Любовь и ненависть в наследство

Наташка первая пронюхала про эти вечеринки и зазвала меня с собой. После 12 ночи, строго конспиративно, мы прокрались вдоль забора и вошли с заднего крыльца. Я принесла взятое из дома печенье к чаю, Наташка – несколько кусков хлеба от ужина. На столе стояла сковородка с жареной картошкой, чайник и бутылка водки. Общество состояло из фотографа, обоих студентов, физкультурницы и самих медичек. Они оживленно беседовали, травили анекдоты, выпивали и закусывали. Нас приняли хорошо, только Галина Ивановна нам была как будто не рада, подосадовала, что Миша с гитарой не пришел, но не выгнала. Я ни есть, ни водку пить не хотела, взяла стакан с чаем и присела на кушетку с крайчику. А врачиха, как выпила водки, язык развязался, съязвила: «А ты вообще как собака на сене сидишь. Ни себе, ни людям». Я ничего не поняла по наивности. Но стало мне неприятно, и я быстро ушла.

Станислав ждал меня на отрядной веранде, спрашивал, что там и как. Я отвечала, что ничего интересного, мы еще с ним поцеловались немного, потом я пошла спать. Наташка вернулась, когда я уже спала. С утра при детях некогда было поговорить. Только на тихом часе, когда мы пошли позагорать на стадион, я спросила Наташку, что Галина имела против меня.

– А ты не догадалась?

– Нет.

– Галька имела в виду, что ты и сама не спишь со своим Станиславом, и он из-за тебя с другими не спит.

– Как это с другими?! Почему он должен спать с другими?!

– Господи! Святая простота! Ты совсем ничего не замечаешь? В лагере все спят со всеми. Поголовно. Сюда и едут в основном за этим.

– И ты – тоже?

– А что – я? Я – только с Мишей.

– Уже?! Но это же… Такая связь, без брака называется…

– Как называется? Разврат, что ли? Ну, ты даешь! Вот тетя Таня тебе мозги запудрила! А если у нас любовь? А про брак я тебя такое могу рассказать!

Наташа стала рассказывать, а я только ахала.

Она не только вышла замуж, но и развестись успела. Муж был старше ее на пять лет, инженер. Наташка влюбилась без памяти. (А, может, хотела удачно пристроиться). Командированный инженер захаживал в гости, ел Наташкины пирожки, водил ее в кино. «Красивый: высокий, черненький». Расписались они до ее 18 лет с разрешения родителей, которые боялись, что дочка «в подоле принесет».

«Так все было хорошо, такая любовь. Он меня в Новосибирск привез к родителям. Они и не пикнули. Комнату нам выделили и даже сыграли свадьбу. Родня собралась, смотрят, удивляются. Я была некрашеная, незавитая. Тетя Лена его говорит: «Тот же назём, да издалёка везён». «Ага, тетя Лена, так и есть», – говорю. И так сходу её «тётей» назвала, ей очень понравилось, она сразу стала ко мне лучше всех относиться.

Мне у них в квартире все очень понравилось: мебель, цветной телевизор, шторы. Я с тряпкой была готова весь день шнырять, блеск наводить. Обожала красиво на стол накрывать, когда гости приходили. Свекровь меня поучала, как что ставить, а я и рада была. Это же так приятно: скатерть стелить. вазочки, тарелочки из серванта доставать, все одинаковые: тоненькие с волнистым крайчиком. Посуду мыла с удовольствием, восхищалась, как много у них ее. Я думала про себя, что счастливую судьбу, как в лотерее выиграла. А потом забеременела, и сразу в консультацию побежала, как рьяная будущая мать. А там такой диагноз сказали, что у меня глаз выпал! Саша мой оказался сифилитик недолеченный. Да ты не шарахайся, я сейчас уже не заразная, это лечится, если вовремя. Только беременность нежелательна. Аборт «по показаниям», уколы. Я сразу на развод заявление подала. Он же меня девочкой взял, гад!

Родители его от позора стали тише воды, ниже травы, «Наташенькой» называли. А тетя Лена еще и в общежитие приходила ко мне, ругала его, но очень хотела нас помирить, все уговаривала меня простить его, как вылечится. Но у меня перегорело что-то. Видеть его не могла. Да что там его, я думала, что в жизни ни с кем больше не лягу! После такой подлянки! А сейчас – ничего, отошла, даже снова замуж хочется. Только, чтобы справку принес, что здоров. Хоть как будет уговаривать, обижаться, второй раз я в такое не вляпаюсь».

