Цена вопроса (сборник)

– Зря ты так. Может, помощь нужна?

То, с какой проникновенной задушевностью он умел иногда говорить, раньше производило на Карину сильнейшее впечатление. Позволяло считать, что Жан просто носит на людях маску – это у него профессиональное. А на самом деле тонкий, глубокий и ранимый человек с большим сердцем и широкой душой. Только ей, Карине, и открывается по-настоящему. Лишь спустя долгое время она поняла, что это всего-навсего часть роли, чётко продуманная тактика для извлечения выгоды. И опробует её Жан абсолютно на всех, кто ему нужен и может быть полезен.

Она ничего не ответила, и он продолжил:

– Я подумал, может, мы могли бы…

– Нет, не могли бы. И вообще, зачем ты звонишь? Неужели не с кем провести вечер? Все твои девки заняты?

– Просто хотел поздравить… Не думал, что…

– Спасибо. Извини, не могу больше говорить.

Она бросила трубку, злясь на себя за свою несдержанность. Теперь он подумает, что по-прежнему небезразличен ей!.. С другой стороны, пусть думает, что хочет.

Через пятнадцать минут девушка входила в просторный вестибюль. Здесь её догнала Ира, и, оживлённо щебеча, помогла дотащить пакеты до третьего этажа. Карина слушала вполуха: выбросить из головы Жана пока не получалось.

Глава 5

На самом деле её бывшего возлюбленного звали Иваном. Но никто не называл его настоящим именем: он давно взял себе сценический псевдоним Жан Пожидаев, и теперь даже родная тётка именовала племянника Жаном. Матери и отца он не знал: родители погибли, когда ему было три года.

Карина познакомилась с ним в институте. Жан учился на театральном факультете, был на два года старше. Она оканчивала третий курс и пришла на дипломный спектакль выпускников.

Ставили современную пьесу, довольно слабенькую. Теперь уж не вспомнить ни автора, ни названия. На сцене было людно, шумно и красочно, актёры играли задорно, с огоньком, благосклонная публика не скупилась на овации.

Но Карина замечала только главного героя. Он появлялся в каждом действии, участвовал почти во всех диалогах и вытягивал постановку, умудряясь сделать яркими и значимыми откровенно провальные сцены. Вне всякого сомнения, это был чрезвычайно одарённый актёр. И очень красивый парень.

Прекрасная фигура, подвижное, выразительное лицо, большие глаза, правильные черты. Ямочки на щеках, открытая обаятельная улыбка. Волосы – густые, волнистые, длинные – были того редкого оттенка, который принято называть пшеничным. Он был высокого роста: как позже выяснилось, Карина едва доставала ему до плеча.

Единственным недостатком идеальной внешности был курносый нос, поэтому Жан терпеть не мог поворачиваться к кому-либо в профиль. Карина не заметила бы этого изъяна, но он сам однажды пожаловался ей на досадный промах природы. «Ничего, – в шутку говорил Пожидаев, – стану звездой, сделаю пластику». Впрочем, почему в шутку? Во всём, что касалось его персоны, Жан был предельно серьёзен.

В тот вечер, после окончания спектакля, Карина сделала то, чего не делала ранее: отправилась с сокурсницами на вечеринку за кулисы.

Ушли они оттуда вместе с Жаном, в самый разгар попойки.

Никогда раньше с ней не случалось ничего даже отдалённо похожего на это озарение. Странно, но романтичную и впечатлительную Карину обошли стороной подростковые увлечения и школьные романы. В старших классах за ней ухаживал мальчик Серёжа, но его чувства вызывали только раздражение. Будучи студенткой, она два раза ввязывалась в ненужные ей отношения. Оба романа закончились, не успев толком начаться.

Тем сильнее и оглушительнее было внезапно обрушившееся на неё осознание того, что раньше она жила неправильной, половинчатой, ущербной жизнью. «Только влюблённый имеет право на звание человека». Как она была теперь согласна с Блоком! Как хорошо понимала своего отца, который никак не мог научиться жить без своей любимой!

Карина засыпала с мыслями о Жане и просыпалась, счастливая тем, что увидит его сегодня. Их отношения, начавшись в тот майский вечер, продолжались около двух лет. А когда закончились, она сказала себе: такое с ней было в первый и последний раз. Второго она просто не выдержит.

Даже в самые счастливые дни их романа она не могла не удивляться тому, что они вместе. Трудно было найти двух людей, которые настолько мало понимали друг друга, вращались в чуждых мирах, читали разные книги, исповедовали противоположные ценности, молились разным богам.

