Вальс осенних листьев

Константин придвинулся ко мне и по хозяйски опустил руку на мое плечо.

– Борис, познакомьтесь. Мой друг, Константин. Мы с ним обожаем бокс.

– Очень приятно. Я надеялся увидеть Вас здесь. Я прилетел в Москву из Казани два часа назад. Боялся, что не успею на матч. Как снег на голову свалились неожиданные дела, пришлось бросать все и срочно лететь в Казань.

Борис тут же поменялся билетом с парнишкой, севшим с другой стороны от меня. Тот радостно помчался в VIP-ложу. В общительности Борису не откажешь. Практически каждый мужчина, увидев свою знакомую с другим, сразу бы ретировался. Но только не Борис. Он тут же завел с нами беседу. Смешные случаи из его жизни перемежались вполне приличными анекдотами в тему. Рассказчик он был великолепный. Мы с Костей смеялись от души. Несколько раз я поймала взгляд Бориса, брошенный на руку Кости, лежащую на моем плече. Потом начался матч. Я напряженно следила за боксом и перестала обращать внимание на мужиков.

Я понимаю, почему Борисом увлеклась даже такая красотка, как Василиса. При его совсем не голливудской внешности, этот человек излучает море обаяния. При этом он обладает тонким юмором. Не каждый может посмеяться над собой. А Борис мог, изящно и смешно, не унижая себя и не умоляя своих достоинств при этом. Я чувствовала себя с ним легко и непринужденно. Когда Борис узнал, что я собираюсь поехать к подруге в Отрадное, он тут же предложил свозить нас всех на экскурсию в Вересово. Оказывается, недалеко от Отрадного, всего в каких-то пятнадцати километрах, находится сохранившаяся усадьба князей Вересовых. В бывшем поместье сейчас музей, но Бориса там знают, как отпрыска знаменитой семьи, и для него всегда открыты двери бывшего родового гнезда.

На экскурсию в субботу к нам присоединились Тамара с мужем и детьми. Естественно пригласили Костю, как моего друга. Борис сам водил нас по усадьбе. Оказывается, здесь бывал Пушкин. А один из предков Бориса писал замечательные стихи. Борис очаровал нас всех своим рассказом.

После экскурсии вся наша компания получила приглашение на ужин к Тамаре. Ужинали на веранде, несмотря на то, что было немного прохладно. Вечера в конце сентября стали холодные. Мы сидели за большим овальным столом. Дачу Тамары строил для себя какой-то советский писатель. Дом просторный, двухэтажный, очень гармоничный. Самое красивое место – веранда, полукругом опоясывающая сторону дома, выходящую в сад. Пахло яблоками. Вечер зачернил стекла веранды. Но никто не расходился. Тоня запела. У нее чудесный голос. Неожиданно к ней присоединился Борис. Я во все глаза смотрела на Бориса. Мягкий тембр его голоса завораживал. Я зябко повела плечами: Костя накинул на меня свою куртку. Он взял меня за руку и нежно перебирал мои пальцы. Как мне было хорошо! Я не представляла, что когда-нибудь мне будет так легко. Забота, постоянно терзающая меня, отступила. Как приятно, не думать ни о чем, наслаждаться этим прекрасным мгновением, которое подарила мне жизнь и которое никогда больше не повторится. Легкая грусть не печалила душу: у меня будут еще такие же прекрасные дни, как этот!

Назавтра Борис с Анатолием организовали шашлыки. Им помогали сыновья Тамары. Женщин к приготовлению шашлыков не допустили. Мы помогали Тамаре собирать и упаковывать яблоки. Потом сидели в деревянных шезлонгах под яблонями, ели ароматный шашлык, запивая его легким красным вином. Костя сидел рядом со мной, а Борис улыбался мне.

Домой мы возвращались поздно. Тоня увела с собой Костю, а меня пошел провожать Борис. Я захотела немного пройтись пешком. Мне не хотелось, чтобы заканчивался этот день. Как красив ночной город! Я никогда не замечала этой красоты. Если даже я возвращалась домой поздно, то неслась, не глядя по сторонам. Сейчас я наслаждалась сиянием ночных огней. Сухие листья шуршали под ногами. Что они шептали мне? О чем хотели рассказать? О чем предостеречь?

Борис взял меня за руку. Руки у него приятные, теплые.

– Сегодня, когда Ваш друг нежно перебирал Ваши пальцы, я ему ужасно завидовал. А он хороший парень, и любит Вас безумно.

«Играет хорошо, а не любит», – подумала я, но вслух произнесла безликую фразу:

– Может быть.

– Александра, в Вас живут вместе умудренная жизнью женщина и наивная девочка. Это непостижимо. Но я безмерно очарован Вами.

Борис обнял меня, а мне было приятно. Немного кружилась голова. От вина? Или от любви? Борис поцеловал меня. Земля поплыла под ногами. Сейчас мы подойдем к моему дому, и я не отпущу его! Пусть в моей жизни не будет ничего кроме этой ночи. Я все равно буду счастлива. Мы подошли к подъезду. Сердце сжалось и почти остановилось. Неясная тень скользнула со скамейки нам навстречу.

– Борис? Александра! Что Вы здесь делаете?

Перед нами, в ярком круге уличного фонаря стояла Василиса.

Василиса

Под стук колес я тряслась на вагонной полке. Я возвращалась в Москву. Я специально взяла билет на вторую полку, чтобы бездумно лежать и не смотреть ни на кого. С попутчиками мне повезло: три девушки-подружки возвращались в столицу после отдыха. Они весело вспоминали подробности своего отдыха на Юге, но я не прислушивалась к их разговору. Колеса стучали: «Как побитая собака, как побитая собака…» Они напоминали мне прощальные слова матери: «Прибежишь назад, как побитая собака».

