Орден Скорпионов

– Лисицы не смогли поведать мне ничего интересного. – Я решаю начать с самой скучной части. – Они в состоянии повышенной готовности – другой, неизвестный Орден украл их печати и подставил их.

– Рассветный Двор? – спрашивает Череп, его взгляд мечется между мной и Скорпиусом.

– Я так это понял. Кто-то хочет, чтобы мы думали, что они ответственны за бойню в Рассветном Дворе. Может, они пытаются сбить нас со следа, но никто из них не захотел со мной уединиться – даже Киффин, как ты знаешь, что она охоча до ласк. Я никогда не слышал, чтобы эта сучка кому-то говорила «нет». Но сегодня ей явно было не до того. Они очень злы и пытаются на Торгах выследить тех, кто их подставил.

Скорпиус и Череп задумчиво кивают, пытаясь переварить неожиданные вести. Мы думали, что это они устроили ту охоту, но если их печать подделали, то все еще хреновее, чем кажется.

– Что еще? – спрашивает Скорпиус, принимаясь расстегивать пуговицы жилета.

Я делаю глубокий вдох и говорю:

– Она умеет ходить по теням.

Стоит мне произнести это, как оба брата застывают на месте.

– Кто? – спрашивает Скорпиус, но я вижу, что он догадывается, о ком я говорю.

– Наша маленькая Раба, вот кто. – Я вижу изумление на их лицах – точно такое же, какое испытал сам, впервые увидев, как она проделывает этот трюк. – О, а еще я видел, как она пробила череп охраннику вот этим, как будто у того вместо головы была яичная скорлупа, – добавляю я, доставая из внутреннего кармана жилета кинжал Скорпиуса.

Я бросаю нож ему, и он смотрит на лезвие так, будто оно сейчас споет ему о своем последнем кровавом приключении.

– Значит, она тоже сильная. – Взгляд Скорпиуса становится отстраненным – как и всегда, когда тот пытается решить какую-то головоломку.

– Я так и знал, что она – какая-то высокородная шавка, – говорит Череп, и я киваю.

Она должна быть из знатного дворянского рода – только они способны передать такую силу ребенку, но как? Мы следим за бастардами, рожденными от правителей четырех дворов. Их не так много, как можно подумать, но время от времени такие дети появляются на свет. Мы трое – тому доказательство.

– Как думаешь, Тиллео метит в нас? – спрашивает Скорпиус, его обсидиановый взгляд мрачнеет.

– Не думаю, что Тиллео вообще знает о ее способностях, – отвечаю я и вижу, как на лицах Черепа и Скорпиуса мелькает удивление. – Она охотилась на охранника в винном погребе. Он бродил там, очевидно, думая, что она прячется в ящиках или за полками, а не в тенях. Он так и не увидел ее приближения. Если бы Тиллео знал, что у нее есть такая способность, его личная охрана тоже должна была знать. И не только затем, чтобы защитить хозяина – они бы скорее подслушали, как он этим хвастался кому-то. Мы все знаем, какой он – не может держать язык за зубами, когда думает, что у него есть что-то, что принесет ему состояние.

– Если только она – не особое оружие, с которым он собирается что-то провернуть, – размышляет Череп.

– Но что он задумал? Он никогда не стремился прыгнуть выше головы – лишь хотел занять место Дорсина и создать собственную империю, – возражаю я.

– Она умеет что-нибудь еще? – вставляет Скорпиус.

– Кроме того, что она может оттрахать другого раба клинка так, что мне всю жизнь придется ходить со стояком в штанах, нет. Не думаю, – отвечаю я и в подтверждение своих слов поправляю вновь налившийся член.

– Черт, я только о ней и думал с тех пор, как мы выгнали ее из шатра, – признается Череп, и я не могу сдержать смех.

– Теперь я присоединюсь к тебе в этих мыслях, брат. Клянусь. – В отчаянии я провожу рукой по коротким волосам.

Я мог бы позвать рабыню плоти, чтобы она помогла снять внезапно нахлынувшее напряжение. Я знаю, что у Тиллео они есть и готовы принять всех его гостей, но, подозреваю, это не возымеет того эффекта, на который я рассчитываю.

Я хочу не просто мокрую щель, я хочу ее. Я спустился в тот подвал, намереваясь просто понаблюдать за ней, как Скорпиус и велел. Но я не был готов увидеть, как она выходит из тени и убивает так искусно и чисто.

Когда она нанесла удар, в ее глазах не было ничего – не то что у других рабов клинка, которых я видел в последние годы. В ее смертоносном взгляде не было сомнений, а искру возбуждения, мелькнувшую в нем, вызвало не безумие или жажда крови. Она вершила правосудие – это было написано у нее на лице. Не знаю уж, что сделал тот охранник, но не нужно быть гением, чтобы представить десяток его жутких выходок. Как бы там ни было, прикончить его показалось ей праведным делом. За миллисекунду до того, как она нанесла удар, я увидел фейри, которая живет по тем же законам, что и мы с братьями. И эти законы воззвали ко мне. Она позвала меня.

– Ну, так и что будем делать с этой рабыней? – рассеянно спрашивает Скорпиус – видимо, он надеется, что ответ сам появится в воздухе и мы сами позабудем о странной притягательности этой девицы.

Я собираюсь ответить, но сдерживаюсь – не думаю, что Скорпиус готов услышать правду. Он слишком тщательно все анализирует и придумывает идеальные планы. Он рассматривает проблему со всех сторон и лишь затем бросается в атаку. И он еще не понял, кто такая эта Раба. Череп просто хочет трахнуть ее – он, очевидно, полагает, что стоит ему удовлетворить это свое желание, он сможет забыть о ней. И он, как и Скорпиус, тоже не видит очевидного – хотя обычно более проницателен и полагается на интуицию.

