Цивилизованное общество

Цивилизованное общество
Акатава Ибис

Что такое жизнь? Это череда одинаковых дней, время от рождения до смерти. Если жизнь – это время, то зачем оно нам дано? Что такое общество? И если оно есть, то может ли жить или только существовать в нем любовь?На обложке фотография автора.Содержит нецензурную брань.

Часть 1. Он

Глава 1

Я шёл по улице одним весенним днем, была середина марта – того самого месяца, когда погода шутит над людьми: на солнце жарко в шапках и шарфах, а в тени пробирает холод до косточек, – а точнее, 16 марта.

Я шёл и думал, как прекрасна сегодня погода, как прекрасен мир вокруг меня. Нет, я отнюдь не романтик. Небо над моей головой было кристально чистым, и этакая голубизна так и излучалась на нас, прохожих, солнце сияло мягким лучом в глаза, а голые ветки деревьев, еще не одевшиеся в зелень и не имеющие завязей, тёмными изящными линиями выделялись на этом фоне.

Снег сошёл с земли и обнажил её, черную, в прошлогодних, еще мокрых бурых листьях и траве. Одним словом, погода сопутствовала хорошему настроению; в принципе, настроение на тот период времени у меня было спокойным и даже, можно сказать, позитивным.

И вот из ворот больницы вышли две особы. Одна из них была молодой, на мой взгляд, не больше 19–20 лет, я не успел разглядеть её лицо подробнее, так как они пошли по той же дороге, что и я, и в том же направление.

На ней была странная шапочка с лисьими ушками, из чего я в принципе и сделал вывод, что она молода, даже могу сказать, что юна. Сиреневая куртка, что доходила ей чуть ниже бедер, разноцветные штаны и коричневые полусапожки – вот и все, что я видел, следуя за ними; на спине рюкзак с совами, что хаотично шли по синему фону, да и сами совы были разного калибра и цвета.

Вторая особа была ниже первой ростом и одета в более приглушенные тона, что могло соответствовать тому, что она старше первой, а следовательно, первая может быть её дочерью или, например, она её сестра или коллега по работе.

Всё бы ничего, и я, может, даже обогнал бы их и пошёл дальше по другой дороге – в том месте, где мы проходили, дорога расходилась на две, образовывая одну асфальтированную, где мы до сих пор шли, и другую – земляную, которую протоптали в принципе мне неясно зачем. Когда до меня донеслись обрывки речи молодой особы, она, сама не замечая, повысила голос, размахивала руками, голос её был эмоционален, но не резал слух писком или щебетанием.

Мне понравился тембр её голоса, это как когда нравится тембр голоса, поющего песню, даже если сама песня лишена какого-либо смысла или не нравятся слова, но голос…

– ..в цивилизованном мире, – донеслось до моих ушей. – Мы всё такие же дикари, там, в душе, – говорила девушка. – Построив квартиры, вставив в оконные проёмы стёкла, нацепив одежду, порой стоящую больше, чем моя зарплата, всего лишь потому, что это бренд, а смотреть на него невозможно без слёз, и так далее, мы решили, что построили мир и цивилизацию. А вот ни фига!

Мне стало интересно, что же она скажет дальше, и я невольно замедлил шаг, навострив уши, стал вслушиваться в её речь.

Её спутница хранила молчание, давая ей выговориться.

– И я могу доказать, что мы всего лишь иллюзия цивилизации. Вот скажи мне, – обратилась она к спутнице, – на какой чёрт муж едет в ночной клуб? А я скажу зачем – потому что его животный инстинкт туда ведёт. Видите ли, жена, например, сидит больная дома, и вместо того, чтоб лететь к ней со всех пяток, он едет развеяться, или, может, она после родов поправилась, стала носить не 48-й размер, а 50-й, конечно, жена толстая, некрасивая, ещё и ребенок вякает, между прочим, его ребенок. Но нет, ему это все надоело, нужно разнообразие.

Или же просто он женился на ней, потому что она богатая, ну, может, и не так плоха собой, но хранить ей верность – он и в голове мысли такой не держит, потому что не то что не любит супругу – она ему безразлична. Ему всё равно, что она знает, что он изменяет, а может, и она ему тоже… Ну, не суть. Просто всё это так глупо, гадко, мерзко. Мы никому не нужны в этом мире, даже иногда себе самим. – Тут она вздохнула, переводя дыхание.