– А здесь все только что проверенные, с санитарными книжками, не то, что СПИДа – гонореи не подцепишь. Никто ничего не боится.

– Нет, я не верю, что всё так, как ты говоришь. Не может быть, чтобы все этим занимались. Ладно, допустим, врачиха, посудомойки обе, сменная вожатая Валентина, ты с Михаилом. А медсестра?

– Да, Зоя – исключение, приехала ради ребенка. И Нина-повариха себя соблюдает, ну, так к ней ведь муж каждый выходной приезжает.

– Вот видишь! А начальник лагеря, Ирина Сергеевна? Ей за пятьдесят.

– Ну, и что? Она уже сторожу намеки делала, чтобы заходил в гости, а то ей не спится по ночам.

– Не может быть!

– Да. Это он сам нам с Зоей рассказывал, наверное, чтобы она им заинтересовалась.

– Боже мой! Куда я попала!

– Ты не об этом думай, ты своего Станислава не проворонь. Он же не железный, из армии недавно, а вокруг такие кобылки копытами бьют. Мужики здесь ценятся на вес золота. Видела синяк у Динки из второго отряда? Она с Машкой из-за Федьки подралась. А он взял – и за Лидой приударил, обеих с носом оставил. А Лида с Федькой не спит. Кремень, а не девушка! Наверное, придется ему сначала жениться.

После этих слов я действительно стала замечать многое из того, что раньше для меня не существовало. Теперь я поняла, почему Галина Ивановна стала Галькой. Она за две недели перебрала всех мужиков, кроме наших двоих, на которых тоже усиленно заглядывалась.

Наташка дала толчок, и мои мысли потекли в нужном направлении. «И сколько я еще удержу любимого парня одними поцелуями да прогулками под звездами? Когда кругом творится такое?» Я чувствовала, что мамино строгое воспитание таяло, как сахар в стакане горячего чая. Ведь, если по большой любви, взаимной любви – это же не разврат? Как только я для себя этот вопрос решила, так Миша уехал на выходной, и Станислав привел меня в их комнату. А дальше мы все ночи так и спали парами: Наташа – с Мишей, а я – со Станиславом. Через неделю я уже жалела только об одном: и зачем полсмены потеряла. Жар тех первых ночей, слова и клятвы, наивная вера в счастливую совместную жизнь и любовь до гроба, как угли от погасшего костра, грели меня в последующие годы.

Наш роман браком так и не стал. И в лагерь я больше не ездила, ни в «Солнечный», ни в какой другой. Станислав меня не пускал, боялся. Не знаю, может, в других местах все иначе было. А с той лагерной смены образовались-таки две супружеские пары: студентка Лида вышла за Федю-фотографа, и Зоя-медсестра – за сторожа. Он, оказывается, не мог иметь детей, взял жену с ребенком, очень довольны были оба. С лагерной смены у нас с Наташкой вошло в привычку называть друг друга по имени-отчеству. Даже не в школе, не при детях, я чаще зову её Натальей Михайловной, а она меня – Полиной Александровной.

***

Наши отношения со Стасом тянулись долгих восемь лет, а я «все ждала и верила». Самое удивительное, что Станислав никогда не отказывался жениться. Он после первой нашей ночи клятвенно пообещал жениться на мне. Но как-то так, у него «руки не доходили» до этого. Сначала ему надо было поступать в институт, на подготовительные курсы. Да еще устроиться на хорошую работу, чтобы денег на жизнь хватало. Образование тогда, к счастью, было еще бесплатное. Потом – учеба с редкими встречами, потому что он не говорил родителям про нашу интимную близость. У Станислава было своя комната, но при родителях я там ни разу не ночевала. После кино зайдем, чинно посидим, чаю выпьем, он меня проводит до дома, иногда с моей мамой тоже чаю попьем – и всё. Я тоже скрывала от мамы, что мы встречаемся со Станиславом. Врать я ей не хотела, но мама мудро ни о чем не спрашивала. Наташка, как палочка-выручалочка, всегда подтверждала, что я была у нее.

