От Калуги до Берлина

– Рану не видно. Рядом с ним на бруствере взорвался снаряд. Я его вытащил из завалин. Руки, ноги как тесто. Это наш командир взвода.

– Это контузия, – сказал младший сержант, затягивая закрученную махорку. – Кажется, всё утихло.

– Фриц остановился, парни! Всем по местам! – скомандовал младший лейтенант.

Бойцы таким же стремительным рывком выбежали из блиндажа. Сержант тоже куда-то ушёл. Через некоторое время пришёл с носилками.

– Не поможете, товарищи, отправить лейтенанта в санчасть? Кроме вас никого нет.

Я посмотрел на Николая.

– Если не хочешь идти, то пойду я. Садись за телефон, – сказал Портнов, протягивая телефонную трубку.

– Дело не в этом. Вдруг на линии что-нибудь случится? Что будешь один делать?

– Здесь рядом, за это время ничего не случится, – добавил сержант, повернувшись в мою сторону.

Мы с сержантом положили бездыханного лейтенанта на носилки и вынесли из блиндажа.

То и дело отчётливо слышалось, как яростно визжат и давятся в помутневшем воздухе трассирующие пули. Их здесь хватает. Завывая пролетают недалеко от нас мины и взрываются где-то рядом.

– Пойдём по этой тропинке, а там рукой подать, – сказал сержант и шагнул в темноту ночи.

– Давайте знакомиться, товарищ сержант. Как вас зовут? – предложил я по дороге и первый рассказал о себе.

– А я сержант Фёдор Арсаев из роты автоматчиков. Хотя и родом из Казани, живу в городе Горловке.

– Неужели татарин? – спросил я и сразу перешёл на татарский язык. – Как же ты в Горловку попал?

– У меня отец на шахте работал. В 30-м году взял к себе и нас. С тех пор там и жили.

– Значит, тебя Фаритом зовут?

– Мать нарекла меня Фаритом. А здесь меня зовут Фёдором.

– Ой! Здесь, кажется, воронка. Не провались! Держись левее.

Раненый лейтенант вдруг застонал.

– Сейчас, сейчас, товарищ лейтенант. Осталось совсем недолго! Потерпите немного. Мы уже почти дошли, – сказал Фарит, и мы зашагали быстрее.

Сначала мы шли лесом. Когда тропинка подошла к дороге, мы повернули налево. Навстречу попадались повозки, гружённые ящиками. Наконец показалась долгожданная полянка. Около большой палатки нас остановил часовой и указал нам дорогу в блиндаж. Он оказался довольно просторным. В самом центре находился стол, где горела коптилка, сделанная из сплюснутой сверху гильзы снаряда. Слева, от задней стенки до порога тянулась деревянная кровать. На застеленной соломой плащ-палатке лежали раненые. Им уже была оказана первая помощь. Покрытый белой скатертью другой стол стоял правее. Там копошилась невысокая, необычайно хорошенькая девушка в белом халате. Из-под пилотки свисали красивые тёмные волосы. Карие глаза, чётко очерченные брови приковывали к себе взгляд. Казалось, что они излучали тепло и свет. Халат был расстёгнут, поэтому хорошо просматривались два кубика лейтенанта на петлице воротника гимнастёрки.

– Раненого положите сюда, – сказала она. Сама направилась к столу, который стоял в центре блиндажа.

– Здравствуйте, Анна Александровна! – сказал Фарит, мило улыбаясь фельдшеру.

– Здравствуйте! – ответила девушка, не поднимая головы.

Она окинула взглядом раненого, взяла ножницы с соседнего стола и ловким движением отрезала рукав. Мы увидели, как выше локтя зиял огромный синяк.

– Это от сильного удара, – сообщила фельдшер, прощупывая ещё раз руку раненого. Лейтенант снова застонал. – Похоже, перелом. – С такими словами она принесла с противоположного угла блиндажа кору какого-то сухого дерева и стала бинтовать руку лейтенанта. – Подойди-ка сюда, сержант, помоги мне! Подержи вот эту кору!

До сих пор сержант непроизвольно смотрел на девушку, провожая взглядом её проворные движения, как бы украдкой, невзначай. Услышав, что его зовут помочь, он от радости одним прыжком оказался около фельдшера. Он взял кору из рук Анны и стал крепко придерживать, пока она накладывала бинт. А лейтенант снова тихо застонал.

