Цена вопроса (сборник)

Как-то раз, будучи маленькой девочкой, Карина услышала, что называть дочь именем матери – плохая примета. Смертоносная. Мать отдаёт дочери свою жизнь и потому умирает молодой… Прибежала из школы вся зарёванная. Рыдала в голос и кричала, зачем папа и мама назвали её так?! Разве мало было других имён? Если бы они назвали дочь, например, Наташей, Светой или хотя бы Дариной, изменили одну-единственную буковку, то мама была бы сейчас жива! У неё тоже была бы мама, как у всех других детей!

Отец долго не мог успокоить дочь. Разве можно растолковать охваченному отчаянием и болью ребёнку глобальные вещи вроде Божьего промысла, судьбы, предначертания? Тем более если и сам нет-нет, да и усомнишься в справедливости мироустройства, при котором любимые жёны уходят так рано, оставляя мужей на руках с крошками-дочерями…

Папа у Карины был – каких поискать. Всю жизнь старался за двоих, пытался не просто быть отцом, но и заменить собой мать. Выслушивал дочкины секреты и жалобы, развеивал страхи, вытирал слёзы. Разучивал с ней песенки, заплетал косички. Готовил завтраки, обеды и ужины, помогал делать уроки. Давал советы, наказывал и хвалил. Ходил на родительские собрания и возил на отдых. Приучал к домашним делам и читал её стихи. Был другом, соратником, критиком, обожателем. Карина не мыслила себя в отрыве от отца.

Хотя, как в песенке поётся, «папа может всё, что угодно, только мамой не может стать». И Карина всегда тосковала по маме. Она практически не помнила её присутствия, но зато остро ощущала отсутствие.

Конечно, с годами привыкла к своему сиротству. Вернее, свыклась с ним, потому что привыкнуть к такому невозможно. Но в ней навсегда поселился страх потерять ещё и отца. Остаться совсем одной. Она слишком рано поняла, что близкого человека могут отнять у неё в любую секунду.

Карина любила отца глубокой, не рассуждающей, какой-то суеверной любовью. Как язычник, который с безграничной надеждой припадает к своему деревянному идолу. Папа с детства был для неё опорой и гарантом нормальности этого мира. Всё было стабильно, правильно и закономерно только при одном условии: отец находится в пределах досягаемости. Даже когда они отдалились друг от друга в прошлом году, отец всё равно – был. Просто был, и всё. Подними трубку – услышишь голос. Зайди в гости – увидишь.

И теперь, когда папы не стало окончательно, Карина ощутила жуткую, неисправимую пустоту. Она не представляла, как сможет приучить себя жить с нею. Это было похоже на ампутацию какой-то части души. Оторванная часть ныла и стонала, заставляя мучиться от фантомной боли.

После кладбища Карина, тётя Нелли и Азалия приехали домой. Туда, где Карина раньше жила с отцом, и откуда сбежала в съёмную хрущобу.

Поначалу вместе с Азалией собиралась и добрая половина её знакомых и родственников, но та заявила, что ей нужно «прийти в себя». Карина вдруг вспомнила, как на кладбище вдова внезапно заголосила, запричитала и сделала точно рассчитанную попытку броситься в раскрытую могилу. Несколько пар рук обхватили её, удержали, оттащили от края. Кто-то зарыдал, кто-то принялся совать ей в рот лекарство… Дешёвый спектакль.

Они втроём сидели на просторной кухне, пили чай, отогревались. Чай был так себе, жидковат. Зато к нему прилагались пирожные. Разумеется, не собственного производства, а из супермаркета. Азалия любила обильно поесть, но терпеть не могла готовить. А если и бралась, то получалось незнамо что. Поэтому отец готовил сам, у него это отлично получалось. Либо они покупали готовую еду.

Азалия своей кулинарной неумелостью гордилась, усматривая в этом признаки аристократизма. Каждый раз давала понять, что кастрюлями и сковородками гремят женщины попроще и поплоше. Замотанные и затравленные бытом тётки. Карина не раз слышала, как она произносит:

– Мясо, шоколад и коньяк – вот моя еда. И не надо часами у плиты стоять!

Сейчас она деловито, кусок за куском, укладывала в себя пирожные и запивала чайком. Смерть мужа, видно, не лишила её аппетита. Зрелище было почти неприличное, и Карину замутило. Она отвела взгляд.