Когда она еще жила в общежитии, я действительно иногда оставалась ночевать у нее, когда мы ходили на дискотеку. Но не так часто. А перед окончанием техникума на Наташку свалилось счастье в виде родительской любви и щедрости. «Завязавший» с пьянкой отец неплохо зарабатывал в автосервисе. Вздохнувшая после кошмара мать огляделась по сторонам и вспомнила про выросшую дочь. Она стала присылать ей деньги, предложила организовать квартиру в Куйбышеве. Но Наташка жить вместе с родителями не хотела, и Новосибирск покидать – тоже. Мать подсуетилась, взяла к себе старую тетю, продала её полдомика в Куйбышеве и купила Наташке комнату в семейном общежитии.

Это был внезапный поворот судьбы. Наталья Михайловна уже высчитывала, как ей прожить на съемной квартире на зарплату учительницы, сколько она сможет заработать по выходным на барахолке. Она делась со мной своими сомнениями: не лучше ли ей совсем не ходить работать в школу, а торговать полную неделю. Я, как могла, её отговаривала, что это бесперспективно, только здоровье потеряешь, а деньги гребут только хозяева, да еще владельцы барахолки. И вдруг Наталья Михайловна стала обладательницей собственной жилплощади. Тесная малосемейка показалась ей необыкновенной роскошью, она закатила целый банкет по поводу новоселья.

Но вдвоем со Станиславом мы были у нее только на новоселье, там никогда не встречались. Я долго верила ему, что мы поженимся. А Станислав обещаниями кормил меня три года – и вдруг неосмотрительно женился на другой женщине. Жена его оказалась еще той стервой, он сбегал от нее ко мне. Пять лет мы жили втроем, в конце концов, она его достала. Стас развелся с женой. Не успел он оглядеться после развода, как его прибрала к рукам шустрая Варвара, наша соседка с третьего этажа.

Когда мама проводила выходные на даче, Станислав обычно приходил ко мне. Варвара это отлично знала, и всегда-то у нее что-нибудь случалось в квартире в момент ухода Станислава. То ей до зарезу надо полочку прибить, то у электроплиты розетка сломалась, то предохранитель в телевизоре перегорел, то лампочка не вкручивается. Варвара как бы случайно оказывалась на нашей лестничной площадке: «Ой, это Стас? Здравствуйте! Уже уходите? А я думаю, кого бы попросить помочь? Прямо беда – дом без мужика. Ой, а вы не зайдете на минутку? А я вам – стопочку. Ну, не хотите стопочку, я деньгами могу».

Варька два раза побывала замужем, завела в каждом браке по ребенку. Но мужики ей попадались непутевые: пьющие или ленивые. Моего Станислава она давно нахваливала, мол, такой жених – словно выигрыш в лотерею, вроде в подруги ко мне набивалась. И отшить ее повода не было. Я все время вместе со Станиславом заходила к соседке, а потом его провожала, а он заметил это и пошутил, уж не ревную ли. Варька меня была лет на пять старше, жизнью хорошо побитая, некрасивая, но хитрая, как лиса. Тогда я в очередной раз не пошла – всего-то один раз – а Варька, видно, с ним натурой и расплатилась. Стас сам не понял, как оказался с Варварой у алтаря, то бишь, у стола регистрации браков ЗАГС-а. Руки у Варьки были крепкие, мужа она держала на коротком поводке и зорко берегла свое добро. Так разом оборвалась наша связь, а вскоре Варька предусмотрительно обменяла свою квартиру. Я сильно не горевала по Станиславу, так как безумно устала от его бесконечной лжи и обещаний.

Наталья Михайловна нашла мне слова утешения:

– Ну, что ж, зато столько лет мужик походил, все не одна была. Ты, Полина Александровна, даже не знаешь, как тяжело одной быть. Мы, бабы, от одиночества с ума сходим, на стенку лезем.

– Только не ты. Сколько ты за это время уже сменила?

– Честно говоря, даже считать боюсь. И все от этого, от страха одиночества. Если бы Мишка мне не изменил тогда в лагере, я бы, может, до сих пор с ним одним была.

– Простила бы его тогда, ведь ты говорила, что любишь его.

– Любила. И, может, и простила бы, за кого другого. Но ты же знаешь, он же – с Галькой!.. Я просто побрезговала.

