Невиданные чудеса Дивнозёрья

Когда царевич размышлял о грядущей войне, прежние страхи возвращались с лихвой. Ночные кошмары снова начали терзать его. Порой он спрашивал себя, что будет делать, если Лютогор победит. И не находил ответа…

Однажды Радосвету приснилось, что столица пала. Отец погиб в бою, а несчастная мать, обезумев от горя, бросилась с Сияющей башни – той, что с зеркальной черепицей, самой высокой в их белокаменном дворце. Подданные же, рыдая, пришли к нему, пали на колени и молвили:

– Теперь ты царь. Спаси нас от неминучей гибели!

Если бы не этот сон, царевич, может, и не стал бы искать дорогу в волшебный мир смертных. Но хорошему правителю следовало предусмотреть, куда вести людей, если (ему было страшно произнести это даже мысленно) они проиграют войну.

Из сказок каждому дивьему ребенку было известно, что вязовые дупла не только приводят на Ту Сторону, но и позволяют в случае чего вернуться обратно. Но если придется уходить быстро, сколько человек успеют туда протиснуться? Несколько десятков? Может быть, сотня. Но никак не тысячи…

Радосвет не мог ни есть, ни спать, пока вновь не вспомнил заклятие мгновенного перемещения – то самое, что использовал в детстве, когда сдуру отправился в Навь. Ему показалось, что это отличный выход – послать в новый чудный мир всех разом. Но сперва стоило довести заклятие до ума, чтобы не вышло как в прошлый раз.

Он провел несколько опытов перемещения между комнатами дворца, которые счел удачными, и лишь тогда решил – пора!

Написал записку для родителей, запалил нужные травы, сказал заветные слова – и сияющий проход распахнулся перед ним во всей красе, осыпав юного чародея колючими золотыми искрами.

Радосвет с замиранием сердца шагнул вперед – так он и оказался на пустыре возле старого вяза, увитого диким виноградом. Вот только проход за его спиной тут же захлопнулся, а новый не открывался, сколько ни заклинай. Опя-я-ять!

Выходит, пройти сюда толпой не получится: один человек – одна дорога… царевич чуть не плакал: его гениальная затея провалилась с треском. Ох, видать, права была матушка – надо прекращать занятия чародейством, пускай колдуют те, у кого хоть какой-то талант имеется. Не дано – значит, не дано.

Царевич поднял руки (под лопаткой больно хрустнуло – аж до слез) и принялся обрывать лозы дикого винограда в поисках вязового дупла. Не то чтобы он собирался отправиться домой прямо сейчас: ведь, если уж занесла судьба в чудесный край, стоило хотя бы осмотреться. Но делать это было бы намного спокойнее, зная, что он может в любой момент оказаться дома.

* * *

– Эй, ты что, потерялся?

За его спиной вдруг раздался звонкий девичий голос, и Радосвет вздрогнул от неожиданности. Кого еще там принесло?

Он обернулся и увидел высокую стройную девицу с темными косами. Та была одета очень странно, и царевич слегка покраснел, разглядев ее голые ноги под слишком короткой – всего лишь до колен – юбкой.

– Нет, конечно! – Радосвет поспешно вытер глаза: пускай смертная не думает, что он какой-нибудь плакса. – Я ищу вязовое дупло. Ты не видела?

Девица шагнула ближе, беззастенчиво разглядывая Радосвета и тем самым смущая его еще больше. Интересно, ей не говорили, что неприлично вот так пялиться на незнакомых парней? Он едва поборол желание закрыть руками лицо: щеки Радосвета с рождения были усеяны частыми веснушками, из-за этого его дразнили «конопатым». Эх, ну почему он не пошел в мать? У той кожа всегда была чистая, будто фарфоровая…

Он шмыгнул носом и разозлился сам на себя за эти дурацкие мысли. Ну и где же его хваленая уверенность? Еще царевич, называется! Нет уж, он не будет стесняться какой-то там странной девицы, пусть даже из другого мира.

Радосвет расправил плечи, тоже сделал шаг вперед, заглянул в ее полные удивленного любопытства зеленые глаза, – и его вдруг словно ледяной водой окатило.

Девица что-то спросила, он ответил, не слыша собственных слов из-за громкого стука сердца. Кажется, нес какую-то чушь – но лишь потому, что не мог вспомнить, как дышать.

Мать всегда предупреждала – однажды это случится. Мол, всему волчьему племени на роду написано любить лишь раз и навсегда, а дивья царская семья не зря считалась побратимами белых волков. Еще мать говорила: когда встретишь ту самую – сразу узнаешь. И впору было посмеяться над своим злосчастьем: ну почему его суженая оказалась смертной девицей с Той Стороны? Разве могут быть вместе те, кого разделяет Граница?

Мысли лихорадочно метались в голове, а щеки полыхали огнем. К союзам со смертными в краях, где Радосвет родился и вырос, всегда относились настороженно, если не сказать враждебно. Считалось, что дети, рожденные от такой связи, могут стать великими чародеями, но также несут в себе семена зла. Вот Лютогор, Кощеев сын, как раз был таким полукровкой, и в его случае зло уже дало мощные всходы…

Царевич ущипнул себя за руку. Так, о чем он думает вообще?! Он даже имени этой девицы еще не знает!