Кухня, как и вся папина квартира, была отремонтирована в полном соответствии со вкусами новой хозяйки. Здесь теперь было броско, модно, стильно, современно, престижно, дорого… можно продолжить описательный ряд. Карине казалось, что она находится в салоне интерьеров. Или на съёмках сериала про жизнь богатых и знаменитых.

И всюду, на всех мало-мальски пригодных поверхностях, стояли свечи, свечки и свечечки. Большие и маленькие. Разноцветные, в тяжёлых подсвечниках и на изящных подставках. Ароматизированные, необычной формы, самые простые.

– Кариночка, ты теперь опять сюда переберёшься? – тётя Нелли совершенно по-отцовски сдвинула брови, так что между ними пролегла вертикальная складка. Сняла очки, и её глаза сразу стали казаться меньше, а лицо моложе.

Она не успела ответить, как вмешалась Азалия.

– А как же? Зачем деньги тратить. Которых и нет…

Деньги за Каринину квартиру платил отец. Кроме того, каждый месяц, с тех пор, как она поступила в институт, переводил на её карточку определённую сумму. И продолжал помогать деньгами до последнего времени. Её зарплаты хватило бы ровно на три недели проживания в съёмном жилище, при этом на еду, бензин и прочее уже не оставалось бы. Конечно, деньги на карточке пока были, тратила Карина немного, однако снимать жильё в сложившейся ситуации было непозволительной роскошью.

И, конечно, Азалия не преминула об этом напомнить.

В другое время Карина разозлилась бы: не будь мачехи, не было бы и ссоры с отцом. Зачем ей тогда понадобилось бы уходить? Но сейчас сил на злость не осталось. И всё же она попыталась ответить с некоторым вызовом:

– Конечно, я сюда перееду. Это же и мой дом. – Слова прозвучали жалко и повисли в воздухе.

Тётя Нелли звякнула чашкой о блюдце и неуклюже заметила:

– Вы, девочки, теперь должны держаться вместе.

Азалия неожиданно горячо поддержала её:

– Конечно, Нелличка, конечно! Я Кариночку от себя не отпущу, она мне как дочь!

«Лицемерка гадкая!» – подумала Карина. Она была уверена, что будь у неё такая возможность, мачеха прямо сейчас пинком вышвырнула бы падчерицу за дверь: их неприязнь была взаимной и стойкой. Даже тётя Нелли, и та несколько опешила от столь явной демонстрации фальшивых чувств, но быстро взяла себя в руки и принялась петь дифирамбы душевным качествам снохи.

Карина молча смотрела на Азалию. Всё-таки, что отец в ней нашёл? Хотя, если честно признаться, мужчинам она нравится. Вроде и фигурой не вышла: кургузая, с короткими полными ногами. Тумбообразная, как в анекдоте: 90–90 – 90, где талию делать будем? Лицо словно бы мельчает книзу с каждой чертой: высокий крутой лоб, широкие скулы, светло-карие глаза чуть навыкате, острый нос с горбинкой, маленький рот с мелкими хищными зубками, крохотный подбородок.

Но чего не отнять – так это умения себя подать. Ухоженная, мягкокожая. Рассыпчатый томный смех. Пышные блестящие волосы. Ленивая кошачья грация. Протяжные, манящие интонации низкого голоса.

Карина встала и выплеснула в мойку остывший чай.

– Тёть Нель, я пойду, наверное. – Она наклонилась и мазнула губами по тёткиной щеке. От щеки сладко пахло пудрой. Коротко взглянула на мачеху, кивнула ей и вышла из кухни.

Азалия тихонько вздохнула и выразительно подняла брови. Нелли понимающе покачала головой и проводила племянницу осуждающим взглядом.

– За что? Неличка, ну вот скажи – за что она так со мной? Разве я заслуживаю?

– Аличка, что ты такое… – завела Нелли.

– Погоди, погоди, – глухим от слёз голосом прервала вдова, – ты человек, который может посмотреть на ситуацию… непредвзято. Скажи, что я ей сделала?! Гоню её из дому? Нет! Обзываю, оскорбляю? Нет! Виновата только в том, что её отец выбрал меня. Мы любили друг друга. Нелличка, я так его люблю! Просто не знаю, как мне дальше жить без него. В такой вот обстановке… не могу…

Она перестала сдерживаться и разрыдалась, уронив голову на руки. Нелли тоже заплакала и принялась поглаживать сноху по густым волосам. Ей было больно, обидно за брата, которого не понимала собственная дочь, и очень неловко.

