Гензигрет

Привал на стволе дерева хорош для еды, но не хорош для ночёвки, а без ночёвки уже было никак не обойтись. Становилось прохладно, темно и жутковато. Даже Гензелю. В темнеющем лесу не очень уютно. Чётких теней от деревьев уже не было. Солнце пока ещё освещало небо, но само уже спряталось.

Пошли наугад, дойти до станции или найти место для ночлега.

Каким должно быть это место?

Кто знает.

Подходящим.

Стемнело. Хорошо их двое, не так страшно в ночном лесу. Оба устали. На очередном пригорочке присели у огромного раскидистого дерева. Прислонились к теплому ещё стволу. Гензель перед этим подстелил пакеты, чтобы не сидеть на голой земле. Впервые в жизни обнял Гретель. Так теплее и веселее. Они пригрелись, прижавшись друг к другу, и незаметно задремали. Надо бы, конечно, насобирать веток посуше и соорудить костёр.

Сколько спали, неизвестно, но разбудила Гретель брата в полной темноте. Звёздное небо куполом, вот и весь свет. Только на куполе этом столько звёзд, столько звёзд. Столько, сколько не бывает.

– Зачем разбудила? Ночь во сне переждать быстрее. Куда идти, ничего не видно.

– Вон светится огонёк.

Гензель почувствовал, что замерз, да и Гретель мелко дрожала. От холода, а может ещё и от страха.

Как он ни вглядывался, кроме ближайших деревьев, кустов и темноты за ними, ничего не видно.

– Показалось, нету никакого огня.

– Нет есть, есть! Вон он есть. Я же вижу.

Спорили, спорили и, наконец, Гензель сдался. Сидеть здесь холодно, лучше двигаться. А вдруг и правда там, за темнотой, кто-то есть.

– Ладно. Идём на свет. Только не ныть и не бояться. Показывай, куда идти?

– Вон, вон он помаргивает.

– Ну, пошли.

Гензель попробовал включить фонарик. Кусты рядом осветились очень хорошо, но в сгустившейся за ними темноте вообще ничего не видно, от этого стало только страшнее. Фонарик пришлось выключить. К тому же, мало ли что. Надо беречь батарейки. Фонарик может ещё очень пригодиться.

Шли довольно долго. Какие-то огромные, судя по треску веток, птицы шарахались наверху. Под ногами тоже всё двигалось, ползало и шебуршилось.

Где-то не близко, но страшно, подвывали не то собаки, не то волки. Гензель сказал, что собаки.

– Собаки не воют, а лают, я знаю, – прошептала Гретель.

– Бывает и воют. Помнишь, как собака у дядьки в деревне выла, когда он на дудке своей дудел?

Да и откуда здесь волки? Не зоопарк же разбежался? Город недалеко.

Леса все хожены-перехожены. Хотя именно этот ночной лес тянул на настоящую глухую буреломную чащу.

Сказать, что Гензель совсем не испугался, будет неправдой. Испугался, и очень. И уже подумывал остановиться где-нибудь до самого утра.

Шли, шли, продирались через заросли чего-то и Геннзель вдруг тоже увидел огонёк. Такой жёлтенький, тёплый, мерцающий. Как его Гретель раньше разглядела? Вот глазастая!

Огонёк становился всё ярче, ближе и оказался маленьким квадратным окошком в доме на лесной полянке. Такие маленькие окошечки бывают в старых-престарых деревенских домах и в игрушечных домиках на детских площадках. Но сам дом был довольно большой, тёмный на фоне леса. Лавочка у забора, открытая калитка, колодец. Дом из брёвен, крылечко, низкая деревянная дверь.

Делать нечего, надо заходить.

Гензель постучал тихонько, потом сильнее, кулаком.

Дверь распахнулась, дети зажмурились от света, яркого после ночного леса, хотя горела только круглая стеклянная лампа в руке у хозяина. Не электрическая, с настоящим живым пламенем и ручкой как у ведёрка. Из дома потянуло теплом и душистым запахом то ли сухой травы или, может, сухих цветов.

В дверях стоял худой дяденька, не больно высокий, бородатый и лохматый, но совсем не страшный.

– Дошли-таки, молодёжь? Ну, милости просим. Да вас аж качает. Уморились? Ну давайте, давайте в дом. У нас и чаёк только вскипел, прямо для вас угадали в такую поздноту. Мы и не ложились ещё, будто вас ждали. Покушать соберем. Есть чего. И варенье и мёд найдётся к чаю.

– А попить, кроме чая?, – попросил Гензель.

– Только вода из колодца. Да в дом-то зайдите.

– Вода кипячёная?

– Кипячёный только чай. Да ты не бойся, дочка, у нас вода чистейшая и никому повредить не может. Даже наоборот.

В доме оказалась ещё тётенька в цветастом платье с белым фартуком. Она заахала, заохала, быстро потащила детей мыть руки и за стол. Мыть пришлось холодной водой из жестяного умывальника. Сели за стол. Стол большой, деревянный. Никаких скатертей или салфеток. Стулья тоже деревянные, с толстыми квадратными ножками и тяжёлыми спинками, большая деревянная лавка у стены и ещё часы старинные на стене, с гирьками на цепочках. Похожие часы, только поменьше, не такие громкие и тоже с кукушкой, висели у детей дома, в их комнате. На столе толстые белые свечи горели тёплым жёлтым пламенем.

Дядьку звали Буков. Имя чудное. Тётеньку – Эва.

– А вы Гензель и Гретель, – удивился Буков – папа с мамой сказками зачитываются, любят братьев Гримм? Нам такую книжку приносили, детям читать. Хорошая книжка. Ну, пусть себе. Имена как имена. А вы чего одни, в лесу, ночью, без мамы-папы, без взрослых?

Вспомнив маму с папой, Гретель чуть не заплакала. Пошмыгала носом.

Вступилась Эва.

–Хватит разговоров, дай ребяткам поесть спокойно, потом расспросишь.

Телефона у них не оказалось. Буков сказал, что такой механикой они не пользуются. Нужды нет, да и самой техники.

На столе круглый, нарезанный крупными ломтями мягкий и очень душистый черный хлеб, варёная картошка, мясо, соль, молоко в больших глиняных кружках, овощи, зелень.

Кушать что-то не особенно и хотелось. Дети, так, поклевали немножко, поотвечали на вопросы, что, как, да откуда. Отвечал в основном Гензель. Он всю историю рассказывать не стал. Приехали на дачу, заблудились в лесу и всё.

Дядька смотрел на него хитрющими глазами, улыбался, хмыкал, поглаживал бороду. Глаза у него яркие, блестящие, чуть не искорки в них кружатся.

– Ладно, ладно. Устали вы, спать пора. Время позднее.

Поселили их в маленькой угловой комнатке, тёплой и уютной, с веселенькими занавесочками на квадратном окне. Легли на одну деревянную кровать, широченную, застеленную белоснежным бельём. Но у каждого своё пестрое одеяло в пододеяльнике, своя подушка. На такой кровати и пятерым не тесно.

На разговоры и мысли сил не осталось. Уснули, как в яму темную провалились.

Проснулись.