Stella Splendens

– Пожалуй, можете, фрау Бейгль. Люди вашего почетного возраста обычно знают все местные новости (слово сплетни он не стал употреблять, чтобы не обидеть старушку, хотя оба знали, что и сплетнями престарелые горожане кормят друг друга изрядно) а так же и людей. Я ищу одну особу, она была служкой на мессе Преподобного Криста, быть может вы видели её. У нее светлый волос, а глаза…

– О, я знаю о ком вы, юный Эргарт. То дочь самого Отца Криста. Ребекка Крист. С малых лет она при нем в церкви. Всегда помогает ему во всех его делах, будь то в церкви или на ярмарке. Радость отца и всех прихожан. Удовлетворите же моё любопытство, юный Эргарт, окажите услугу, скажите, что вам понадобилось от молодой дочери скромного священника?, – от её лукавого взгляда Алоису захотелось плеваться.

Алоис, однако, не посчитал нужным ответить фрау Бейгль и поспешно распрощался с ней, хлопнув дверью прямо перед ее любопытным носом. Ни к чему старухе знать то, из чего она потом сможет сочинить идиотскую басню.

Интерес все сильнее возобладал над сердцем юного Алоиса. Стало быть девица – дочь священника. Эта новость конечно означала, что у Алоиса нет совершенно никаких шансов завладеть ее вниманием. Всем ведь известно какие они недотроги – эти дочки священников. Сидят до конца дней своих в потертых платьях. Не видят света и не мечтают ни о чем далее как сварганить завтрак для своего святоши-отца. Алоис ничего не терял и не приобретал от этой новости, но в груди заплясали недобрые синие огоньки. Досада по капле заполняла его сердце. Пусть он и не понимал этого пока, но каждая капля все сильнее приближала его к событию, которое перевернет его жизнь.

***

Наступила весна. Звенела капель: лед таял на крышах домов, лед таял на людских сердцах. Не обошло это и Алоиса Эргарта, который уже совсем скоро собирался записываться в военный лагерь близ Бурведеля и начать восхождение к военным лаврам. Алоис снова начал готовить мать к тому, что ему скоро придется оставить ее и что мирная жизнь всего менее подходит такому существу как он.

– Орёл не может жить в воробьином гнезде, Матушка. Так и я более не могу оставаться, покуда я знаю, что нужен там!, – повторял Алоис.

Его мать без конца причитала о том, что он нужнее всего здесь, что она не сможет без него и что думать даже не хочет о том, что с ее сыном может что-то случиться. Но Алоис был невменяем и со временем фрау Эргарт сдалась, хоть и обнаруживала изредка свое недовольство намерениями сына.

Теперь единственное, что останавливало Алоиса Эргарта от принятия окончательного решения – это всего одно незаконченное дело. За зиму он успел влюбиться. И по счастливой случайности и полной неожиданности для него самого, его избранницей оказалась Ребекка Крист.

Он стал посещать все церковные службы и как самый истовый католик не пропускал ни одного воскресения, конечно, на радость матери и на изумление самого себя. Он освящал себя крестным знамением, когда все делали это. Пил вино, когда пили его другие. Читал молитвы и пел, когда того требовали от окружающих. Все эти лишения он терпел только ради того, чтобы чаще видеть Ребекку.

Тайный поклонник, шпион и несчастный влюбленный, он предлагал различную помощь церкви, учавствовал в реставрациях, совершал подаяния, все это ради того, чтобы находиться рядом с ней подольше и любоваться ее красотой. Которая, к слову, была далеко не очевидна для других молодых людей. Но в глазах Алоиса она расцветала неземным цветком, ведь для влюбленных и оспины – что ямочки на щеках.

Все это, естественно, проскальзывало мимо строгого взгляда Отца Криста, но не скрывалось от прекрасных глаз самой Ребекки, которая хоть и делала вид, но прекрасно чуяла женским сердцем, как связано все происходящее.

И однажды в марте Алоис дерзнул и пригласил Ребекку на прогулку, наплевав на участившиеся слухи, его сердце требовало откровения.

Они встретились на рынке, и он предложил ей помочь с тяжелыми сумками. Говорили о погоде и о красивых крокусах в ее саду, а меж тем у Алоиса кончилось терпение и он сказал все прямо, прервав ее на полуслове:

– Ребекка, вы самая прекрасная девушка из всех, что мне доводилось видеть, и, вероятно, придется. Я очарован вашей красотой, мое сердце обливается кровью при мысли, что я могу упустить вас, потому я решился признаться сейчас, чтобы потом ни о чем не жалеть.

В ту же минуту Ребекка остолбенела, белое ее лицо стало, казалось, еще бледнее. Она нервно сглотнула, руки и ноги стали словно из ваты. Внезапно, к удивлению несчастного влюбленного она заплакала и побежала прочь от него, в дом, где с хлопком закрыла дверь. Алоис пробовал ее догнать и поговорить, но Ребекка, казалось оглохла. Дома она прислонилась спиной к входной двери, и, все еще плача сползла, подмяв под себя свое зеленое платье. Алоис с покупками в руках уставился на дверь, думая, что же теперь делать. Он поставил сумки на порожек у двери и подошел вплотную к ней.

– Ребекка, своими словами я не хотел обидеть вас или задеть, примите мои глубочайшие извинения. Но будь я проклят, если не знал, что меня отвергнут. Прощайте, милая Ребекка, больше я не побеспокою вас. – тихо произнес Алоис и направился широкими шагами прочь от жилища Кристов.