А незнакомка все говорила и говорила, но до ушей Радосвета доносились лишь обрывки фраз:

– Знаешь, сколько у нас всего интересного?! Можно пойти в лес за орехами. Или искупаться. Или развести костер и испечь картошку. А Федька нам на гитаре сыграет, если попросим. Про желтую подлодку.

Признаться, царевич, не понял, что такое «гитара» и эта загадочная «подлодка», но на всякий случай изобразил живой интерес (ведь наверняка это было что-то очень волшебное!), а потом, набравшись смелости, выпалил:

– А подаришь мне что-нибудь на память?

Матушка наставляла: в тот самый день, когда встретишь свою нареченную, – сразу же попроси у нее что-нибудь в дар – лучше еще до того, как вы назовете друг другу свои имена. Ежели не откажет – это добрая примета. Значит, быть вам вместе рано или поздно.

Девица, покопавшись в кармане, достала монету с дырочкой, дыхнула на нее и протерла рукавом.

– Вот, держи. Счастливый! Я с ним алгебру на пять написала.

Монета была немного теплой на ощупь, и Радосвет крепко сжал ее в ладони. Хм… значит, это был оберег от какой-то ужасной «алгебры». В Дивьем царстве о подобных чудовищах и не слыхивали…

– Зачем же ты тогда такую важную вещь мне отдаешь? – настороженно спросил он и просиял, услышав ответ:

– Не беспокойся, у меня второй есть. Точно такой же. Кстати, я Таисья, – она протянула руку. – Но ты можешь звать меня Тайка, если хочешь.

– Радосвет. – Он осторожно коснулся пальцами ее ладони, не совсем понимая, чего от него хочет эта… Тайка.

Девица хихикнула:

– Странное у тебя имя! Никогда такого раньше не встречала. И уши такие забавные – острые! Ладно, идем… – Она схватила его руку и потащила за собой – прочь от пустыря.

* * *

Они провели вместе целый день, и Радосвет едва не сошел с ума от восторга – никогда прежде он не видел столько чудес! Запах невиданных цветов кружил голову, а в синей вышине пели птицы, имен которых он не знал. Еще Тайка показала ему волшебных животных: собаку и корову. Про коров царевич даже читал: в сказках говорилось, что они дают молоко. Однажды в детстве отец принес ему попробовать этот загадочный напиток с Той Стороны, и Радосвет до сих пор помнил его чарующий вкус.

Позже к ним присоединился Тайкин приятель Федор с гитарой (это оказался такой музыкальный инструмент, наподобие гуслей), и они до самой темноты пели хором. Спустя пару часов царевич так осмелел, что принялся подпевать громче – в удивительном мире смертных музыка тоже была необычной («Это ж классика “Битлз”», – так сказал Федор, и Радосвет сделал вид, что все понял).

А загадочные иномирные яства! Чего стоила одна печеная картошка. Пальчики оближешь… А черный хлеб! А шоколад! Словами не передать, какая вкуснотища.

Однако, если бы пришлось выбирать, Радосвет легко отказался бы от всех этих лакомств ради одного взгляда прекрасной Таисьи – суженой, что была предназначена ему самой судьбой.

Глядя на нее, он забывал о тревогах, о грядущей войне и даже о долге царского сына – в Дивнозёрье он мог быть обычным мальчишкой: петь, смеяться, делать любые глупости и ни о чем не сожалеть. Жаль, что все это не могло длиться вечно…

Федор хоть и был искусным игрецом и скоморохом, но все же мешал. Как говорится, третий лишний. Похоже, музыкант и сам все понял, потому что ушел вскоре после наступления темноты, а Тайка осталась.

Они вместе разглядывали незнакомые чужие звезды на небе, и девица-красавица указывала пальцем на созвездия, называя их по именам, но Радосвету больше нравилось смотреть в ее глаза, потому что те были ярче любых звезд всех миров…

Царевич сжимал в кулаке заветную монету («пятак», так вроде сказала Тайка?) и думал: а что будет, если прямо сейчас обнять нареченную и поцеловать? Обрадуется она или, может, отпрянет, негодуя? Чувства не всегда оказывались взаимны даже у волков. Была ли в ее сердце хотя бы толика той нежности, что расцветала в груди царевича? Порой ему казалось, что да. Но пока не попробуешь – наверняка не узнаешь, так ведь? А потом еще до конца жизни не простишь себе, коли струсишь. Хватит сомнений: он уже не волчонок, а юный волк, достойный сын своего рода. Волки не должны бояться отказов…

Набравшись смелости, Радосвет привлек ее ближе. Сперва коснулся губами прохладного виска – там, где из косы выбивалась тонкая смешная прядка, потом, осмелев, взял за подбородок и развернул лицом к себе.

– Мне кажется, я знал тебя всегда… – шепнул он прежде, чем прижать уста к устам и почувствовать ее ладони на своей спине.

Определенно, этот день стал лучшим в его пока недолгой – всего-то столетней – жизни. Кто бы мог подумать, что одно неудачное заклятие обернется таким безумным, почти невозможным счастьем? Радосвет знал, что спустя долгие годы будет помнить эту ночь – одну на двоих – так же ясно, как будто все случилось вчера.

И ему всей душой хотелось верить, что это только начало пути…

А потом их сморил сон – прямо там, в полях