Мальчик закашлялся, почувствовал, что в легких резко перестало хватать воздуха. «Пожалуйста, только не новый приступ астмы, только не сейчас», – с паникой подумал Оливер, пытаясь задержать дыхание и успокоиться. Он положил ладонь себе на грудь, мысленно считая до десяти, тяжело размеренно дыша.
Словно со стороны услышал, как закричал Ник, под пораженный и испуганный ропот ребят:
– Это Том, Шкаф и Донован избили Джейн! Но они за это ответили! Мы их так отделали в прачечной, что они вряд ли вообще вспомнят, кто они такие!
– Мистер Пакер, посмотрите! – подтверждая его слова, пискляво воскликнула Крис, главная среди девчонок, указывая пальцем за спину Сэма. – Это Шкаф!
Воспитатель обернулся, проследив взглядом в указанном девчонкой направлении, и действительно увидел Шкафа, распластанного на полу, который был все так же без сознания. Сэм быстрым шагом подошел к нему, склонился над парнем, к своему облегчению, нащупал пульс. Удостоверившись, что он был жив, мужчина двинулся к Нику и Оливеру, схватил их за плечи, крепко, до боли сжимая своими огромным руками, повел в прачечную, желая как можно скорее узнать, что эти мелкие говнюки все-таки натворили.
Глава 12
Весна 1964
Как Калеб и обещал, он поговорил с директором издательства Геральд’з Газетт, мистером Кроуфордом. После недолгих раздумий тот взял Ричарда на испытательный срок, вести колонку о культурной жизни Нордсайда, в частности кварталах Юртон, Гертни и Толки. Возможно, столь быстрое решение принять Ричарда на работу было связано с тем, что их предыдущий репортер, «прыщавый Уолтер», обдолбался до одури и сыграл в ящик. Именно благодаря его статьям газета еще продолжала оставаться на плаву, хоть и не могла соревноваться с такими гигантами как «Найтмер-ньюс» и «Пророк».
Колонка, которую должен был вести Ричард, освещала множество моментов культурной жизни, к примеру движ, как выражалась молодежь, в увеселительных заведениях: всевозможные клубы и кабаре, выставки, собрания художников (у них, по словам Эммы, были самые крутые тусовки, на которые хотел попасть каждый), концерты и выступления, а также благотворительные вечера – всё это попадало в поле зрение юноши. Откровенно говоря, он не считал, что подходит для этой должности – слишком зажатый и неуверенный, он чувствовал себя не в своей тарелке при большом скоплении народа, и всякий раз, на пороге очередного клуба, его сковывал страх, хотелось бросить это всё и убежать. Пусть эта работа и не была приделом его мечтаний, но всё лучше, чем ничего.
В целом Ричарду было грех жаловаться: рядом больше не было жесткой матери, он занимался любимым делом – делал наброски своего романа, и самое главное – у него были друзья. Нередко Эмма ходила вместе с юношей по различным заведениям, о которых Ричарду нужно было писать. Особенно она любила бывать на выставках картин и тусовках художников. Ричард видел, как оживленно загорались её глаза, когда она подолгу останавливалась у некоторых картин, и внимательно рассматривала их, как будто выискивала что-то известное только ей одной. А после могла долго болтать о красках, мазках, игре света и об остальных тонкостях рисования, в которые Ричард не вдавался и мало понимал, но кивал подруге в ответ.
Как потом узнал Ричард, Эмма была самоучкой и не заканчивала художественной академии или колледжа, хотя и очень мечтала туда поступить. «Когда-нибудь это случится, – немного смущенно говорила Эмма юноше, – и ты еще побываешь на выставке моих собственных картин». Ричард обещал обязательно прийти. Ему нравилась Эмма, она была хорошим другом и отличной собеседницей, с ней он чувствовал себя намного уверенней.
Калеб тоже бывал с ним на подобных вечеринках, но уже в качестве фотографа. Его, конечно же, больше всего интересовали клубы и кабаре, где можно было хорошенько оторваться. В последнее время Калеб делал это особенно часто. Он дорабатывал свой последний месяц, после чего должен был пойти работать на стройку, и Ричард видел, как его друг из-за этого иногда мрачнел, но с расспросами не лез, все еще боясь показаться слишком навязчивым и оттолкнуть от себя своих единственных друзей.