– Да, он, прав, я соглашусь с его словами, – продолжила девушка, говоря о ком-то ещё, – что зачем мы рождаемся. Да, мы рождаемся, сначала треплем нервы своим родителям, когда совсем мелкие, орём, потому что хотим жрать или потому что описались. Затем детский сад, там знакомимся с людьми, и опять же не всё так гладко, потом школа, после, может, училище или даже институт, потом работа, и всё! Мы впрягаемся как мулы в работу и зарабатываем деньги. У, убила бы этого человека, кто придумал это слово – «деньги»! – в сердцах сказала она. – Но, с другой стороны, придумали б другое слово, означающее то же самое, – уже более спокойно сказала она. – Да, мы не нужны, когда болеем, когда у нас депрессия или когда мы что-то не умеем, всем лень нас учить, мы нужны только тогда, когда мы полезны, вот и всё. И это мы называем «мы построили цивилизованный мир». – Она усмехнулась. Я не видел её лица, но представил, как её губы изогнулись в полуулыбке. Мне почему-то казалось, что она должна быть красивой девушкой.

Хотя для каждого человека «красивая», «красивый» имеет разное значение. Также я прекрасно знал, что сейчас глаза её наверняка лихорадочно блестят, хотя я не знаю, какого они цвета у неё, но это и не было важно, так же как и то, какого цвета её волосы и какого – кожа: бледная, смуглая, розоватая, белоснежная.

– Я не буду менять этот мир в одиночку, – продолжила она, и тут я услышал голос её спутницы.

– И не надо. Ты создавай тот мир вокруг себя, который тебе нужен, и все, кто будет попадать в твоё окружение, либо примут его, либо пусть уходят.

– Это да… – протянула девушка. – Вот он говорит, – опять начала она неизвестно про кого, – что ему не нравятся праздники, подарки и всё такое. Да я в принципе не против, не нравятся – не буду, конечно, для меня это сложно – не дарить подарки, а в первую очередь – не покупать их. Я люблю праздники, наряжаться на них, одеваться, да, ну и пусть всё это просто разноцветные тряпки, побрякушки и прочее. Но я устраиваю себе праздник, даже когда мне этого не хочется, я улыбаюсь, и всё, потому что если только работать, и всё, то и вправду жизнь пуста и бессмысленна, с его позиции. – Она замолчала, затем вновь заговорила. Мы уже подходили к метро, и мне не хотелось, чтоб она не ушла, не досказав того, что начала говорить.

Меня поражало не то, что она говорит: она очень походила на меня в её возрасте, конечно, сейчас я не настолько стар, чтоб говорить такое, и всё же она чем-то напоминала мне меня самого. Может, этими её пылкими речами, правдивыми речами, но только зачем и кому нужна её правда? Её половина знает и не осознаёт, а если и осознаёт, то менять ничего не будет. Им удобно так, они приспособились к этому миру, этому обществу, научились в нём жить, и некоторые даже довольно неплохо живут и отдыхают, другие же её не видят, не слышат и не осознают.

Меня поразило то, что она в свои, может, от силы 20 лет задумывается о таких вещах. Мне жалко её, потому что она зря тратит силы на слова, но если б были только слова – она же ещё и эмоционирует при этом, как лампочка, только слепой не увидит и не почувствует, как эти волны идут от её стройной фигуры.

Её поколение, даже можно сказать, мое поколение, мне самому всего 22, не задумывается о таких вещах, о которых так красноречиво, эмоционально и правдиво говорила эта особа. Я знаю, чего хотят сверстники моего круга, чего хотят люди чуть постарше меня, в большинстве случаев все сводится к одному – к деньгам. Итак, что же она говорила дальше?

– Я не утверждаю, что все люди плохие и всё такое, – продолжила она. – Но всё же они это делают ради денег, увы. Все сводится почему-то опять к ним. Даже вот, например, я ходила на этот мультик – да он просто улёт, очень хороший, интересный. А ведь его делали взрослые люди, рисовали героев, подбирали голоса для озвучки, песни и прочее, они это делали с любовью, но опять же – тот, кто всё это заварил, то есть режиссёр, он знал, что это понравится публике, детям, их родителям, он знал, что это будет фурор и он получит деньги за свой труд. Безусловно, любой труд должен оплачиваться, но в нашем веке действует иное правило: работать и делать ради денег, а не ради того, чтоб кого-то осчастливить. Опять же я не говорю, что так живут все. Вот даже я, – махнула она рукой, и я увидел, что её ладонь в перчатке, хотя на улице было довольно жарко, ну, по крайней мере для меня, и я шел без перчаток, – делаю подарки не для того, чтоб понравиться кому-либо, а потому что мне так захотелось.

