – пожала та плечами, снова поникнув, как, впрочем, каждый раз, когда разговор касался моего двойника. – Так что подумай.

– Ты любила её? – вопрос казался риторическим, но стоило его озвучить, и я пожалела, что вообще открыла рот: бабуля сникла окончательно.