Слишком поздно Карина осознала, что единственной любовью Жана была сцена. Он грезил о славе, болел театром и мечтал сниматься в кино. Однако дело было даже не в том, что девушке недоставало его внимания…

Она не стремилась подчинить себе его думы. По складу характера была лишена честолюбия и не стремилась играть первую скрипку, не боролась за лидерство в их паре. Она охотно отдавала Жану право быть ведущим, соглашалась прятаться в его тени, признавала редкую одарённость любимого, была его самой преданной поклонницей.

Он беззастенчиво пользовался своей властью и обращал Карину в свою веру. Девушка покорно таскалась за ним на вечеринки, давясь, пила дешёвое вино, научилась курить. Общалась с его друзьями и подругами, выслушивала их трёп, принимала участие в шутках и розыгрышах. Её желания и потребности в расчёт не принимались.

Жана взяли в драматический театр, и она проживала вместе с ним все спектакли, обсуждала закулисные интриги, читала сценарии, разучивала роли. Он готовил себя к головокружительной карьере, и Карина должна была поддерживать любимого на пути к Олимпу. Понимать, не перечить, не раздражать.

Жан полностью подчинил и обезволил Карину. Постепенно их роман, став воздухом, без которого невозможно жить, перестал приносить ей радость. Она чувствовала себя потерянной и чужой самой себе, но остаться одна, без него, всё-таки не могла. Мысль, что в их отношениях много перекосов, что они строятся на неверной основе, когда один постоянно жертвует собой во имя другого, отдавая себя по капле и ничего не требуя взамен, время от времени всплывала на поверхность сознания. Однако почти сразу же пугливо исчезала. Карине никогда не удавалось ухватить её и додумать.

Сомнения и переживания находили отражение только в стихах. Они буквально выливались из её исстрадавшейся растерянной души. Потом она объединила их в цикл, которому так и не сумела придумать названия. Три стихотворения решилась послать на конкурс. Первого приза не получила, но звания «Открытие года» удостоилась.

Что, впрочем, самоуважения ей не прибавило. Совсем плохо стало спустя примерно год. Папа, редко позволявший себе передышку, взял двухнедельный отпуск, и увёз дочь на морское побережье, невзирая на её протесты: Карина представить себе не могла, как она будет жить без Жана целых две недели.

Но отец был непреклонен. Наверное, надеялся, что в поездке Карина наберётся новых впечатлений, забудется, а возможно, и познакомится с кем-то.

Жана отец не просто недолюбливал – откровенно не выносил. И не скрывал этого, хотя поначалу и пытался как-то притерпеться. Эгоизм молодого актёра, его неприкрытая самовлюблённость и самолюбование вызывали у Наиля отвращение. На то, как любимая дочь хвостом ходит за неприятным ему человеком, он не мог смотреть без постоянных терзаний. Пытался поговорить с Кариной, но неизменно натыкался на стену. Однажды, не сдержавшись, высказал всё, и между отцом и дочерью впервые в жизни произошла крупная ссора. Конфликты по поводу Азалии были ещё впереди…

Поездка в Испанию стала для Карины кошмаром. Мучительно длинной чёрной полосой. Она не просто скучала, ей было физически плохо. Поднималась температура, ломило всё тело. Она считала дни и ночи до возвращения домой. Отец мрачнел и пил больше обычного.

Повеселела Карина только ближе к отъезду. Вернувшись, едва успела принять ванну, наскоро привела себя в порядок и, не разобрав чемоданов, помчалась к Жану. Прихватила пару сувениров, которые купила для него в Испании, и бутылку обожаемого им коньяка.

По дороге пару раз позвонила ему на сотовый, но тот упорно не брал трубку. Карина вихрем ворвалась в подъезд и приготовилась взлететь на третий этаж, как вдруг замерла. По лестнице кто-то спускался. Мужчина и женщина. Они негромко переговаривались между собой, женщина жеманно хихикала. Мужской голос Карина узнала бы из миллиона.

Карина застыла, поставив ногу на первую ступеньку, и не могла пошевелиться. Так и стояла, пока Жан и его спутница не возникли на лестничной клетке прямо перед ней. Она смотрела на них снизу вверх и молчала. Жан обнимал за талию высокую полноватую блондинку в синем сарафане. Девица прижималась к нему полной грудью и улыбалась. Зубы у неё были крупные, как у лошади.