Приближался и карнавал в Аспен-Хилле. Ричард сам не поверил, как, но убедил директора, что если они с Калебом пойдут на этот карнавал, то получится отличная статья, причём они могут получить интервью о карнавале из первых уст. (Билли сообщил, что будет только рад дать интервью о особенностях и обычаях их праздника.)
Мистер Кротуорд, услышав это предложение, только вздохнул, пожевал свою сигарету и с досадой произнес: «надеюсь вы вернетесь целыми». На что Ричард и Калеб поспешили успокоить директора, и заверили его в том, что Ричи напишет лучшую статью из всех возможных, после чего их газета еще обязательно прославится не хуже какой-нибудь «Найтмер-ньюс».
Мистер Кротуорд на эти их слова недоверчиво покачал головой, потер заросший подбородок и объявил, что если у Ричарда действительно получится и он напишет достойный репортаж, то Кроуфорд лично возьмёт его в штат сотрудников на полную ставку.
В день карнавала Ричард очень сильно волновался. И из-за своего волнения стал ужасно неуклюжим: случайно порезал щеку, когда брился, ударился головой о кровать, когда залез под нее в поисках своего галстука. Пытаясь приготовить завтрак, порезал указательный палец (Калебу пришлось его перебинтовывать, потому как у Ричарда дрожали руки и ничего путного не выходило). В последний момент юноша даже подумал плюнуть на всю затею и отказаться идти, но всё-таки взял волю в кулак – он не мог позволить, чтобы друзья считали его трусом, к тому же ему кровь из носу нужно было написать статью.
Процессия началась в полдень на улице Сентфор. Повсюду гудела музыка с горячими африканским мотивами, стучали там-тамы, том-томы и джембе, которыми умело управляли уже не молодые темнокожие музыканты. Полураздетые девушки в ярких откровенных нарядах танцевали, плавно изгибаясь, крутя восьмерки бедрами так, что обычные прохожие, шедшие мимо, теряли дар речи и, еще некоторое время разинув рты, рассматривали их.
А вот Ричарду было как-то неловко тут находиться, его смущали эти странные полуголые мужчины и женщины, их раскрепощенность и отсутствие какого-либо страха, их танцы и слишком громкая музыка. Он даже не мог объяснить почему, но чувствовал себя здесь совершенно лишним. Будто бы по ошибке попал на чей-то праздник и теперь хотел поскорее сбежать, но только не знал, как это сделать.
Ричард повернул голову и увидел, что Эмма тоже замерла, закусив пухлую нижнюю губу. Она обводила толпу растерянным взглядом. Сильно побледнев, в своих потертых джинсах и футболке, которая была на несколько размеров больше, чем нужно, Эмма выбивалась из шумной толпы и резко контрастировала с другими девушками в ярких коротких платьях или в костюмах, выгодно подчеркивающих их прелести. Эмма же скорее напоминала маленькую девочку, отставшую от родителей. Словно потерялась в толпе и теперь не знала, что делать дальше. И Ричард ее понимал. Они оба казались здесь лишними, в отличии от Калеба, который чувствовал себя как рыба в воде. Парень весело улыбался, махал рукой участникам карнавала, мурлыкал себе под нос исполняемые музыкантами мелодии, подмигивал танцующим девушкам, и щелкал фотоаппаратом, желая запечатлеть каждый момент.
Ричард мог только позавидовать его уверенности. Сам он хотел поскорее оказаться дома. В толпе незнакомых людей он чувствовал себя крайне некомфортно, а рассказ Билли о стычках и драках, которые могли случится на карнавале веселья никак не добавляли. Вдруг Калеб подпрыгнул и замахал кому-то рукой, подзывая подойти. Чуть прищурившись, Ричард увидел, как огибая толпу, забавно пританцовывая, к ним шла держащаяся за руки парочка. Только когда они подошли совсем близко, юноша понял, что это были Билли и Джеки. Ричард раскрыл рот от удивления при виде их нарядов.
