Распад

– Я слышал вашу «инерцию», чуть не оглох от стыда!

– Сергунька, прекрати, ты выше этого, у нас есть способ более приятно провести время, нежели предъявлять взаимные претензии…мммурр!

– Удивляюсь я на вас Елена Геннадиевна, вы только что с блеском исполнили так сказать «супружеский долг», и через минуту готовы снова…сама мысль о том, чтобы …после этого чудища…меня сейчас стошнит…

– Ну, Серджиньо, я сейчас обижусь…Ленусик хочет любви…

– А может мы позовём твоего старого, и в два смычка тебя отпердолим…

– Фу, какой ты вульгарный!

– Я не могу себя заставить любить тебя после него…я…

– Дурашка, какой же ты неизобретательный, природа всё продумала за нас, давай сделаем так…

Я услышал одышливую возню, затем восторженный стон Мазепана

–Ооо, я давно просил тебя об этом, наконец – то!

Коробки угрожающе накренились – видимо «Ленусик» опёрлась на них мощными дланями, давая Мазепану насладиться своей красотой в той самой позе, которую утончённые индийцы называли по – военному кратко «упор стоя». Чтобы не обнаружить себя, мне пришлось упереться в коробки руками, и сдерживать натиск двух разгорячённых тел, несмотря на то, что Мазепан был более хрупкого телосложения, чем Бейвнос, удерживать его натиск было нелегко, через пару минут с моего лба сорвалась первая капля трудового пота, с трудом удерживая дрожащими от напряжения руками вибрирующие коробки, я с нетерпением ждал окончания экзекуции, но командир роты предпочитал растянуть удовольствие в лучших традициях тантрического секса, моя гимнастёрка намокла от пота, пот заливал глаза, я зажмурился, и всё равно чувствовал жуткое жжение в глазных яблоках, в тот момент, когда силы окончательно покинули меня, и я уже готов был опустить руки, и отдаться на растерзание ротному, он, наконец – то разрядился, сопроводив свои действия каким – то высоким горловым звуком, похожим на детский плач. Повозившись ещё немного, любовники затихли, затем Мазепан ушёл, «Ленусик» одарила меня ещё парочкой использованных салфеток, и удалилась, напевая «она всех вечно удивляла, такая уж она была». Озадаченный я вылез из груды коробок, и быстро пошёл по направлению к казарме, у самого входа меня подловил старшина – ааа, шарила ебаный, где шлялся? Почему пропустил вечернюю поверку?

– Работал на складе, товарищ старший прапорщик, так увлёкся, что не заметил наступления темноты, даже ужин пропустил!

– На…на складе…чего – то я тебя там…хгм…тьфу, ты всё это время там пробыл?

– Так точно!

– Ааа, ну ладно, иди в расположение, всё по распорядку…

Дневальный встретил меня ласково – где тебя носило, бля? Вечерняя поверка, а тебя нет!

– Меня старшина на склад отправил, ему вопросы задавай.

– Ладно, отмечаю тебя в расходе, в следующий раз предупреждай, что ты на складе.

Я доковылял до кровати, размышляя – что мне делать с новой, и очень деликатной информацией, и тут меня атаковал Мамчик – ты где был? На тумбочку хочешь, ты поверку пропустил! Сантей тебя с гавном схавает!

– Не схавает, он сам мне работу нашёл, он что, меня вспоминал?

– Нет, и вообще был очень мяконький, добродушный…

– Знаю я, чего он такой «мяконький»…

– Поделись!

– Хрен тебе, я – жлобокряк, ничем ни с кем не делюсь…

– Ну – ну, смотри не крякни, «жлобокряк».

15.

– Разрешите войти?

– Входи.

– Товарищ капитан, разрешите мне увольнение?

– Это с какой стати? По бабам хочешь пойти?

– Нет, мне бы подраться.

– Чеего? С кем подраться? С патрулём что – ли?

– Шучу, я хочу в кино пойти, в видеосалоне новый фильм…

– Ааа, боевики любишь…

– Нет, я люблю эротичные фильмы.

– Ты меня в конец запутал, драки, эротика…

– Так можно?

– Можно Машку за ляжку, у меня увольнительных нет, не могу тебя отпустить…

– А если я найду увольнительную – отпустите?

– Хрен с тобой, отпущу…

Я быстро нахожу понимание у связистов (это стоило мне обещания предоставить две бутылки общенародного наркоза), и возвращаюсь в роту. Мазепан недовольно скривившись, выписывает мне увольнение до 18 – 00, окрылённый, я отодвигаю дневального и звоню Вите – я иду в увольнение! Мы встречаемся в видеосалоне, сеанс уже начался, в темноте, я нахожу третий ряд, продираюсь сквозь ноги сидящих впритирку зрителей, вот оно – второе место слева, на экране телевизора идут титры, зал погружён во мрак, я не могу разобрать – кто сидит передо мной, на всякий случай говорю – привет, это ты? В ответ доносится невнятное бурчание – точно она, Виточка! Ну, здравствуй, радость моя!

Я нежно беру в свои руки её правое, мохнатое запястье, поглаживаю его, шепчу успокаивающие слова, Вита издаёт негромкое басовитое рычание – прямо как голодный бультерьер, я пытаюсь обнять её за плечо, но получаю чувствительный тычок локтем в солнечное сплетение – узнаю нежную лань, до середины фильма Вита издаёт звуки, которые можно считать поощрительными, затем неожиданно произносит пропитым мужским голосом

– Ну? Чё остановился пацанчик? Мне нравится, когда мне кто – то клешни чешет, псориаз – штука неприятная – счастливый обладатель псориазных клешней хрипло расхохотался. Я в ужасе отшатываюсь от соседа – вот же дурак, как я мог так ошибиться? Как? И где сидит настоящая Вита? Я начинаю тихо звать – Вита! Вита! Где ты?

– Заткнись, мать твою!

– Сам заткнись! Человек собаку потерял!

– Какую собаку?

– Где ты видел человека с таким именем – Вита? Зита и Гита блядь! Индийское кино!

– Заткнитесь все! Она его сейчас грохнет! – на экране Шэрон Стоун взяла в руки ледоруб, и …

Я выбежал из зала, чувствуя как румянец заливает лоб и щёки – ты, где был? Вита одиноко сидела у входа, покачивая перебинтованной ногой.

– Я тебя искал в зале, думал ты там…