Карина развернулась, чтобы уйти. Но Жан сориентировался быстрее. Отшвырнув от себя блондинку, в два прыжка догнал её, схватил на руки и потащил наверх.

Удивительно, но они помирились. Странным был не сам факт примирения – мало ли женщин прощают измены? Из ряда вон были объяснения Жана. Он не говорил, что это случайность. Не утверждал, будто Карина не так всё поняла. Не пытался заставить поверить, что это было в первый и последний раз. И даже не приводил набившего оскомину оправдания людей творческих профессий, объясняющих обычную похоть необходимостью новых впечатлений.

Просто изложил ей свою теорию – ту, которой придерживался всегда, и от которой не собирался отказываться в дальнейшем. Суть её заключалась в том, что секс – такая же естественная потребность организма, как еда, вода или сон. Он не имеет никакого отношения к любви, семье и браку. Допустим, тебе захотелось есть. Что ты делаешь? Ешь. Твоё любимое блюдо – пельмени, ты готов есть их на завтрак, обед и ужин, но с голодухи запросто можешь схомячить и макароны, и манную кашу… Да хоть подошву!

Это не просто потрясло – уничтожило какую-то её часть. Услышанное настолько противоречило Карининым убеждениям, что она не могла уместить всё в своей голове. Жан был её единственным мужчиной. Она отдалась ему легко и естественно, потому что – как иначе? Если любишь человека, то принадлежишь ему целиком.

Сделав свой выбор, она и подумать не могла ни о ком другом. Мысль, что Жан попросту оправдывает свою развращённость, да ещё и пытается получить от неё благословение на блуд, а заодно и прощение на будущее, чтобы не утруждаться извинениями, не приходила Карине в голову.

Если бы она не любила Жана, его постоянные измены не причиняли бы ей той боли, которую она весь следующий год испытывала почти постоянно. Поведав свою теорию, он не старался скрывать своих романов. Девушка мучилась от ревности, но терпела и не устраивала сцен. Ненавидела себя, никому не могла рассказать о том унизительном положении, в котором оказалась. Страшно даже представить, что было бы, узнай обо всём папа!

…Закончилось всё сразу и вдруг. Как-то в мае Карина пришла к Жану без приглашения, хотя уже научилась из чувства самосохранения предупреждать его заранее. У неё был ключ, и она беспрепятственно попала в квартиру. Жан жил с тёткой, у каждого из них была отдельная комната. Войдя, сразу поняла, что у Жана кто-то есть. Первой мыслью было: надо срочно уйти. Развернуться и потихоньку убежать, пока никто не заметил. Тогда можно будет, как обычно, сделать вид, что всё нормально. Пока око не видит, ум не разумеет.

Но ноги сами понесли её в комнату. Потом, спустя некоторое время, она поняла: ей необходим был толчок, чтобы набраться сил и разорвать связь с Жаном. Нужен был повод, чтобы сделать эти отношения невозможными. Больше так продолжаться не могло, она уже дошла до ручки.

Так или иначе, она стремительно распахнула дверь и шагнула в комнату.

Жан действительно был в комнате не один. Было накурено, пахло алкоголем, потом, чем-то горьковатым. Играла тягучая, липкая музыка. Окно было криво занавешено бордовой шторой. В душном полумраке на разложенном диване шевелились лоснящиеся тела. Кажется, их было даже больше двух.

Перед глазами поплыло, и она испугалась, что может грохнуться в обморок. Попятилась, развернулась, чтобы скорее выйти прочь. И оказалась лицом к лицу с тёткой Жана. Та была заметно навеселе, во рту – неизменная сигарета. Немытые волосы собраны в неряшливый хвост, из-под халата выглядывала ночная рубашка.

– Чё? Нравится? – спросила она, расхохоталась и глухо закашлялась, подавившись дымом. Карину она терпеть не могла, постоянно пыталась задеть, подковырнуть. Поэтому сейчас, конечно, от души радовалась её состоянию.

– Думала, нужна ему? Вобла сушёная! Жанчику нормальная баба нужна…

– Нормальная – это вроде тебя, что ли? – неожиданно спокойно перебила Карина. Ей почему-то стало всё равно. Не было отчаяния, боли, не хотелось плакать и впадать в истерику. Даже дурнота прошла.

Конечно, это было не спокойствие, а шок. И потом Карина как следует наплакалась. Но это были хорошие слёзы: очистительные, прощальные.