Алмазные псы

Клавэйн направился к центру Гнезда, чтобы еще кого-нибудь убить, прежде чем превосходящие числом враги прикончат его самого.

Но этого не случилось.

– Тебе всегда везло, – произнесла Галиана, склонившись над ним.

Они снова находились под землей – глубоко в недрах Гнезда. Судя по обстановке, это был медицинский отсек. Клавэйн лежал на кровати полностью одетый, не хватало только камуфляжного скафандра. Комната с серыми стенами имела форму чайника и была опоясана круглым балконом.

– Что произошло?

– Тебя ранили в голову, но ты будешь жить.

Он попытался сформулировать нужный вопрос:

– А как штурм?

– Мы отразили три атаки. Разумеется, понесли тяжелые потери.

На балконе стояло три десятка серых коек, немного углубленных в ниши, набитые серым же медицинским оборудованием. Все они были заняты. Столько сочленителей вместе Клавэйн еще ни разу не видел. Некоторые, похоже, были на пороге смерти.

Клавэйн ощупал голову. На спутанных волосах засохла кровь, тело несколько онемело, но могло быть гораздо хуже. Он чувствовал себя нормально – ни провалов в памяти, ни афазии. Когда попытался встать, тело послушалось, лишь слегка закружилась голова.

– Уоррен не остановится на этом, Галиана.

– Я знаю. – Она помолчала. – Будут новые атаки.

Подойдя к перилам, ограждавшим балкон, Клавэйн взглянул вниз. Он ожидал увидеть какие-нибудь загадочные лечебные устройства, но в центре комнаты зияла пустая яма с гладкими серыми стенами. Он содрогнулся. Воздух здесь был холоднее, чем в других виденных им частях Гнезда; стоял резкий медицинский запах, напомнивший ему о госпитале для выздоравливающих на Деймосе. Но еще сильнее Клавэйн задрожал, когда увидел, что некоторые из раненых – из мертвых – были едва старше детей, которых он посетил несколько часов назад. Возможно, здесь и те ребята, мобилизованные прямо из детской, вооруженные боевыми навыками через свои новые имплантаты.

– Что ты собираешься предпринять? Знаешь же, что тебе не победить. Уоррен в этих атаках потерял ничтожную часть своих сил. А здесь все выглядит так, словно погибла половина Гнезда.

– Дело обстоит намного хуже, – сказала Галиана.

– Что ты имеешь в виду?

– Ты еще не совсем готов. Но я смогу показать тебе через минуту.

Он почувствовал, что леденеет.

– Что значит не совсем готов?

Галиана взглянула ему в глаза:

– Ты получил серьезное ранение в голову, Клавэйн. Сама рана была невелика, но внутреннее кровотечение… Если бы мы не вмешались, ты бы погиб. – Прежде чем он успел задать неизбежный вопрос, она ответила сама: – Мы сделали тебе небольшую инъекцию наномедов в мозг. Они легко устранили повреждения. Но мы предусмотрительно позволили им расти.

– Вы поместили мне в мозг репликаторы?

– Не стоит так пугаться. Они уже растут – распространяются и устанавливают взаимодействие с вашими существующими нервными схемами. Но они составляют лишь ничтожную часть глиальной массы, несколько кубических миллиметров во всем мозгу.

Он подумал: а вдруг это блеф:

– Я ничего не чувствую.

– И не должен – почувствуешь примерно через минуту. – Она указала на пустую яму в центре комнаты.

– Там ничего нет.

Но не успел Клавэйн произнести эти слова, как понял, что ошибся. В яме что-то было. Моргнув, он отвел взгляд, но, снова посмотрев в яму, увидел: сначала призрачный, молочно-белый предмет с каждой секундой становился ярче, принимал четкие очертания. Это была трехмерная структура, сложная, как клубок белковой молекулы. Паутина из петель и ответвлений, из узлов и тоннелей в призрачном обрамлении красной коренной породы.

Внезапно он понял, что перед ним: карта Гнезда в недрах Марса. Как и подозревала Коалиция, база была расширена, она стала гораздо просторнее и ушла глубже в землю, но также и распространилась вширь больше, чем можно было себе представить. Клавэйн попытался запечатлеть в памяти хотя бы часть увиденного – рефлекс собирания информации оказался сильнее сознательной мысли, что он никогда уже не увидит Деймос.

– Наномеды в мозгу установили связь с вашей зрительной корой, – объяснила Галиана. – Это первый шаг на пути к Транспросвещению. Теперь ты можешь видеть сгенерированные машинами образы, раскодируемые полями, через которые мы движемся, – по крайней мере, большинство этих образов.

– Скажи, что ты не планировала это, Галиана. Скажи, что не намеревалась при первой возможности запихнуть мне в голову машины.

– Нет, я не собиралась этого делать. Но я не могла позволить твоим фобиям помешать мне спасти тебе жизнь.

Изображение усложнялось. В тоннелях появились светящиеся точки, некоторые медленно двигались по лабиринту.

– Что это?

– Ты видишь местонахождение сочленителей, – ответила Галиана. – Что, нас тут не так много, как тебе представлялось?

Клавэйн насчитал во всем комплексе на более семидесяти огоньков. Он поискал скопление, соответствующее комнате, в которой находился сам. Вот она: двадцать ярких точек, среди них одна потусклее. Это он, разумеется. На верхнем этаже Гнезда горстка людей – либо при штурме обрушилась половина тоннелей, либо Галиана сама приказала завалить их.

– А где все остальные? Где дети?

– Большинство погибли. – Она помолчала. – Ты был прав, Клавэйн, полагая, что мы торопились приобщить их к Транспросвещению.

– Зачем?

– Это единственный выход отсюда.

Изображение снова изменилось. Теперь все огоньки были связаны между собой мерцающей нитью. Структура сети постоянно перестраивалась, как в калейдоскопе. Время от времени – это происходило слишком быстро, чтобы Клавэйн мог быть уверен, – возникало нечто вроде симметричного геометрического узора, затем узор растворялся в мерцающем хаосе непоседливой структуры. Он присмотрелся к узелку, обозначавшему Галиану, и понял: даже разговаривая с ним, она поддерживала связь с остальными жителями Гнезда.

Затем в центре изображения появилось нечто очень яркое, похожее на крошечную звезду, и по сравнению с ней мерцающая сетка сделалась бледной, почти невидимой.

– Сетка стала всеобщей, – пояснила Галиана. – Яркий свет символизирует ее единство, единство в Транспросвещении. Смотри.

Яркий огонек – самое прекрасное и манящее, что доводилось когда-либо видеть Клавэйну, – выпустил луч в направлении одинокого огонька, который изображал самого Клавэйна. Луч пробивался сквозь матрицу, приближаясь с каждой секундой.

– Новые структуры в твоем мозгу почти закончили развиваться, – объяснила Галиана. – Когда луч прикоснется к тебе, ты вступишь в частичную интеграцию со всеми нами. Приготовься, Невил.

В ее словах не было необходимости. Свет подбирался все ближе и ближе к его огоньку, и Клавэйн стиснул перила взмокшими ладонями.

– Я должен возненавидеть тебя за это, – сказал Клавэйн.

– Почему же еще не возненавидел? Ненависть – всегда самый легкий путь.

– Потому что…