–– Что? – раскрыла я рот от изумления.
Автомобиль замер у обочины, Хромов повернулся ко мне и, резко схватив меня за руку, притянул к себе. Его губы изобразили страстный поцелуй, смыкаясь на моих устах, а пальцы утонули в прядях волос. Я изо всех сил боролась с похотью, которая управляла сознанием, но все было бесполезно. Тело Кирилла вызывало сильное желание, отключая мозг от системы здравоснобжения разума, блокируя сигналы об опасности. Вцепившись пальцами в его каменные бицепсы, я изогнула спину, ответив на поцелуй. Постанывая от желания, мне казалось, что я задыхаюсь от страсти. Она жаром наливала мышцы, сокращая их последовательно и волнообразно. Хромов с трудом отстранился от лица и, тяжело дыша, предложил:
–– Поехали ко мне.
Вновь впившись в губы поцелуем, он задышал еще тяжелее, чем прежде, не в силах отказаться от удовольствия.
–– Я хочу тебя, – шепнул он, снова сжав мои губы и коснувшись их горячей влажной кожи языком.
–– Я не хочу тебя, – шепнула я в ответ и, повиснув на его крепкой шее, снова ответила на настойчивость, страсть и непреодолимое желание.
–– Врешь, – отстранился он на мгновение, чтобы высказать свое недоверие к моим лживым словам.
–– Нет, – качнула я головой, целуя его влажное от пота лицо.
Хромов отстранил мое тело, пристально взглянув в глаза. Его страсть развеялась, словно пепел по ветру, а взгляд стал холодным.
–– Зачем ты… – хотел он задать вопрос, но так и не смог, оборвав непрочную словесную нить.
Он смотрел на меня, не в силах поверить в то, что я произнесла пару минут назад. Кирилл боролся со своим ступором, пытаясь хоть что-то сказать, но потрясение было слишком сильным. От его взгляда я испытывала боль, хотя испытывала я ее не от взгляда, а от своих же лживых слов. Но разве я могла себе позволить такое увлечение, как любовник, имея такого мужа, как Сабуров? Разве я могу приговорить человека к смерти, просто потому что, мною овладела страсть? Нет, я не могла так поступить. Я обречена на пожизненное заключение в своем вечном каземате.
–– Мне нужно домой, – произнесла я, уставившись в лобовое стекло, для того чтобы Кирилл не смог рассмотреть слезы в глазах.
–– Зачем? – шепнул он, не в силах отвести от меня взгляд.
–– Мне нужно кормить пса, – озвучила я очередную ложь.
–– Какого пса, Сандра? – искренне удивился Хромов, лишившись способности понимать слова.
–– Лохматого, – шепнула я, ощутив слезу на щеке.
Кирилл, взяв меня пальцами за подбородок, повернул лицо к себе. Из глаз стали непрерывно катиться слезы, а я прикусила губу, мечтая, дабы эта соль скорее испарилась с кожи, сохраняя в тайне сильную душевную боль.
–– Я должна вернуться…
–– Должна? – уточнил Хромов.
–– Я хочу вернуться домой, – произнесла я уверенно, снова повернувшись к лобовому стеклу.
УАЗ все стремительнее приближался к особняку Сабурова, а мне все больше хотелось остановить его, развернуть и уехать прочь навсегда. Но вернувшийся здравый разум объяснил мне свою позицию, лишая надежды на свободу. Хромов смотрел прямо перед собой, не позволяя себе касаться моего профиля взглядом разочарования. Он крепко держался за руль, периодически вдыхая врывающийся в приоткрытое окно холодный воздух. А я, напротив, больше не вдыхала, мечтая задохнуться не от боли, а от нехватки кислорода. Но легкие непроизвольно наполнялись, поддерживая жизненные показатели в пределах нормы.