– Осторожнее! – сказала девушка, не глядя на сержанта. – Это тебе не ствол автомата.

Сама быстрыми движениями начала бинтовать. Завязав последний узел, скомандовала:

– Теперь идите. Вас, наверное, там ждут!

– Пошли! – сказал я. Сержанту не хотелось уходить. Он продолжал смотреть на девушку, не отрывая глаз.

– Сейчас пойдём, – ответил сержант, а сам стоит как вкопанный, не может с места сдвинуться. Взглядом впился в фельдшера. А Анна Александровна, не обращая на нас никакого внимания, продолжала обрабатывать раны лейтенанта. Вот она взяла пинцет, захватив в него вату, бережно вытерла кровь из уголков губ раненого.

– Что с зубами? – спросил снова сержант, не отводя от девушки глаз.

– Зубы на месте, – сказала она, продолжая работать. – Где же его так прихватило?

Сержант будто только и ждал такого вопроса. Он мигом очутился около девушки и стал горячо рассказывать о происшедшем. Закончив рассказ о лейтенанте, он хотел было ещё что-то сказать, но не успел выговорить «Анна Александровна!» – вдруг широко открылась дверь блиндажа, и появился высокий, широкоплечий старший лейтенант.

– Здравствуй, Анна! Добрый вечер! – сказал он, протягивая девушке руку. – Проходил мимо, увидев у вас свет, зашёл проведать. У вас, оказывается, есть раненые.

– Добрый вечер, – сказала девушка и подала ему руку. – Собиралась уже ложиться спать, да вот лейтенанта привезли. Будет лежать, пока не придёт в сознание.

– А вы что здесь делаете? – спросил старший лейтенант, поворачиваясь в нашу сторону.

– А мы раненого принесли, – ответил сержант.

– Вам можно уже уходить, – сказала девушка.

Вернувшись в блиндаж связистов, я сел за телефон.

Командир дивизии полковник Гарцев расспросил о состоянии дел в полку. Затем сообщил, что в районах, расположенных от нас левее, немцы сосредотачивают большие силы, подтягивают танки, артиллерию, готовятся к наступлению. Дал приказ не отступать. Поинтересовался запасами «огурчиков» (снарядов).

Вскоре артиллерия противника открыла огонь. Возле наших дверей с грохотом колыхнулась земля. Это взорвался снаряд. От удара взрывной волны оборвался брезентовый занавес, который был вместо дверей, и сразу же обдало серным запахом. Сверху на нас посыпалась земля. В эту минуту вбежал сержант Арсаев с несколькими бойцами.

Сержант, на бегу сняв гимнастёрку, попросил одного из бойцов перевязать ему рану на руке.

– Что случилось, земляк? Сходи к Анне на перевязку, – сказал я, снимая наушники.

– Пустяковая рана, – ответил сержант, расплываясь в улыбке. – С таким пустяком пойдёшь – засмеют. Вот сейчас перевяжем – и дело с концом.

Мины взрывались одна за другой. Из-за их оглушающего гула мы уже не могли даже слышать друг друга. Казалось, что земля дрожала и стонала. Из щелей потолка продолжало сыпаться земляное крошево, запах пыли и пороха заполняли блиндаж.

Прошло несколько минут, как вражеская артиллерия открыла огонь. Мне они показались вечностью. «Скорее бы всё закончилось. Хоть бы линия осталась цела, ведь взрывная волна может всё разрушить». С такими тревожными мыслями я крепко прижал телефонную трубку к правому уху, а левое закрыл ладонью. С напряжением старался услышать позывные. Но ничего не было слышно. Около меня на угол блиндажа на корточках прижался Портнов. Лицо у него тоже было сосредоточенное.

Неожиданно нас оглушил сотрясающий грохот с противоположного угла блиндажа. Задрожали котелки, которые находились там же, на деревянных досках. Снаряд попал на дерево. Снова посыпались комья земли. Брёвна, служившие потолком, разворотило взрывной волной. На какое-то мгновение на лицах бойцов проступил ужас смерти. Они молча сползли вниз со своих мест.