***

Волна чувств захлестнула несчастную Ребекку, лежащую в полубессознательном состоянии у двери. Она подозревала, что может нравиться Алоису, но все это так неожиданно! Господь всемогущий, это Его ангел спустился к ней. Может она и не была уверена в его намерениях, но свои чувства ей были известны так же хорошо, как и любимые псалмы. С первого взгляда он запал в её сердце, вызвав в нем бурю эмоций, которые были не свойственны ей, как дочери священного сановника. Она слышала, как ровесницы смеются над ней. Ее целомудрие и образ жизни забавляли их, купающихся в мужском внимании. Она твердо (или почти твердо) была намерена нести тяжелый крест своей судьбы и даже подумывала уйти в монастырь.

Но с недавних пор все круто поменялось в ее мыслях и чувствах. Алоис стал для нее милее, чем все расписные ангелы на свете. Она часто корила себя за богохульство, просила прощения у господа за страсть, которая одолевала её по вечерам. Иногда она ощущала непонятное тоскливое чувство, неизвестное ей доселе. Иногда что-то горячее словно ворочалось внизу ее живота, когда она смотрела на него, когда он работал в церкви.

В общем и целом со стороны можно было наблюдать прекрасную молодую девушку, которую воспитали в том обычае, когда ей не дозволено пользоваться своей красотой. Местные молодые люди уверенно обходили вниманием дочь Отца Криста, отдавая приоритет более доступным девушкам, пусть и признавали в тайне, что на Ребекку иногда можно даже заглядеться.

Но не Алоис, которому было совершенно не важно мнение окружающих его людей и, который, казалось, не замечал, что над ним нависает серьезная угроза в виде ее Отца, если он хоть как-то обнаружит свои намерения.

Ребекка встала и едва дошла до комнаты отца на первом этаже. Свет почти не проникал из занавешенного окна. Бледно-желтые лучи высветили небольшой туалетный столик. На столике стояла фотография, которая всегда вызывала трепетную смесь грусти и надежды. На черно-белом снимке стояли ее отец и ее молодая мать. Невероятной красоты блондинка смотрела в объектив, словно понимая, что она сейчас смотрит на свою драгоценную дочь.

«Отец и сам когда-то был влюблен, ведь правда это? Я плод их с матерью любви. А стало быть он должен понять меня, если и меня полюбят. И если я…» Она утерла слезы рукавом платья. «Или если я полюблю».

Она глубоко вздохнула, постаралась собраться с мыслями, успокоиться и начать работу по дому. Половина из задуманного не вышла, мысли рвали ее, как стая ворон, выбившись из сил, она присела на кухне и обхватила голову руками, тут в дверь громко и часто начали стучать.

Испуганная Ребекка пошла к двери, даже не зная, что думать, и трясущимися руками открыла замок двери. К величайшему ее облегчению это оказались не демоны из Ада, не разъяренный отец и не пришедший мстить за обиду Алоис, а всего лишь мальчишка-разносчик местной газеты.

Отец любил вечером почитать газету за ужином, хотя Ребекка, кажется где-то слышала, что священнослужителям делать это возбраняется.

– Отцу Кристу – свежая газетка, а для вас улыбка, сестренка Ребекка!, – крикнул мальчик. Затем он звонко захихикал, обнажив черную пропасть между передними зубами.

– Спасибо, Арни, вот тебе пенни за старания.

– Тебе спасибо, сестрица. Чего я смотрю на тебя и мне грустно становится? Не обидел тебя кто? – ребёнок завел руки за спинку и пошаркал ногой.

– Нет, Арни, ступай.

– Матушка говорит, что врать плохо.

– Арни!

– Ладно, прости, я побежал, не вороти нос, Ребекка, я просто помочь хотел.

Арнольд развернулся и попрыгал по ступенькам, размахивая сумкой.

Эта весна пахла обманом. Цветы пахли обманом, поношенная куртка мальчика пахла обманом. Она обманула себя, своего отца и Алоиса. Теперь еще и Арнольд.

– Постой.

Мальчик обернулся с видом человека, который нашел то, что искал.

– Чем могу?

– Подожди минуту, я дам тебе записку. Доставь ее к дому Фрау Эргарт, знаешь, где это?

– Ато.

Она метнулась к себе в спальню, вырвала из тетради чистый лист и наскоро написала записку для Алоиса.

– Ты передашь ее Алоису Эргарту, который живет там.

С этими словами она вручила ему бумажный конвертик без подписи.

– Как скажешь!

Арнольд убежал.

В его руках трепетал на ветру смертный приговор. Преступлением является как деяние, так и бездействие. В тот день сама судьба стала преступницей. Бегущего, с конвертом из дома Отца Криста, мальчишку не поджидало по дороге ничего, что могло бы остановить Смерть, что была легче гусиного пера, легче чем вздох засыпающего ребенка, и которая мчалась к Алоису со скоростью бегущего счастливого мальчишки.

Его не заметил Отец Крист, возвращающийся домой после дневных забот. Он разговорился со своей соседкой, фрау Фицжеральд. Задиры из школы, Бенни и Бонифаций (их часто звали Парой Больших Неприятностей или Бен-Бон) не были осведомлены о планах судьбы, поэтому за одним из поворотов они сбили с ног малыша Арнольда и утащили за угол. Их тупые и грозные лица не принимали никаких аргументов.

– Давай, Арнольд, ты знаешь чего нам надо.

Бенни стукнул мыском ботинка в ключицу Арнольда, который попытался встать.