Внедорожник замер, прижавшись к каменному забору чужого дома. Кирилл по-прежнему смотрел прямо перед собой, сжимая пальцы на рулевом колесе все сильнее. Мельком коснувшись взглядом его напряженного лица, я, оказавшись на улице, захлопнула дверцу, после чего джип громко взвыл и, скрипнув колесами, рванул с места так стремительно, что пыль, поднятая с дороги покрышками, мгновенно заполнила воздух, погружая меня в серую дымку. Я медленно опустилась на колени и, прижав ладони к лицу, зарыдала. Рыдания были громкими и отчаянными, наполняя длинную улицу жалобными звуками. Непонятно откуда возник Сабуров. Поднимая меня с колен, он что-то тихо говорил, но это что-то я не слышала и не понимала совершенно, продолжая рыдать от чувства обреченности. Он крепко держал мое тело в своих руках, пытаясь отыскать на мне причину этих громких рыданий, но ему никогда не увидеть зияющую рану, которую оставил Хромов в моей теперь уже пустой груди.
–– Ты ранена? – взволнованно спросил он, продолжая осматривать тело и ощупывать его ладонями. – Что он сделал? – не обнаружив ни крови, ни увечий, попытался выяснить Дамир, но я продолжала кричать от боли, рыдая взахлеб. – Хватит! Замолчи! – рявкнул он, желая привести меня в чувство. Сабуров встряхнул тело, которому были безразличны его желания, оно продолжало содрогаться от плача. – Звони врачу! – крикнул кому-то он и, прижав меня к себе, повел в дом.
Успокоилась я только тогда, когда возникший в доме врач вонзил иглу в мою вену, разбавляя кровь прозрачной волшебной жидкостью, погружающей меня в какой-то приятный дурман. Заверив Дамира, что со мной все в порядке, он покинул комнату, а я наконец-то закрыла глаза, желая как можно скорее погрузиться в сон.
Утром мало что изменилось в сознании. В груди по-прежнему оставалась полость, которую безумно хотелось заполнить хоть чем-нибудь. Но, то ли действие вчерашнего укола все еще контролировало эмоции, то ли мое смирение решило оставить все, как есть. Приняв душ, я натянула на влажное тело шорты и короткий топ и, затянув шнурки на кроссовках, спустилась вниз.
Жуя протеиновый батончик, я запивала его горячим крепким кофе, глядя равнодушно в окно. Мне было безразлично солнце, которое, поднимаясь к небесному своду, рисовало розовые узоры, изображая облачные мазки на лазурном холсте. Меня не трогали цветущие кустарники магнолии, не трогало утреннее пение птиц, которые так искусно владели собственными голосами, легкий влажный ветерок, играющий невесомым голубым тюлем, был тоже безразличен. Меня не трогала мысль о лежащем у будки Бароне. И даже воспоминания о Кирилле больше не вызывали никаких чувств.
Войдя в тренажерный зал, я бросила полотенце на красную скамью и, сделав глоток воды из бутылки, подошла к зеркалу. «Он убил меня, – произнесла я мысленно, глядя на что-то пульсирующее между ключицами, – подбросив обезображенный труп к родным стенам каземата». Оторвав взгляд от омерзительного отражения, я подошла к музыкальному центру и, включив громко музыку, погрузилась в изнуряющую тренировку с головой. Когда мое тело было уже мокрым от пота, в зал вошел Ник. Он осмотрел меня придирчивым взглядом и, перекинув полотенце через брусья, произнес:
–– Привет.
Не ответив, испытывая равнодушие и к нему тоже, я промокнула мокрое лицо полотенцем и подошла к штанге с черными стальными дисками. Никита вздохнул, глядя на меня, и, оказавшись у центра, убавил немного звук. Его откровенная наглость ничуть не тревожила меня, позволяя равнодушию и безразличию мирно сосуществовать в душе.
