Под боссом

– Что за грех такой дурацкий, блин? – возмущаюсь я. – Какой человек в здравом уме не любит, когда его хвалят? Знаешь такую пословицу: «Доброе слово и кошке приятно»?

– Гнев, – не обращая внимание на мои веские народно-литературные доводы, продолжает он обвинение. – Гневаешься на регулярной основе: если пятку новыми туфлями натёрла, если грудь слишком пристально разглядывают.

– Протестую. Это половая дискриминация. Носил бы ты каблуки и имел бюст третьего размера, делал бы то же самое.

Уголок рта К. Серова самодовольно ползёт вверх, словно он признаёт превосходство мужской расы над женской.

– Чревоугодие. Сколько денег ты просадила в ресторанах на брускетты, пасты и морских гадов?

Я непонимающие хлопаю глазами.

– Твой свод грехов морально устарел, если ты не в курсе. Иначе в рай попадают только анорексики и страдающие язвой желудка.

– Лень, – холодным топором опускается мне на шею.

Я закатываю глаза. Ленюсь я только у деда на летних каникулах. Дома в Нью-Йорке на это просто нет времени – мой востребованный день расписан по минутам.

– Похоть! – обличительно объявляет Люцифер и грозной тенью поднимается со своего крутящегося кожаного трона.

– Вот похоть мне приписывать не нужно. В интимных связях я очень избирательна, и их у меня всего-то…

– Грязная похотливая грешница, Александра, – цедит Серов, подходя всё ближе. – Даже на Страшном суде стоишь с мокрыми трусами.

– Ты чего несёшь, нечисть? – фыркаю я. – Статья 128.1 УК РФ: Клевета. Слышал про такую?

– Слышал, – Люцифер подходит ко мне вплотную и стискивает своей адской лапищей мою талию. – Чтобы не быть голословным, я сейчас самолично это проверю, и если это окажется правдой, то я трахну тебя. Жёстко (ы-ы-ы-ы-ы:)))))))) – прим. автора).

Его рука ныряет мне под юбку, беззастенчиво минует мои кружевные Agent Provocateur и до того, как я успеваю озвучить гневное «Ты охренел?», собственнически исследует мою свежую бразильскую эпиляцию.

– Мокрая стерва, – хрипло констатирует Люцифер, погружая внутрь меня пальцы. – Будешь вечность раздвигать передо мной ноги, – и подумав, зловеще добавляет: – В адском пламени.

Вот грех похоти, пожалуй, признать стоит хотя бы просто для того, чтобы задержаться в аду. К чёрту рай, если здесь так хорошо.

– Ты, главное, не останавливайся, – в исступлении и возбуждении я тяну его за галстук. – Пожалуйста… пожалуйста.

– Сука, – эхом летит мне в ухо, и я неожиданно для себя открываю глаза.

Ни языков пламени, ни верещащих чертей. Идеально белый потолок, солнечно и светло, как в раю. Но я точно не там, потому что в концепцию райской жизни, по моим представлениям, не входят Сахара во рту и цунами в голове.

Я сажусь на подушку и морщусь от боли в висках. Чёртов «Гленфарклас 1959». Голова трещит как от дешёвой отвёртки, которой Макс однажды в шутку напоил меня в детстве. Мозги начинают прокручиваться в голове тяжёлой ноющей массой: что вчера было? Люцифер грязно меня спаивал, используя преимущество рабочей иерархии. Догадка молнией лупит меня по темени, и я сдёргиваю с себя одеяло.

Fu-u-uck! Я голенькая.

Я затаиваю дыхание и прислушиваюсь, пытаясь уловить малейший звук в номере. Больше всего я боюсь услышать журчание воды или бормотание на древней латыни. Но либо отравление элитным шотландским пойлом наградило меня глухотой, либо я действительно нахожусь одна.

Я опускаю ноги на пол и наступаю на компактный чёрный комок, который оказывается моим любимым платьем. Чуть подальше валяются кружевные «Агент Провокатор». Я продолжаю исследовать территорию глазами с осторожностью сапёра, обезвреживающего бомбу, и жмурюсь, когда в центре номера вижу валяющиеся бюстгальтер и каблуки. Боже, это провал года. Что, если вопиющий акт харассмента всё же состоялся, а я ни черта не помню? О-о-ох.

