Дальше пошло веселей. Семен Абрамович утром накопал червей, завернул их в листья и предлагал нам как голубцы, причем по цене черной икры в крутом ресторане. Мы хотели его побить, а закуску отнять, но остатки цивилизации еще бродили в нашем голодном теле. Пончик все возмущался, что дорого, а сам двойную порцию умял. Вот как-то сразу он нам всем не понравился!
К обеду гид всеми частями тела почувствовал налет саранчи и срочно велел готовить мешки побольше. В марш-броске за сытным продуктом наши интеллигенты такую прыть проявили! А Сан Саныч, колобок в подтяжках, аж два мешка хапанул. Мы на поле сырой саранчой закусили, а остальное вечером с солью пожарили. Это что-то, скажу я вам! Как семечки, только послаще да посочнее, и шелуху сплевывать не надо. Повеселели после трапезы, даже песню у костра затянули. Долго пели и философствовали, сколько оказывается вокруг нас вкусного бегает и прыгает!
К утру были готовы к новым изыскам и, вспомнив все нехорошие поступки Сан Саныча, хотели его съесть. Остановило нас только то, что он (с его слов) болен страшной неизлечимой болезнью и то, что наш гид предложил использовать его как наживку для ловли пиявок. Как он, подлец, кричал, когда мы его в болото голого запихнули, всю душу нам надорвал, жалел, что мы его раньше не съели.
Ну, господа, пиявки в диком меде – мармелад и рядом не валялся, а подвяленные над костерком – салями от зависти стухнет! А Пончик наш, ругался, стонал, но от добавки не отказался.
И как-то постепенно у всех в глазах появился задор, в телах подвижность и прыть, а в душе радость и вдохновение. Вот что значит натуральный продукт, свежий воздух и постоянное движение!
Однажды поймали неведомого зверя, отмыли его на супчик – а это оказался бухгалтер из Питера, в прошлом году от группы отбился, одичал, весь зарос. Поехал перед сложной операцией на мир посмотреть, так теперь по все болячки забыл и ни на что не жалуется.
А еще никогда не забыть мне ихнию плодожорку. Поджаренная в масле, с чесноком и перцем, намного вкуснее наших котлет. Мы этот деликатес весь день на деревьях собирали, а некоторые (вы поняли кто), по два дерева обобрать успели.
В последний день Василий тайно, ночью завел нас на лягушачью ферму. Мы ползком, на похудевших животах, в темноте столько этих тварей наловили – всю Москву накормить можно! И зачем я дома на курятину тратился – эти лапки и вкуснее, и дешевле. Так объелись – встать не могли, щеки и животы раздулись, а вместо слов одно кваканье слышалось. Может мы по незнанию жаб тогда насобирали?
К вечеру проводник вывел нас к людям. Местные встретили нас как родных, стол накрыли, речи толкали, по-своему что-то лопотали. Потом пойманный нами бухгалтер перевел их слова. Оказывается, мы спасли их поля от налета саранчи, очистили сады от страшно прожорливой гусеницы, а главное, предотвратили экологическую катастрофу, когда избавили водоемы от полчищ лягушек.
Но мы на наших гидов не в обиде. Исчезла апатия, безразличие, вновь захотелось жить в полную силу, все узнать и все попробовать! Друзья, да здравствуют путешествия и приключения!
Глава II. У нас и не такое бывает!
Тихоня
Аркадий Петрович Смирнов, преподаватель московского ВУЗа, был скромным мужчиной в самом расцвете сил, довольно симпатичным и очень умным. Единственным его недостаткам была врожденная интеллигентность. Пока все, распихивая и подставляя друг друга, поднимались по служебной лестнице, он скромно стоял в стороне, ожидая, когда, наконец, оценят его работу.
Сегодня проныра и кляузник Хмырев устраивал шикарный банкет по случаю защиты докторской. Слушая очередную хвалебную речь в его адрес, Аркадий еле сдерживался от желания ударить в наглую физиономию карьериста – многие идеи, которые так восхитили комиссию, тот «позаимствовал» из его записей. В надежде, что спиртное придаст ему смелости, Смирнов пил, не закусывая, и не рассчитал свои силы. Когда охранник предложил вызвать ему такси, он заявил, что пойдет пешком, и последним усилием воли бросил свое тело в ночную пустоту. Завывание сирены было последнее, что он запомнил.
Очнулся Аркадий в тюремной камере. Соседи по несчастью, увидев, что он проснулся, заискивающе улыбаясь, отодвинулись и предложили закурить. Такое поведение местной бандитской элиты его озадачило.
– Где я? – заплетающимся языком спросил Смирнов.
