Деревянный хлеб

– Нет, – уныло возразил Санька. – Юрка его тоже не выдаст.

– Что же, прикажешь мне за вас отвечать? Меня-то с карточками Пожарин не трогает.

– Еще увидим, – многозначительно заметил Санька.

Дорогу-то он знал хорошо, но пришлось поплутать: даже при свете фонарика развалины выглядели непривычными, чужими и, несмотря на присутствие Витьки рядом, зловещими.

Наконец они добрались до входа в каюту. И хотя Санька был на все сто уверен, что беглец там – куда ж ему еще деться? – все-таки оторопел, когда внезапно донесся дрожащий голос Юрки:

– Кто т-там?

– Мы там! – рявкнул Коршун.

Сначала Юрка трусливо всполошился, затем обрадовался, признав своих, вновь испугался, боясь, что друзья привели родителей, снова обрадовался, поняв, что они одни. Неожиданно стал хныкать, сбивчиво бормотать про карточки, проклинать Пожарина и клясться: домой не пойду, отец выпорет, навсегда здесь поселюсь, ну и жизнь пропащая!

– Пошамать не захватили? – вдруг деловито спросил он. – Хоть хлеба кусочек, а?

– Хорошо тебе! – возмутился Коршун. – Сам хлебом швыряется, словно лишним!

Юрка опять забубнил:

– Это тебе хорошо, ты Пожарина плохо знаешь, легко тебе говорить, а на моем месте…

– На твоем месте, – перебил его Витька, – фигу бы он от меня получил, а не карточки.

Юрка горестно поник.

Коршун забрал у Саньки фонарь, осветил каюту и нежданно похвалил беглеца:

– А ты смелый… Не сдрейфил. В этой каморке – как в большом гробу.

– Мне не привыкать, – сразу приободрился Юрка. – Дома поначалу тоже было страшно.

Коршун, вероятно, как и Санька, вспомнил о склепе феодала, где жила Юркина семья, и неопределенно произнес:

– Да уж…

– А как там мои? – спросил Юрка.

– Ну… – замялся Санька.

– Нет, не пойду! – вновь решительно заявил Юрка. Он настолько переживал, что только сейчас заинтересовался фонариком: – Сила! Можно подержать?

– Держи, отшельник.

Юрка восторженно зажужжал фонариком, повторяя:

– Силен!.. Там моторчик, да?

– Моторы от бензина работают или от электричества, – снисходительно заметил Коршун.

– Ну, и он – от тока.

– Ты сам ток даешь. Ручной привод на генератор, – важно разъяснил Витька, – а попросту – на маленькое динамо.

– Откуда знаешь? – шмыгнул носом беглец.

– Моя же вещь, – ответил, удивляясь его наивности, Коршун.

– Ни за что не вернусь, – снова вспомнил беглец свое горе.

– Слыхал? – обернулся Витька к Саньке. – Раз он так часто твердит, значит, домой вернется. Проверено, – протянул он.

– Дома бить будут… – тяжко вздохнул Юрка.

– Не будут, – отрезал Коршун.

Он сказал так уверенно, что Юрка тут же заторопился домой, цепляясь за спасительную надежду: Витька вроде бы слов на ветер не бросает, не тот человек.

Коршун помедлил, рассуждая о том, что можно, конечно, Юрке и остаться в каюте на месячишко-другой. Родителей, мол, тоже проучить неплохо, чтобы не давали волю рукам, завели, понимаешь, манеру: чуть что – драться. Можно и еду Юрке тайком приносить: картошку вареную, хамсу, хлебные довески, воду в бидоне, то-се…

Юрка притих. Такое будущее, очевидно, его не очень-то устраивало.

– А лучше бы ему в тюрьму угодить, – насмешливо продолжал Коршун. – Мы бы ему на законном основании, не скрываясь, передачки носили. Ладно, не бойся, – закончил он, важничая. – Последствия, так и быть, беру на себя!

И они двинулись в обратный путь.

Санька тоже подначивал горемыку:

– Зря возвращаешься. Представляешь, сколько бы шуму было! Милиция, собаки-ищейки! Слава какая!

Юрка даже прибавил шаг, всерьез опасаясь, что его вдруг заставят вернуться в каюту ради какой-то славы.

Уже в монастыре, возле склепа, Коршун приказал Юрке спрятаться за деревом.

– А ты со мной, – велел Саньке. – И, чур, помалкивай!

Они поднялись по мраморным ступеням, и Витька постучал в медную дверь, которую только чудом не утащили пацаны в приемный пункт металлического вторсырья.

– Войдите!.. Открыто!.. – донеслись всполошенные голоса Юркиных родителей.

И ребята, приоткрыв массивную дверь, протиснулись внутрь.

Помещение освещала керосиновая лампа. Статуя белого мраморного ангела отбрасывала блики. Родители Юрки встревоженно поднялись из-за пустого стола навстречу.

– Не нашли?.. – тихо сказала мать.

– Его найдешь, – буркнул отец и снова сел. – Плачет по нему мой ремень!