Отель «Петровский»

Илья знал, что медперсонал больницы и центра относится к нему с уважением, хотя и удивился бы, если бы кто-то рассказал ему, как часто они с матерью становились предметом обсуждения в ординаторской и сестринской.

– Каждой матери такого сына только пожелать можно, – говорила лечащий врач. – Любо-дорого посмотреть, как он за ней ухаживает.

– Не всем так с детьми везет, – откликались ее коллеги.

Ирина шла на поправку на удивление быстро, хотя организм был изношен, многолетнее злоупотребление алкоголем сделало сосуды хрупкими, как тонкое стекло. Она могла самостоятельно, хотя и с трудом, ходить, справляясь все лучше и лучше; правая рука работала плохо – это было уже не исправить, но самым серьезным повреждением стали проблемы с речью: Ирина все понимала, но не могла говорить, как прежде, и это, судя по всему, было необратимо.

– Вы не представляете, как она старается, – сказала Илье доктор из реабилитационного центра. – И делает это ради вас. Ждет вас постоянно, в окно смотрит.

Потому Илья и не пропускал ни дня, даже если совсем не было времени, все равно приезжал – договорился, чтобы его пускали в любое время, не только в часы посещения больных. Центр был хороший – спасибо Мишиному отцу, и Илья надеялся, что со временем мать оправится окончательно, хотя надежды на полное исцеление не было.

То, что случилось с нею, было настоящей бедой. Но вместе с тем Ирина словно бы впервые в жизни увидела, разглядела своего сына. Поняла, что за человека она привела когда-то в этот мир.

В первые дни, когда ей было совсем плохо, мать все время искала сына взглядом, и только когда он оказывался рядом, успокаивалась.

Она сжимала его руку здоровой левой рукой и, кажется, силилась сказать что-то важное, но не могла, лишь смотрела напряженным взглядом, в котором то и дело блестели слезы. Губы ее кривились, подрагивали, видеть это было больно, но Илья старался не отворачиваться.

– Когда мать выпишут? – спросил как-то Миша.

– Примерно к середине декабря.

– А дальше что?

– А что дальше? На процедуры в поликлинику запишемся, буду возить – мне сказали, раза три в неделю надо. Медсестра будет ходить, уколы, таблетки. Хорошо еще, с головой у матери все в порядке, смогу ее одну оставлять днем, пока я на работе, – бодро ответил Илья.

Позже, когда Миша обсуждал все это с отцом, тот сказал:

– Чем больше детям в задницу дуешь, тем большими эгоцентриками они вырастают. И наоборот. Ирина вон плевала на Илью всю жизнь, а он смотри какой вырос! – Юрий Олегович покачал головой. – Жалко парня, конечно. Прикован к ней будет на долгие годы. Дай Бог, чтобы она хоть что-то ради него сделала в этой жизни: восстановилась поскорее, чтобы ему полегче было.

Миша, который недолюбливал тетю Иру, как она просила себя называть, был с ним согласен.

Человек, как написал однажды Зощенко, не блоха, ко всему привыкает. Илья тоже привык к своему новому ритму. Часто вспоминал Томочку, думая, как она там, и понимая, что, будь девушка по-прежнему с ним, непременно включилась бы в его заботы, захотела принять часть их на себя. Теперь же, в отрыве от него, Томочка будет жить нормальной полнокровной жизнью – еще один балл в пользу их расставания.

Утром третьего декабря Илья пришел на работу и понял: что-то стряслось. Все журналисты уткнулись в мониторы компьютеров, Костя Калинин пронесся мимо него в кабинет главного редактора, позабыв поздороваться и бросив на ходу:

– Зайди!

Явно что-то с текущим декабрьским номером, который должны были послезавтра сдать в печать. Что-то иное вряд ли могло так взбудоражить всех. В сознании Ильи номер этот уже отошел в прошлое – он сделал свою часть работы и мог забыть о нем до того момента, когда возьмет его в руки, вдохнет запах свежей типографской краски.

Что могло произойти?

Илья поспешно сбросил верхнюю одежду, постучался в дверь главреда и, услышав нервное: «Да, входите!», вошел в кабинет.

Кроме Кости Калинина и хозяина кабинета, здесь был еще Рома Щеглов.

– Садись давай, – пригласил главный редактор, пожилой мужчина с залысинами и уютным брюшком. Он носил очки с толстыми линзами и перстень-печатку с черным агатом. Звали его Иваном Даниловичем. – Будем думать, что делать.

– Что-то со статьей? – спросил Илья, греша на свою «елочную» публикацию, которая, возможно, получилась более критичной и менее восторженной, чем от него ожидали.

– Со статьей все в порядке, но неизвестно, выйдет ли она, – проговорил Щеглов. – В нынешней ситуации.

– И ведь платеж еще до сих пор не пришел! – горестно воскликнул Костя, заламывая руки.

Раз платеж – значит, дело в статье про отель «Петровский». Что с ним не так? Ответ пришел незамедлительно:

– Гусаров умер, – сказал Иван Данилович. – Мне полчаса назад позвонили и сказали.

Илья потерял дар речи.

– Материал не оплачен, да и как его ставить? С кем этот вопрос вообще регулировать, обсуждать? – причитал Костя. – Обложки у нас четвертой, получается, тоже нет, если Гусарова с нее убирать. И продать другому уже не успеваем! А типография ждать не будет, если их просить подождать: у них же очередь!

«Человек умер, а он все об одном», – с досадой подумал Илья и спросил:

– От чего он умер?

– Что-то с сердцем. Инфаркт вроде бы, – ответил Щеглов.

Вот жизнь, подумалось Илье. Вчера ты был богатейший человек, планы строил, отель собирался открывать, а сегодня лежишь в морге, и никакого завтра – нет. Ничего уже не решаешь, не хочешь, и нет тебе дела ни до чего.

– Может, секретарю его позвонить, она сориентирует? – предложил Илья.

– Уже, – отмахнулся Калинин. – Они там сами на ушах. Мечутся.

– А если жене?

Повисла пауза.

– Беспокоить вдову в такой момент, – начал было Щеглов, но Иван Данилович его перебил:

– А что, это мысль! Возможно, как раз у нее и стоит спросить! Начать с соболезнований, а там как пойдет. Может, удастся узнать что-то.

– Кто будет с ней разговаривать? – спросил Роман, и все почему-то посмотрели на Илью.

– Я? – опешил он.

– Ты статью о нем писал, и статья эта ему очень понравилась. Думаю, он и жене об этом рассказал, так что…

– Вы же у нас главный редактор! – возмутился Илья, которому не хотелось говорить с безутешной вдовой, только-только потерявшей мужа.

– И вот как главный редактор и твой начальник я тебе это поручаю. Мог бы и Калинин позвонить, но я боюсь, он напрямую попрет про деньги и только все испортит.

Костя обиженно запыхтел, но, с другой стороны, то, что за решение щекотливой проблемы предстояло взяться другому, его явно обрадовало.

Илья посмотрел на Щеглова, тот чуть заметно усмехнулся: давай, мол, брат, куда деваться?

Иван Данилович протянул Илье трубку, Калинин набрал номер домашнего телефона Гусаровых.

«Может быть, она еще и не возьмет», – подумал Илья, но ошибся. Трубку взяли.