Его мать определенно назвала бы Джеки падшей женщиной, а Билли неотесанным дикарем, которому нужно вернуться обратно на Карибы, где таким как он самое место. Юноше сразу бросилось в глаза, что парочка была в похожих нарядах, и вероятно специально так их подобрали. Билл надел красно-белую юбку, обрамленную золотистой тесьмой до колен. Его торс был полностью обнажен показывая накачанный пресс, которому тощий как щепка Ричард мог только позавидовать. На шее молодого человека висело причудливое ожерелье, руки украшали красно-белые нарукавники. А на голове красовался царственный кокошник, от которого отходили длинные острые перья красного цвета. Джеки была одета ещё более откровенно – бикини такой же расцветки как у Билла, которое еле прикрывало её пышную грудь, юбочка, имитировавшая пальмовые листья, тоже особо ничего не скрывала. На голове у неё были воздушные белые перья, под которыми виднелись каштановые кудряшки.
– Ахренеть! – выпалил Калеб во все глаза уставившись на Билли. – У меня нет слов!
Билл улыбнулся ему своей белоснежной яркой улыбкой, а Калеб, поправил очки на переносице и принялся без всякого стеснения пялиться на грудь Джеки. Заметив это, Эмма фыркнула, дернула его за ухо, вызвав дружный смех. Даже Ричард слабо улыбнулся, хоть и чувствовал себя все еще неуютно.
– Дайте я вас сфотографирую!
Не успел Ричард и глазом моргнуть, как Калеб оттащил их подальше от шагающей вперед веселой толпы, к стене, на которой кто-то очень похоже изобразил граффити с группой Гиллз. В центре был нарисован лохматый солист Пол Тейлор. Он нахально улыбался, держа в руках свою гитару, крошку Дори, а по бокам от него стояли басист Джон Стар и барабанщик Ленни Маккей. Все трое хитро подмигивали, будто знали все секреты на свете и, казалось, в любую минуту могли ожить и исполнить одну из своих песен. Ричард засмотрелся на их изображения, и подумывал спросить Эмму, не она ли все это нарисовала, уж очень был похожий стиль, но Калеб дернул его за руку, с призывом посмотреть в объектив, и принялся щелкать друзей на свой фотоаппарат.
– Та-ак, а теперь Ричи, Эмма, встаньте рядом с Билли и Джеки! Ричи, улыбнись. Эмма, наклони немного голову. Вот так. Ребята, в Геральд’з Газетт вы будете на первой полосе!
Калеб вошел в раж, и уже, наверное, наделал миллион снимков. Билли и Джеки с огромным удовольствием ему позировали, строили рожицы, посылали воздушные поцелуи, громко смеялись. Ричард же ссутулился, засунул руки в карманы брюк и скованно улыбался. Фотографироваться он ненавидел.
– Калеб! Ну хватит уже! – взмолился Ричард, отошел от Билли, Джеки и Эммы и скрестил руки на груди, недовольно смотря на друга.
– Правда, Калеб! – тут же поддержала юношу Эмма.
Она быстро взглянула на Ричарда, пославшего ей благодарную улыбку, и ее щеки вдруг залились розовым румянцем. Улыбка тут же слетела с лица юноши. В последнее время у него иногда возникало подозрение, что возможно совсем чуть-чуть он нравился девушке: он видел, как она краснела, когда они случайно встречались глазами, как робко на него поглядывала, когда думала, что он не замечает этого. Думать об этом Ричард не желал, до конца не веря в то, что может действительно кому-то нравиться. К тому же, Эмму он ценил только как друга, не в силах воспринимать ее по-другому, и потому очень надеялся, что ее симпатия ему только казалась.
Калеб наконец решил сжалиться над друзьями, правда не изменяя себе, всем своим нагловатым видом показывая, что делает им огромное одолжение.
– У нас же есть для вас сюрприз! – воскликнула она, перевела взгляд на Билла, и тот согласно закивал головой.
– Какой сюрприз?