***

Год назад я познакомилась с Глебом. Глеб – полная противоположность Станиславу. Глеб старше меня на десять лет, но мне кажется, что на целый век. Он степенный, положительный, до отвращения. Глеб рассчитывает каждый свой шаг на год вперед. С женой Глеб развелся, детей у них не было. После развода он перебрался в малосемейку на окраине города. Так он стал соседом Наталья Михайловны. У Наташки был роман с одним женатиком, щедрым на подарки, расставаться с которым она не собиралась. Но она решила, что «нечего зря добру пропадать», когда подруга одинокая ходит, ведь холостые мужики на дороге не валяются. Она Глеба приветила, по-соседски опекала, подкармливала, а на день рождения позвала в гости и познакомила нас.

Наталья Михайловна все очень верно рассчитала. Глеб уже достаточно пожил один, чтобы решить обзавестись новой семьей. И тут взгляд его цепких глаз упал на меня. Я, конечно, невеста не богатая, и приданого у меня нет. Но кто пойдет еще за такого зануду? Глеб звезд с неба не хватает и денег – тоже. Глеб уже решил, что маму мы переселим в его клетушку, а сами займем мамину квартиру. Ну, уж, нет! С мамой я никогда не расстанусь! Если мы вдруг поженимся с Глебом, то разменяем наши квартиры на одну – двухкомнатную. Мама будет жить с нами и поможет, когда у меня появится ребенок. А может не стоит выходить замуж, а только завести ребенка?

Моя Наталья Михайловна мне все уши прожужжала, выходи, мол, за Глеба, не раздумывая. Что мне ловить? Мужик свой будет. И непьющий! Я под разными предлогами оттягиваю объяснение с мамой и не даю Глебу окончательного ответа. То я предлагаю ему подождать до нового года, до моих летних каникул. После того, как мы с Глебом переспали, он перестал меня торопить, решил, что я никуда от него не денусь. Кому я еще нужна?

Я понимаю, что никому я больше не нужна. Может, в семнадцать лет я и была как белый бутон, но я увяла, так и не успев расцвести. Но и жить с Глебом я не хочу. Он меня совершенно не волнует, когда мы с ним в постели. Я лежу, как бревно, и только делаю вид, что мне интересно. Со Станиславом было все иначе. Я загоралась, как спичка, только от одного его прикосновения. Его ладонь начинала жечь мое тело, едва он прикасался к моей одежде. Сладкая волна прокатывалась по мне. Я в нетерпении срывала с себя одежду, чтобы прикоснуться к нему всем своим телом. Даже последние наши встречи со Стасом, когда я становилась равнодушной сразу после секса с ним, все равно были наполнены страстью и желанием. Возможно, я никогда в жизни не испытаю больше наслаждения от мужчины.

С такими мыслями я возвращалась вечером домой, после очередной встречи с Глебом. Занятия в школе закончились. Через две недели я пойду в отпуск. Красота! Отдохну от школьного шума и гама, от нашего завуча. Есть же такие железные женщины, как наша Валентина Ивановна! Высохшая, словно мумия, в железной броне строгого серого костюма, она ревностно соблюдает дисциплину и порядок в нашей школе. Не дай Бог, кто-то уйдет пораньше с работы. Мало ли куда бывает надо отлучиться? Договоришься, с девчонками, чтобы присмотрели за твоими детьми в продленке. Вроде и Валентины в школе нет. Не тут-то было! Нюх у нее, как у собаки. Ничего не укроется от ее зоркого ока! Стоишь потом, как провинившаяся школьница, перед ее строгими очами и выслушиваешь в свой адрес нелестные замечания. Это только декларируется, что пошла у нас «гуманизация образования» – человеческое отношение к ученикам и учителям. А на самом деле в школе процветает тот самый волюнтаризм, за который, говорят, сняли Хрущева. Администрация нас как жучила, так и жучит.

Лето всего пару дней, как вступило в свои права, но погода стоит изумительная: ночью теплый дождичек освежает землю, а днем – сухо и тепло. Настроение у меня было тем вечером – самое радужное. Я медленно шла, наслаждаясь покоем тихого и теплого вечера. Небо было ясное и чистое. Яркие звезды светили для меня. Я не спешила домой, там меня никто не ждал. Мама собиралась сегодня поехать к соседке на дачу. Хорошо, что мне не придется отводить глаза от ее вопросительного взгляда.

Подходя к дому, я увидела свет в наших окнах. Испуганная, уверенная на сто процентов в нашествии воров и жуликов, я влетела в квартиру и увидела свою маму. Мама сидела в уголке дивана и плакала.

– Мамочка, милая, что случилось? – я гладила мамины холодные руки.