Под боссом

– Ловкий у тебя язык, – шепчет Александра и, коснувшись меня носом, по-кошачьи облизывает мне губы. – Но не рассчитывай, что я приглашу тебя к себе.

В другой раз я бы усмехнулся, но сейчас даже мышцы лица окаменели, сделав меня олицетворением стояка. Грёбаная гейша.

Я отпускаю её задницу, которую всё это время машинально сжимал в ладонях, и отступаю назад. Хрень это всё. Я с пьяными девками дел не имею.

Тяжело дыша, Александра одёргивает платье, призывно обводит губы языком и отрывается от стены. Берётся за дверную ручку и бросает из-за плеча:

– Я говорила, что пять лет занималась стрип-дэнсом?

Член начинает ломить так, что рука тянется открыть молнию, чтобы дать ему вывалиться. Нет, блядь, ты полвечера трещала только про баскетбол, а про это и словом не обмолвилась.

– Спать иди, – рявкаю я и разворачиваюсь к своему номеру. Уйти, уйти отсюда, на хрен. Не дать ей быть сверху.

И до того, как хлопок двери отрежет меня от коридорного помешательства, в ухо АСМР-стрелой вонзается фраза.

– А я бы разрешила тебе войти.

Я стискиваю зубы и для верности несколько раз поворачиваю замок, после чего ещё двадцать минут торчу в ледяном душе, чтобы справиться с непроходящим стояком. Чёртова сучка.

– Кажется, в пятнадцать минут я уложилась, – весёлый голос Александры, раздавшийся сверху, отвлекает меня от воспоминаний и ноющей боли в паху.

Обдав меня ароматом кокосового геля для душа и шлейфом свежего парфюма, она плюхается на стул напротив.

– Ох уж это страшное слово «эконом-класс», – саркастично замечаю я и подзываю официанта.

– Мне сэндвич с ростбифом, апельсиновый сок, чёрный кофе и… десерт Анна Павлова, – заметив мой взгляд, вчерашняя роковая пьяница корчит виноватую гримасу и пожимает плечами: – Очень проголодалась.

– Я слышу бульканье у тебя во рту, поэтому верю.

Я внимательно оглядываю её, ища признаки того, что амнезия отступила, и она вспомнит, с какой жадностью обсасывала мой язык. С её хреновыми актёрскими способностями она бы точно себя выдала, а она не выдаёт. Смотрит прямо и как ни в чём не бывало скалит зубы. Памяти, блядь, как у комара.

– Можно вопрос, Кирилл Алексеевич?

Я настораживаюсь, но киваю.

– Вы очень молоды и тем не менее уже владеете собственной империей. Чему вы обязаны своим успехом?

Где-то этот дебильный вопрос я уже слышал.

– Ты знаешь, сколько мне лет?

– Двадцать семь? – предполагает моя ассистентка, которая должна знать обо мне всё.

– Мне двадцать восемь, и у меня в собственности трёхэтажный офис в центре Москвы, а ещё я возглавляю крупнейший столичный холдинг. Я бы мог наплести тебе, что я очень хорошо разбираюсь в людях, рассказать о природном чутье и решениях, основанных на фактах и логике, но всё это будет полной хренью, ибо с нуля такой бизнес не построишь. Изначально компания, которую я возглавляю, принадлежала моему старшему брату.

– А где сейчас ваш старший брат? Отдыхает от дел, попивая коктейли на Бали?

– Он умер.

Я жалею о сказанном сразу же, потому что Александра начинает растерянно хлопать глазами, а потом неожиданно тянет ко мне ладонь, кладет её на мою кисть и осторожно гладит, словно новорождённого котёнка.

– Мне очень жаль.

Я опускаю взгляд на её руку и смотрю до тех пор, пока она её не отдёргивает. Так-то лучше. Несчастный случай, произошедший с Владом, ни для кого не секрет, и просто удивительно, что она об этом не знает. Если в мире существует премия за самый бездарный шпионаж, то квартира Александры должна быть забита её статуэтками. Может, её по блату взяли? Никак не сойдётся у меня в голове картина мажорки на побегушках.

15

Саша

Домой я приезжаю в обед, в течение часа отмокаю в ванне, вытравляя из себя похмельные споры, после чего еду в штаб-квартиру Кати – давать отчёт по расследованию.

– Сашуня, хай! – Катя пытается заключить меня в объятия, но я предусмотрительно уворачиваюсь, ибо ещё не полностью доверяюсь её выздоровлению.

– Выглядишь гораздо лучше, – жертвую щедрый комплимент её всё ещё зеленоватому лицу и удобно размещаюсь на софе.

– Ну, рассказывай, – припухшие глаза Кати вспыхивают журналистским азартом. – Что там Серов? Сильно руки распускал? Хорошо бы синяки остались. Запись сделала? Он заставлял тебя залезать к себе под стол? Он правда любит делать это по-собачьи?

Я морщусь.

– Кажется, ты перечитала книжек о развратных боссах, пока болела. Слушай, а ты уверена, что информация о Серове достоверна?

– А есть сомнения?

– Ну вообще-то да. Он, конечно, не в моём вкусе, но, если смотреть фактам в глаза: он ведь до жути хорош собой, – «И кочерга в полном порядке», – подсказывает внутренний голос. – Двадцать восемь лет, сказочно богат, не дурак. Я помню фанаток Макса: стоило ему только улыбнуться, они из трусов готовы были выпрыгнуть. И вот этот такой же. Для чего ему кого-то домогаться?

– Хм… у меня другая информация. Есть минимум три свидетельницы, которые в один голос заявляют, что он по часу растлевал их на своём рабочем столе, а потом вышвыривал за дверь.

– У него действительно паршивый характер, но он не производит впечатление плохого человека. Ты знала, что у него старший брат погиб?

Катя закатывает глаза, и мне это не нравится. Закатывать глаза – это моя прерогатива.

– И тебя он обвёл вокруг пальца. Ну же, Сань, ты же умная девчонка. Сначала он перед тобой в образе говнюка, а потом вдруг открывает тебе своё израненное сердце. Ты таешь, проникаешься к нему сочувствием и раздвигаешь перед ним ноги, предоставляя свою щедрую вагину ему в утешение. Секс из милосердия, сечёшь? У всех он был, и все про него знают.

– Прости, но я о таком не в курсе. Моя вагина – та ещё скупердяйка.

– Пусть так. Я просто говорю о том, что он пудрит тебе мозги. Не позволяй ему. Так значит, совсем ничего?

Вряд ли стояк на танцполе можно расценивать как полноценную улику, поэтому я мотаю головой.

– Пока нет.

– Может, ты слишком красивая, и это его отпугивает? Ну или, скорее всего, ты просто не в его вкусе.

Вот сейчас было обидно.

– Глупости, – я перехватываю яблоко, лежащее на столе, и поднимаюсь. – Если всё действительно так, как ты говоришь, он проколется. Завтра попробую ещё один действенный способ.

16