Сжимая в пальцах холодный гриф, я поднимала штангу над головой, периодически поглядывая в зеркало на отражение Ника, который продолжал пялиться на потное напряженное тело. Мою голову заполнили цифры, выстроившиеся в ровные упорядоченные ряды и обозначающие порядковый номер очередного повторения, совершенно не оставляя места для посторонних мыслей.
–– Он уезжает завтра вечером, – шепнул Никита, когда я с трудом выжала штагу, зафиксировав ее над головой.
От услышанного мышцы дрогнули. Я бросила штангу на кусок черной резины, перестав дышать. Повернув лицо к нему, я с надеждой посмотрела в его глаза.
–– Я поеду в бар, – вдохнув такой необходимый кислород, наконец-то произнесла я.
–– Я в этом не участвую, – покачал Никита отрицательно головой.
–– Почему?
–– Охрана тебя не выпустит из дома…
–– Поможешь мне сбежать… – начала я, а Ник меня перебил:
–– Куда тебе бежать? Эти игры с огнем до добра не доведут, – покачал он отрицательно головой. – Я же сказал, что больше не участвую в твоем «самоубийстве».
–– Если ты не поможешь, я расскажу Сабурову, как ты трахал меня на нашем семейном ложе во время его командировок, – зловеще прошипела я, в упор глядя в глаза Никиты, наполняющиеся ужасом.
–– Ты что? Он же убьет нас…
–– Нас? – улыбнулась я хищной улыбкой. – Он убьет тебя, а я уже тринадцать лет как мертва.
–– Я помогу, – поспешил Ник заверить меня, не желая даже думать о том, что будет, узнай Дамир о нашей маленькой тайне.
Никите удалось вывезти меня из дома в багажнике своего авто. Спустя час после моего побега я уже сидела за барной стойкой, потягивая мартини из конусообразного бокала, на дне которого мертвым грузом лежали бесполезные зеленые оливки, словно пара утопленников, покрывшихся зелеными водорослями. Ночь стремительно неслась вперед, напоминая скоростной экспресс, направляясь навстречу рассвету, а я никак не могла ощутить алкоголь в крови. Не было ни легкости, ни опьянения, зато напряжения – хоть отбавляй. Цель не была достигнута, опять погружая меня в разочарование.
Спрыгнув с барного пластикового стула, я поплелась к выходу, сопровождая движения вздохами. Тело по-прежнему наполняла усталость и странная необъяснимая тяжесть. Оказавшись на парковке, я подошла к автомобилю Никиты, который он заботливо оставил мне, дабы не дежурить под стенами ночного клуба полночи. Необходимо было забрать его из дома и, поместив свое тело снова в багажник, вернуться в «тюремную камеру». Но, похоже, об этом плане знали не все, жестоко нарушая его. Разблокировав двери, я взялась за холодную ручку, но попасть в салон так и не смогла. Чьи-то пальцы сжались на моей руке, лишая возможности оказаться за «баранкой» кроссовера. Обернувшись, я уставилась на незнакомца, крепко держащего меня за предплечье. Он изобразил на лице улыбку, напоминающую омерзительный шакалий оскал.
–– Привет, детка, – прошипел он, продолжая лыбиться, словно слабоумный идиот, пребывающий в одиночной палате психиатрической клиники. – Я же сказал, что это жена депутата, – произнес он, повернув голову вправо, после чего я заметила и второго идиота.
–– Да ладно, – покачал отрицательно тот головой, – она на шлюху больше похожа, нежели на жену слуги народа.
–– Сабуров любит таких, как она, – хихикнул слабоумный с шакальей улыбкой.
Я стояла неподвижно, наблюдая за незнакомцами. А причиной этой неподвижности был нож, зажатый в руке обладателя хищного оскала, все еще сжимающего мою руку в своих шершавых сухих пальцах.
–– Вот это удача, – произнес тихо тот, что стоял чуть в стороне, – представляешь, какую награду за нее отвалит депутат? – мечтательно сказал он.
–– Ну что, куда ее? – спросил обладатель ножа.