Эта девушка, эта Раба – она одна из нас. Она не такая, как те, которых Тиллео обычно выпускает из своего Приюта. Он не сумел сломать ее и превратить в бестолковую наемную убийцу.

Да, она убивает. Она, возможно, даже наслаждается убийством, когда у нее все выходит как надо – например, как с охранником в подвале, но это еще не все. Она хочет бороться с несправедливостью в этом мире, наказать недостойных и восстановить баланс.

Скорпиус сказал, что мы не будем брать с собой никаких домашних животных, но думаю, он скоро узнает, что я себе уже присмотрел зверушку. Она наша – и просто ждет, когда мы заявим на нее свои права. А я не могу дождаться, чтобы поставить на ней нашу метку.

Я иду к выходу, и мне в спину летит голос Скорпиуса:

– Куда ты направился?

– Нужно разобраться с телом, которое она после себя оставила. Не хочу, чтобы его кто-то обнаружил и вышел на нее – или узнал, что она использовала твой клинок, чтобы прикончить того типа, – бросаю я через плечо, отодвигаю створки у входа и вновь выхожу в удивительно свежую пустынную ночь.

Скорпионы всегда прикрывают друг друга. Череп и Скорпиус, возможно, еще не знают об этом, но наш дозор начинается сейчас.

11

Осет

– Не шевелись, маленькая дрянь. – Вилик сжимает в кулаке пряди моих волос, дергает их и дает мне пощечину.

Я скриплю зубами, но ничего не говорю, продолжая сидеть неподвижно – как и всегда. Вилик всегда вымещает свое недовольство на нас, но сегодня утром мне особенно трудно не повернуться и не влепить ей по щеке в ответ. Не моя вина, что Тиллео приказал сделать сегодня всем рабыням клинка сложную укладку с косичками. Сегодня начало испытаний, и Тиллео ждет, что мы будем выглядеть достойно и представительно.

Моя голова снова дергается в сторону, и я думаю о том, что Фигг придет в ярость, если я испачкаю кровью свою кремовую тунику еще до состязаний. На кожаных штанах гранатового цвета пятен видно не будет, а вот полупрозрачная безрукавка обречена.

Решив, что этих двух рабынь, от которых я пока завишу, лучше не злить, я лишь недовольно ворчу. Вилик же обещает вырвать мне все волосы, добавляя финальные штрихи к последней косичке, которую осталось заплести.

Когда все наконец готово, я встаю прежде, чем она успевает выбить табурет из-под меня, и поспешно покидаю уборную.

Мое чувство самосохранения что-то барахлит и нельзя позволить ему втянуть меня в неприятности серьезнее тех, в которые я уже успела попасть. Хотела бы я сказать, что почти не спала прошлой ночью. Что в ужасе представляла, как проснусь от того, что надо мной угрожающе навис «скелет» и приставил кинжал к моему горлу. Или от того, что в Приюте подняли тревогу – кто-то нашел тело Крита в винном погребе.

Как ни странно, но я спала так крепко, словно мне было плевать на все в этом мире. И, что удивительно, прошлой ночью не было ни кинжалов у горла, ни сигнала тревоги.

Сегодня утром я ощущаю лишь легкое беспокойство по поводу того, что я вообще не беспокоюсь из-за всего происходящего. Прошлой ночью меня осенило: а вдруг Тиллео просто издевается надо мной? Я проговаривала про себя его туманные инструкции снова и снова. И, как бы я ни была уверена, что он подставил меня в надежде, что я провалюсь, теперь крошечная – но все же – часть меня засомневалась. А вдруг это – какой-то трюк, коварная игра Тиллео? Может, это и не так, но я и раньше ошибалась в его мотивах.

– Рабы клинка! Чтоб были в яме через десять минут, – кричит охранник, его громоподобный голос эхом отражается от стен.

Я провожу руками по тонкой ткани безрукавки, разглаживаю ее – хоть и не знаю зачем. Вероятно, к концу дня она изомнется, порвется и окрасится красным. И это печально, потому что это вторая самая мягкая вещь, которая у меня была когда-либо.

Я пристраиваюсь позади Кина и Парин – они уверенно продвигаются к ямам с песком, устроенным в самом центре Приюта. К нашему шествию присоединяются другие рабы клинка, и мы вместе отправляемся к месту, в котором провели большую часть времени в Приюте.

Выйдя на открытое пространство самой большой ямы, я замечаю красную ткань – она развешена на перилах ограждений над нами. Кто-то попытался украсить этот круг песка и жестокости, сделать его элегантнее и ярче. А мне хочется сорвать эти декорации и сжечь их, потому что это – ложь.

Сейчас раннее утро, но песок уже нагрелся – значит, нас ждет полный жара и несчастья день. Солнечные лучи проникают в проем над нами, на ярком небе нет ни облачка. От этой бесконечной синевы мне хочется завыть, я готова вопрошать у неба, почему оно – такая задница, что постоянно отгоняет от себя наших белых, пушистых защитников. Но какой в этом толк? Небо ненавидит нас так же, как и песок под ним – больше нас ненавидят только наши учителя и другие рабы клинка.

Все рабы-мужчины стоят плечом к плечу справа, а женщины – слева. Я быстро занимаю свое место. Когда расстановка окончена, я наконец могу рассмотреть яму – и впервые вижу высокие толстые столбы, вбитые в песок.