Мать меня с детства недолюбливала, для нее существовала только одна дочь – ее распрекрасная Александра. Она была для нее живым идеалом. Еще бы! Вылитая мать, такая же зануда и синий чулок. Я все время была второй сорт. У меня и рост ниже, и волосы пегие, и оценки в школе хуже, и имя дурацкое – Василиса. В детстве я тоже ненавидела свое имя. Его мне дал отец. Он очень хотел сына, чтобы обязательно был Василий, как он. Когда мама была мною беременна, то все в один голос утверждали, что будет мальчик. И животик у мамы торчком, и на остренькое тянет. Отец поспорил с соседом на ящик водки, что у него непременно будет Вася. Когда же родилась девочка, я, отец с расстройства загулял. И вот во хмелю он и придумал, что если назвать меня Василисой, то условие пари будет выполнено. Отец, не откладывая дело в долгий ящик, тут же отправился в ЗАГС и записал меня Василисой Васильевной Свешниковой. Протрезвев, он испугался, что мать будет ругаться. Поэтому он не сказал матери ничего.

Моя мать с бабушкой тем временем, усиленно выбирали имя для меня. Они перебирали имена, отбрасывая одно за другим. То, что нравилось матери, не нравилось бабушке, и наоборот. Дольше всего спорили о двух именах. Бабушка настаивала на Лидии, а мама – на Елизавете, ей вообще нравились «царские» имена. Сейчас я не могу сказать, к какому варианту они пришли, но это и не важно. Они спохватились, что нет на привычном месте в ящичке секретера справки из родильного дома, с которой надо идти в ЗАГС для регистрации ребенка. Перерыли весь дом, но справки не нашли. Совсем было собрались идти за дубликатом, когда отец выложил перед ними новенькое свидетельство о рождении, где черным по белому было написано мое имя – Василиса.

Мать неделю не разговаривала с отцом, плакала, хотела идти в ЗАГС и переписать мое имя. Но бабушка сказала, что это плохая примета – менять ребенку имя. Так я осталась Василисой. Мама всегда с раздражением выговаривала мое имя. Папа звал меня Васёной, а все остальные – Васькой или Васей. Со временем отец стал выпивать изрядно, а потом искал собеседника, часто это оказывалась я. Так я узнала эту историю. Отец просил у меня прощения. Я уже была подростком, редкость имени стала мне нравиться, его значение было «Царственная». Я свысока смотрела на всяких Лид и Свет, которых – пруд пруди. «Ну, что ты, папа, – тронутая его раскаянием, я великодушно простила его. – Клевое имя, редкое, да и ящик водки ты ловко выиграл».

В восьмом классе грудь и бедра у меня округлились, походка стала плавной, а взгляд – загадочным. Волосы, которые мама презрительно называла пегими, пышной копной спускались ниже лопаток, а их цвет оказался очень притягательным для особ противоположного пола. Русые от корней, они постепенно выгорали до светло-соломенного цвета. Наша новая классная даже записала замечание мне в дневник, чтобы родители не разрешали мне краситься. «Ничего не может быть лучше естественной красоты», – важно провозгласила она. Умора! На себя бы посмотрела: каждый месяц – новый цвет: то рыжий, то черный, то сиреневый. А я вовсе не красила волосы, в парикмахерской я подкрашивала только ресницы и брови. С темными ресницами глаза стали казаться больше, выразительнее. Когда я шла по улице, то с удовольствием смотрела во все зеркала и витрины на красивую блондинку, которую уже не называли иначе, чем Василисой. Хотя отец сходил в школу и объяснил, что я не красила волосы, эта Наталья Федоровна все время ко мне придиралась. Я ее терпеть не могла, а заодно с ней – русский и литературу, и вообще – школу.

Теперь неодобрение матери переключилось с имени и внешности на мое поведение. Ахи и охи по этому поводу я слышала каждый божий день. И что в голове у меня – одни танцульки да мальчики, и что это плохо кончится. И как припев: «Брала бы ты лучше пример с Александры».

Танцы я, действительно, любила до безумия. С дискотеки меня было калачом не выманить, за уши не оттащить. Громкая музыка, мелькание цветных огней, нарядные ровесники, даже нередкие драки – все это возбуждало и привлекало меня. Бесполезно было мне запрещать, не давать деньги на билет, уговаривать. Я все равно сбегала, я всегда была непокорная и часто спорила с матерью. Моя школьная подружка Генька Вассерман тоже была отчаянная, не скажешь, что папаша – директор магазина. Мы с ней и курить вместе пробовали, и в драках участвовали. Карманных денег у нее, конечно, было больше, но она не жадилась. У них в семье считалось, что это я плохо на Геньку влияю, и она сама одумается без жестоких мер. Но Генька сама была такая по характеру, ей любой запрет был – как красная тряпка для быка. А вот Санька, лицемерка такая, матери всегда поддакивала, а делать старалась по-своему. А я осмеливалась спорить – так я плохая дочь. Запретные томики «Эмманюэли», за которые меня расчихвостила мать, принесла в дом Санька. Конечно, она старше меня, на пять лет, но я была не глупее ее в вопросах секса. «Александра – девушка скромная, серьезная, вот и жениха нашла достойного». Держите меня – скромная! Я же застукала Саньку, когда она тет-а-тет с Аркадием дверь входную на собачку закрыла. Я минут десять трезвонила, а она сказала, что телевизор был включен, и они с Аркадием не слышали. Ясное дело, она со своим женихом не только за руки держалась. Ну, матери я не сказала, конечно. Санька же тоже меня не выдала, когда у меня презерватив из сумочки выпал.