Азалия, которую она, в сущности, практически не знала и видела второй раз в жизни, ей понравилась. В июле, на свадьбе, Нелли поразил вид брата. Таких сияющих глаз, такой ликующей улыбки на его лице она не видела лет двадцать. Вторая супруга Наиля показалась ей женщиной умной, даже лучше того – мудрой, интеллигентной, душевной.

Больше они не виделись вплоть до похорон. Но каждый раз во время телефонных разговоров Наиль взахлёб рассказывал сестре о своей Аличке. Правда, вспомнила она, после Нового года не позвонил ни разу… А когда они поздравляли друг друга с праздником, ей показалось, что брат говорил вымученно, напряжённо. Хотя это могло и показаться.

Неприязнь племянницы к новой жене отца Нелли считала проявлением эгоизма, ревности, самовлюблённости. И очень сердилась. Судя по всему, Карина мачехе тоже не слишком нравилась, но та хотя бы пыталась наладить отношения.

– Аличка, милая моя, успокойся. Что ты, перестань, пожалуйста, – беспомощно бормотала Нелли. – Она же ещё совсем девчонка. Избалованная, конечно. Но ведь без матери росла, Наиль ей и за маму, и за папу… Не обижайся на неё.

– Разве я обижаюсь?! – Азалия вскинула голову и уставилась на Нелли блестящими от слёз глазами. – Просто… Неужели нельзя хоть на какое-то время забыть о конфликте? Ради памяти отца.

– Да, Аличка, да, избаловал он её. Я всегда говорила, нужно жениться, у ребёнка должна быть мать. Тем более у девочки! Так радовалась, что он наконец-то женился. Поздновато, конечно, Каринка выросла… Ну, то есть я не в том смысле, что ему надо было кого-то другого пораньше выбрать, а… – Она запуталась в словах и потерянно замолчала.

– Так стараюсь, всей душой к ней готова, а она…

Азалия жаловалась и стенала, а Нелли ласково гладила сноху по голове и старалась успокоить, почти не вникая в её слова. Она устала, хотелось прилечь. Ноги гудели, голова кружилась, слегка мутило. Наверное, давление подскочило.

«Быстрее бы уж домой!» – подумала Нелли и тут же устыдилась своих мыслей. Наверное, по-хорошему надо бы хоть до третьего дня остаться, поминки справить… Но ведь работу тоже не бросишь! Послезавтра уже надо быть на службе.

Она понимала, что это лишь отговорка. Ей просто хотелось оказаться подальше отсюда. Напряжение висело в воздухе, как шаровая молния. Нелли некстати вспомнила, как в пионерском лагере после отбоя они с ребятами пугали друг друга страшилками про Чёрную руку, Красное пятно и эту самую молнию. Будто бы девочка и мальчик остались дома одни, а бабушка ушла и строго-настрого наказала закрыть окошко, если начнётся гроза. А иначе шаровая молния залетит! Но дети, естественно, не послушались, и огненный мяч влетел в окно, проплыл через всю комнату и сжёг непослушных детей, а заодно и всю квартиру. Только угли остались… И что за чушь лезет в голову!

Ладно, поминки можно сделать и дома, для своих. А Азалия здесь всех соберёт. На Карину никакой надежды. Нелли ещё раз глубоко вздохнула и постаралась сосредоточиться на причитаниях снохи.

Глава 3

Карина закрыла за собой дверь, медленно пересекла комнату и подошла к окну. С их одиннадцатого этажа открывался шикарный вид. Правда, сейчас было темно, лишь далеко внизу вспыхивали и переливались разноцветные огни. Подмигивали фарами автомобили, щедро рассыпали бриллиантовые блёстки рекламные вывески, светились уютным светом окна домов.

А чуть дальше – широкое тёмное пространство: это мирно дремала закованная во льды река. Вынужденная сменить жильё, Карина больше всего скучала именно по этой захватывающей дух панораме. Крохотная квартирка, которую она снимала, находилась на втором этаже, и ей страшно не хватало этого вольного волжского простора. Казалось, её заживо засунули в тесный душный гроб.