– Всё, что я ему дарила, – говорила она уже глуше, или это шум дороги заглушал её голос, – от души, неважно, сколько я потрачу на это сил, времени и денег, я это делала от души, но ему, видно, этого было мало, хотя не так, ему это не особо нужно было. Самый ценный подарок в наше время – денежный, чем больше и круглее сумма, тем лучше, – и она хмыкнула. – А вообще с чего я начала это всё тут говорить? – спросила она у попутчицы и рассмеялась. – Я уже и не помню. – Её смех не был наигранным, он был немного приглушённый, но в нём проскальзывали и высокие нотки.

– С любви, – ответила её собеседница.

– Ах, ну да, любовь, – согласилась та. – Она губит людей.

Они дошли до метро, я отстал от них. Я наблюдал за тем, как они спускаются по лестнице вниз, в метрополитен, а сам думал о том, как удивительно странно можно услышать от совсем незнакомого тебе человека, человека, лица которого ты даже не видишь, свои же мысли спустя всего каких-то пару лет.

Мне стало интересно, что же она будет думать, когда ей будет столько же, сколько и мне сейчас. Хотя в свои 22 года я был стар.

Нет, внешне я был молод, точнее мое лицо, тело, красивы, даже можно сказать, но вот внутри… Я как срубленный дуб, который доживает свой век в качестве пня, может, я даже иногда цвету, как тот самый пень, «цветущий пень», но из этих молоденьких веточек никогда ни одна не вырастет в настоящее полноценное дерево, потому что пень не может являться основой для дерева со своей корневой системой, потому что я своими корнями твердо вгрызся в землю и питаюсь из неё, а эти веточки, что иногда пробиваются на пне, питаются за счёт пня.

Почему я стал таким? Это уже неважно, я доживаю свое время в спокойствии и редких вспышках цветения. Мечтал ли я когда-либо о другом мире, мире, где мне будет удобно и хорошо? Я был молод, неопытен, одинок и добр. Что осталось? Я молод, я вспышками добр, я научился ценить уединение, одиночество, я мудр и почти не ошибаюсь в людях.

Постояв ещё так немного около спуска в метрополитен, а затем вздохнув глубоко, я отправился домой, туда, откуда пришёл. Я по профессии техник, работаю в морге, мне приносят и биопсию, и трупный материал, и не очень мёртвый – это когда человек на грани: ещё вроде и дышит, и сердце стучит, но уже не выкарабкается.…Так что погодка сегодня и вправду удалась, самая что ни на есть мартовская, капризная, изменчивая, как и все люди на Земле, кроме младенцев и тех, кто на смертном одре.

И всё же я не согласен с той юной особой. Да, люди живут, работают ради денег, но те всё же не являются всецело смыслом для жизни. Да и притом, раз уж пошла речь о деньгах, она-то тоже работает, и работает не за просто так, наверняка ей бы хотелось получать больше денег.

Не надо прикрываться благородством и высокими моральными принципами, в этом нет ничего позорного, если человеку хочется иметь больше денег, а значит, и больше возможностей – отдыха на море, новую квартиру или ремонт в старой, лучше питаться, а не маркой «Красная цена» или «Каждый день», нет, может, это не совсем гадость, но сколько там «Е», а они, говорят, вредят здоровью, хотя в моем случае мне волноваться о смерти даже смешно. Так что мне стало очень любопытно, что б она ответила, если бы её спросили, например, даже я сам, лично.

Но к чему все это? Я, молодой снаружи и старый внутри, смотрю на этот увядающий мир, я понимаю, что всё, что я могу делать, – это жить и не мешать жить другим, не докучать своими чувствами, мыслями, словами, действиями.

Да, я также работаю, но сейчас я в отпуске, который, кстати говоря, подходит к концу, вообще не знаю, на кой ляд меня дернуло взять отпуск на две недели в марте, когда толком ещё в лесу не просохла почва, там не погуляешь… А, неважно, взял и взял, всё равно через два дня на работу.

Да, она права в том, что мы нужны на работе, когда здоровы, когда не берём больничные или когда женщина не уходит в декрет, а так мы не нужны этой работе. Но нужны опытные специалисты, которые вс      ё умеют, в 20 лет, со стажем в 30 лет, это смешно и грустно. Я не могу сказать, что я профи в изготовлении срезов из того, что мне приносят, но мне нравится то, что я делаю. Может, со временем, как все говорят, работа надоест, может, и так, одно и то же пять дней в неделю и по 20–30 раз в день, конечно, надоест, но я не думаю об этом. Зачем думать о том, чего ещё не произошло?

Мне не хочется возвращаться домой, потому что там меня никто не ждет. Я думал, что я смогу жить так – один, одиночкой, свободный от родителей, девушки, да вообще от кого-либо, лёгкие связи и прочее, но не смог. Не смог завязывать отношения с девушками только ради секса. Как ни прискорбно соглашаться, но моя «знакомая» была права в этом плане – это не приносит удовлетворения в полной мере.