– Там, где тебе давно пора быть, – веселым голосом ответил майор, материализовавшись перед камерой как по волшебству.
– За что меня?
– Весь список твоих «геройств» зачитывать – до вечера не управишься, – помахивая толстой папкой, ответил полицейский.
– Что же я такого за ночь натворить успел?
– За ночь! Да мы тебя, дружок, несколько лет разыскиваем! И не только мы, но и весь мир! В мой кабинет его, на допрос!
Два сержанта вывели изумленного «рецидивиста» из камеры и, почти бездыханного от страха, поволокли по коридору.
В кабинете было прохладно, в окно светило солнышко, но Аркадий ничего этого не замечал.
– Пиши сержант: «Мною задержан особо опасный преступник Красавский Арнольд Каземирович по кличке «Красавчик», пиши сержант, недолго нам с тобой в этих погонах ходить! Я за такое подполковника получу, а ты, может, офицерское звание, – мечтательно пропел майор. – Ну, так что, будем сознаваться или как?
– Сознаваться? Объясните, в чем меня обвиняют? Ни о каком красавце я не слышал. Я Смирнов Аркадий Петрович, интеллигент во всех поколениях…
– В этом я не сомневаюсь. Ты очень интеллигентно охмурил и обобрал более ста женщин всех трех поколений (это только по нашим данным), а одну лишил не только её миллионов, но и головы. И что они в тебе нашли? не поймешь этих баб. Рассказать, за какие такие дела тебя уголовный розыск и ФСБ ищут? Или как ты всех в Интерполе достал своими похождениями по всему свету?
– Тут какое-то недоразумение! Интерпол! Да я из города никогда не выезжал, тем более за границу! Несколько раз на дачу только и съездил…
– Конечно! Только дачка у тебя на лазурном берегу, с бассейном и личным пляжем. Что глаза округлил? Удивлен нашей осведомленностью? Это там ты француженку Жозефину Эклер обчистил, а потом и прирезал!
– Да я в жизни ни одну женщину пальцем не тронул!
– Пальцем нет, а вот ножичком…
– Для меня женщина неприкосновенна!
– Она да, а вот денежки её нет. Давай, пиши признание.
– Ничего я без адвоката писать и подписывать не буду!
– Твое право, ты себе самого Сикорского можешь позволить, с твоими-то деньгами!
– С моей зарплатой! Он что, бесплатно работает?
– Шутник! Артист! А знаешь, в тебе что-то такое есть.
– А ФСБ за что этого Красавского разыскивает?
– Забыл, как в прошлом месяце влюбил в себя сотрудницу секретного ведомства Америки, выведал у неё в постели все тайны и продал, да кому? немцам! Позор! Ладно бы для родной страны постарался, это уж простить можно, а тут, тьфу, иностранцам всё досталось! А сейчас отложим на время допрос, пришел стилист, будем воссоздавать твой настоящий облик, вот как на этой фотографии, – и майор протянул снимок Смирнову.
– Но это же не я, посмотрите, совсем не похож!
– Конечно, не похож, – хмыкнул сержант, – для тебя сменить личину, что моей бабе прическу – перед зеркалом полчаса, и все, был Тяпкин, стал Ляпкин!
– Это точно, перевоплощаться ты мастак. Ничего, очки снимем, гриву подстрижем, стильненько уложим, бровки и усы прополем – тогда уж не отвертишься.
Когда после всех манипуляций стилиста и гримера Аркадий увидел себя в зеркале, он в который раз за этот день испытал шок: на него смотрел совершенно незнакомый человек и, несмотря на странность ситуации, Смирнов отметил, что новый образ нравится ему гораздо больше прежнего.
– Ну вот, другое дело, теперь можно и на опознание.
– Какое опознание?
– Мы, пока ты дрых, твой фейс по всем телеканалам и соцсетям прокрутили. Знаешь, ты не перестаешь меня удивлять! Тебя, милок, только в одних Подъелках да Иваново опознали как преступника и соблазнителя пятьдесят три женщины, а что будет, когда москвички с работы придут и твою фотку по телеку увидят?!
– Всех их я обольстил и обобрал?
– Не только, тут ты развернулся по полной программе: нескольких ограбил, пару обворовал, десяток с детьми малыми бросил, трех старых дев обесчестил и т.п и т.д
– Это возмутительно! Я порядочный мужчина!
– Ну, артист! Ну, талант! – восхищенно зацокал майор. – Ты не ту профессию себе выбрал, тебе бы в кино сниматься или на эстраду, все бы главные роли твои были.
– А может, и снимут, документальное, и Вас, товарищ майор, в главной роли! – подал голос сержант.