Я поджимаю колени к груди и обнимаю с себя руками. Хочется одновременно плакать и совершать свой любимый грех, то есть гневаться. Мама всегда говорила, что непереносимость алкоголя я унаследовала от неё. Мерзкий черноглазый искуситель. Напоил меня и воспользовался.

Стук в дверь заставляет меня подпрыгнуть и вцепиться пальцами в одеяло. Так требовательно и нагло может стучаться только Серов.

Я соскакиваю с кровати и, превозмогая головную боль, несусь в ванную, в спасительные объятия махрового халата. Замечаю своё отражение в зеркале и даже настроение немного поднимается: выглядеть опухшей пандой с похмелья – это не про меня, я почти не пользуюсь косметикой.

Когда я выхожу из ванной, то едва не взвизгиваю от неожиданности, потому что посреди номера стоит Серов и, склонив голову набок, разглядывает мой лифчик, по-прежнему распростёртый на полу.

– Здравствуйте, – первые произнесённые за это утро слова выходят из меня так же, как «What a wonderful world» из Луи Армстронга.

– Долго спишь. Через час нужно выезжать в аэропорт, – произносит Люцифер, медленно оглядывая меня с ног до головы. – Собирайся.

Исчадие ада. Заставил меня напиться, возможно, полночи тыкал в меня своей кочергой и как ни в чём не бывало стоит здесь, испуская свежесть, приказы и высокомерие.

– Почему моя одежда разбросана по номеру? – шиплю я требовательно. – Что вчера было?

Ой, да и наплевать, что он там подумает. Если он воспользовался моим состоянием, про расследование в любом случае придётся забыть. Я просто оскоплю его голыми руками, не выходя из номера.

Брови Серова на короткую секунду взлетают вверх, он щурится и от следующих его слов веет арктическим холодом:

– А ты ничего не помнишь?

– Ты пытаешься меня пристыдить? – рявкаю я, перечёркивая мнимую субординацию между нами. – Ты заставлял меня пить, хотя я отказывалась.

Уголок люциферского рта ползёт вверх, совсем как в моём сне.

– А между ног болит?

– Чего? – от бестактности такого вопроса я начинаю хлопать глазами.

– Если бы у нас с тобой что-то было, ты бы не пыталась выяснить это у меня, задавая идиотские вопросы. Ты бы это точно знала. Так что перестань сверкать глазами и скалить зубы. К этому кружевному стриптизу я не имею никакого отношения.

Я выдыхаю из себя столько воздуха облегчения, что тело обмякает, и я готова осесть на пол безвольным махровым комком. Уф-ф-ф. Моя скромная цифра «три» не перешла в позорную бессознательную «четыре».

– Жду тебя в ресторане, Александра. У тебя пятнадцать минут.

Благодушие, навеянное моей нетронутой девичьей честью, затопляет меня даже несмотря на трещащую голову, и я одариваю Сатану своей лучшей просящей улыбкой:

– А можно мне доставку в номер?

В ответ Серов смотрит на меня так, словно я сказала, что считаю эротические сцены из «Пятидесяти оттенков серого» невероятно горячими. С раздражением и недоумением.

– Конечно нет. Не появишься вовремя, твоим коленям придётся близко познакомиться с сиденьями эконом-класса.

Bastard.

14

Гостиничный коридор. За восемь часов до этого

Моя лже-ассистентка впивается мне в волосы ногтями, словно она задумала отдать дань своим предкам команчам и снять с меня скальп, её язык сплетается с моим, а изо рта вылетает стон, эротичность которого утяжеляет содержимое моих трусов вдвое. Я ведь просто хотел, чтобы она перестала самодовольно скалить зубы. Зубы скалить она перестала – для этого у неё физическая возможность отсутствует, но теперь у меня перед глазами замаячила новая цель: я хочу её трахнуть. Не потом, когда выясню причины нахождения рядом со мной, а прямо здесь, сейчас. Можно даже в номер не заходить: задрать её платье и поиметь у стенки, рот рукой заткнуть, чтобы громко не кричала. От одного лишь воображаемого кадра плывёт голова.