Даже сквозь очки, было видно, как возбужденно засверкали зеленые глаза Калеба. Он едва не начал подпрыгивать на месте в нетерпении узнать, что могли приготовить им друзья.
– Тебе понравится, – подмигнул Билл другу и хитро улыбнулся. – Пойдемте вон в тот дом.
Он махнул рукой, указывая на покосившийся маленький домик, окна которого были забиты досками, а на дверях красной краской кто-то, старательно выводя каждую букву, написал: «Свободы и мира заслуживает каждый!».
Ричарду, если быть откровенным хотя бы с самим собой, идти туда не хотелось, как и не хотелось никаких сюрпризов, он их вообще не любил после того, как его мать в качестве одного из них сожгла его рукописи, но когда Билли и Джеки вместе с Калебом и Эммой дружно зашагали к дому, юноше ничего другого не оставалось, кроме как тяжело вздохнуть и последовать за ними.
– Ваш сюрприз находится прямо за этой дверью, – указал Билл на дверь по правую сторону, как только они всей компанией ввалились в дом и остановились в маленьком тесном коридорчике. – А ну-ка закройте глаза!
Ричард вскинул брови, придирчиво осматривая стены с порванными обоями, исписанные различными ругательствами, груды разбросанного мусора, разбитых пивных бутылок и грязных простынь, валяющихся прямо на полу. Вдобавок ко всему, в доме стоял запах затхлости и давно не стиранного белья, что никак не улучшило увиденное юношей зрелище.
«Здесь определенно какой-то притон для бродяг или торчков, – с отвращением подумал Ричард, подавляя порыв зажать нос рукой, только бы не чувствовать этого зловония. – И именно тут Билли и Джеки решили устроить нам сюрприз? Да уж, в чувстве юмора им не откажешь».
– Так Билли! – шутливо воскликнул Калеб. – Я уже начинаю нервничать!
– Ссышь, малютка Кейлли? – тут же поспешила поддеть его Эмма, ударила Калеба по руке и захихикала.
– Да-а! – наигранно плаксивым голосом произнёс Калеб. – Уже пора менять штаны!
Ричард, не удержавшись, прыснул, а Эмма уже было открыла рот, собираясь что-то ответить другу, но тут Джеки недовольно цокнула языком, подошла к девушке и ладонью закрыла ей глаза.
– Мы с Эммой пойдём в другую комнату! – нетерпеливо сказала она и повела Эмму к комнате, что находилась слева, но у самой двери остановилась. Обернулась, поглядела на молодых людей. – Поторопитесь! А то сю процессию пропустим, – с этими словами Джеки и Эмма упорхнули из коридора как две маленькие птички, словно их и не было здесь.
Ричард же неуверенно поглядел на Калеба, будто бы вопрошая, что им сейчас делать, и тот ему подмигнул, мол, не дрейфь, приятель, сейчас самое время отрываться! Затем закрыл глаза и, выставив перед собой руки, на ощупь двинулся к другой комнате.
«Мне бы уверенность Калеба, – с печалью и даже капелькой зависти подумал Ричард, наблюдая как тот, осторожно шагая вперед, едва не врезался в стену, но Билл с улыбкой на губах вовремя его развернул к двери.
– Ричи, ты там идешь? – вырвал его из размышлений голос Калеба.
Он и Билли остановились у самой двери и, повернувшись, выжидающе смотрели на юношу. На лице Билла застыло легкое недоумение, а Калеб тревожно хмурился. В его глазах, скрытых за стеклами очков, читалось беспокойство. Ричард неуютно поежился, испытывая неловкость от того, что так нелепо застыл перед друзьями. Что они о нем подумают? Наверняка теперь догадаются, что он боится и хочет как можно скорее вернуться домой.
«Так, Ричард, успокойся. Хватит себя накручивать», – подумал юноша, потер лоб ладонью и решительно подошел к друзьям. Билли подтолкнул его к двери, после чего все вместе они наконец вошли в комнату. Первое, что сразу же бросилось в глаза Ричарду, было разбитое заляпанное грязью и разводами окно, через которое слышался шум карнавала: громкий смех, гул толпы и ритмичный стук по барабанам.