В физическом плане мне хорошо, раньше моральный и душевный аспект меня не сильно трогал. Я не равнялся на других, что, мол, все так делают, у меня всегда была своя голова на плечах и свое мнение на этот и какой-либо другой счёт. И всё же она была права. На удивление, а может, я её недооценил? Или совпадение? А к чему теперь гадать, мы теперь по разным углам на этой планете, в этом городе, в этом мире.

Когда в следующие пять минут после секса я открываю глаза, поворачиваю голову и вижу ту, с которой только что трахался – другого слова не подберёшь, и оно не будет верным, потому что занятия любовью – это совсем не то, чем занимался я последние четыре года своей половой жизни, – всё внутри сжимается и начинается тошнота.

Не потому что девушка страшная, или некрасивая, или ещё что-то, становится тошно оттого, что я уложил её в кровать, а она согласилась, потому что ей не нужны серьёзные отношения, ей не нужен я – то, что я могу дать материально, морально, душевно. Я не знаю, зачем вёл такую жизнь, я подумывал о постоянной партнёрше, но чёрт меня побери, как я низко мыслю – постоянная девушка для развлечения. Я не помню, когда это произошло, когда произошло то, кем я стал, как я стал таким. Таким грязным. Таким, как все?

Мне хочется кого-то любить, но любить не только телом, но и душой, сердцем. Я даже пытался влюбиться, но не смог, моя чрезмерная холодность убивает не только тех, кому я когда-то был дорог, и та девушка, моя «знакомая», хотя для меня она лежит на непонятной полке в моем списке людей, я не знаю, кто она для меня, не знаю не потому, что запутан в чувствах, хотя и в этом я последнее время уже не уверен, а потому, что она немного отличается от других.

И я говорю не про внешность, хотя она очень красива – только я об этом ей не скажу, а то подумает неизвестно что, – а про её поступки. Если честно, я немного скучаю по ней, по вот этому её характеру, она, с одной стороны, писемея, а с другой – ураган, ещё и пламенный притом, я вообще не понимаю, как в ней помещается так много эмоций. Я с научной точки зрения списал это на неустойчивость её настроения, хотя все девушки неустойчивы в плане настроения. Только у одних это не сильно проявляется, а у других резкие контрасты. Хотя при чём тут научная точка, если я её убрал от себя, и, хотя я никогда ни о чем не сожалею, мне не хватает её… Но почему? Почему её, а не кого-то ещё?

Она дарила мне всё, что придет в её голову, на праздники, на мои дни рождения, я это не то чтоб не ценил, но говорил ей, что мне этого не нужно, она расстраивалась, а я не мог видеть, как тускнеет её взгляд и как она обижена, но пытается не показывать мне этого, смотрит на меня, и забирал подарки. И как в ту же секунду менялось всё её лицо, глаза сияли, и в них бегали хитрые бесенята, как губы приоткрывались в улыбке, обнажая передние зубы, как приподнимался слегка подбородок и вылетал чуть слышный звук радости.

Но когда у неё было плохое настроение, то у! Всё, лучше с ней не говорить, так язвит, колется как ежиха и шипит как уж. Наверно, вся её прелесть и удивительность в том, что она всегда нараспашку, хотя никто не знает, что у неё в голове, но все её чувства, по крайней мере мне и когда она со мной, мне ясны, за исключением некоторых, которые она искусно скрывает или которых я в силу своей слепоты не видел.

Она настоящая с теми, кому доверяет, а мне она доверяла, я знал это, знал и не хотел, чтоб она привязывалась ко мне, чтоб доверилась мне вся, – я не говорю, чтоб она мне не доверяла, но она хотела, чтоб и я доверился ей, а я не мог. Я себе-то не доверял, а ей…

Естественно, она обижалась на меня, в итоге мы часто ссорились, и из-за этого, и не только, ещё из-за моей холодности, её глупых, как она сама говорила, а я никогда не говорил, фантазий и надежд. И я знаю, каких надежд – надежд, что я её полюблю, что буду рядом. Хотя, как она всегда говорила, ей нужен, друг, верный, настоящий друг. А с другой стороны, разве друг не может быть любимым, быть братом, мужем, просто другом?

Есть категория «просто друг», и не больше, а есть друг как муж, как брат, как человек, как друг. Вот это и есть тот человек, с которым стоит жить всю свою жизнь до самого конца. Вот за каких людей надо выходить замуж или на каких жениться, они универсальны, потому что могут быть для тебя всеми этими людьми и при этом понимать тебя. Вот чего нет в этом мире – понимания.