Архитектура города

Не секрет, что центрический план является определяющим и постоянным типом, например в религиозной архитектуре; но, несмотря на это, каждый раз, когда мы выбираем центрический план для некоторой конкретной церкви, создается диалектическое взаимодействие с ее архитектурой, с ее функциями, с техникой строительства и, наконец, с коллективом, который участвует в жизни этой церкви.

Я склонен считать, что типы жилища с Античности до наших дней не изменились, но это не означает, что не меняется конкретный образ жизни и с течением времени не возникают все новые и новые способы организации жизни.

Схема галерейного дома – старая и присутствует во всех городских домах, которые мы только пожелаем рассмотреть. Коридор, из которого осуществляется доступ в комнаты, – необходимый элемент планировки, но между разными домами, принадлежащими к разным эпохам, существует столько важных различий, что здания оказываются совершенно не похожи друг на друга.

И наконец, мы можем сказать, что тип – это сама идея архитектуры, то, что ближе всего подходит к ее сути, а значит – то, что, несмотря на все изменения, всегда остается доступно «чувству и разуму» как принцип архитектуры и города в целом.

Проблема типологии никогда ранее не изучалась систематически и с должным охватом; сегодня она рассматривается в архитектурных училищах, и это должно привести к хорошим результатам. Я убежден, что сами архитекторы – если они захотят углубить и обосновать свою работу – вынуждены будут снова заняться такого рода вопросами.[9 - Среди новых аспектов проведенного архитекторами исследования типологических проблем особый интерес представляют лекции Карло Аймонино в Венецианском архитектурном институте (Aymonino C. La formazione del concetto di tipologia edilizia // La formazione del concetto di tipologia edilizia: Atti del corso di caratteri distributivi degli edifici. Anno accademico 1964–1965. Venezia: Istituto Universitario di Architettura di Venezia, 1965). «Итак, мы можем попытаться определить некоторые “признаки” архитектурных типологий, которые позволят нам уточнить: а) единство темы (пусть и разделенной по видам деятельности), из которого следует вывод об элементарности (или простоте) организма; это соображение действует и в более сложных случаях; б) независимость – в теории – от окружения, то есть от определенного местоположения в городе (а следовательно, значительная степень взаимозаменяемости местоположений?) и установление отношений только с собственной планиметрией как единственной данной нам границей (неполное отношение); в) преодоление строительных норм, поскольку тип определяется в зависимости от своей архитектурной формы. Действительно, тип обуславливается в том числе и нормами (гигиены, безопасности и т. д.), но не только ими» (Ibid. P. 9).]

Здесь у меня нет возможности дальше углубляться в эту проблему. Повторим, что типология – это идея элемента, которая играет свою роль в создании формы (причем эта идея является константой). Теперь наша задача – изучить, каким образом это происходит, и, соответственно, оценить реальное значение этой роли.

Все исследования, имеющиеся в этой области, кроме немногих исключений и отдельных недавних попыток преодолеть пренебрежение, не очень внимательно относились к этой проблеме, избегали ее или отодвигали на второй план, быстро переходя к другой теме, а именно – к функции. Поскольку вопрос функции является первостепенным для нашей области исследования, я попытаюсь рассмотреть, каким образом он ставился в научных работах, посвященных урбанистике и фактам городской среды в целом, и какую эволюцию он претерпел. Можно сразу сказать, что эта проблема возникла тогда же, когда – это и был первый шаг – появилась проблема описания и классификации. Существующие сегодня классификации до сих пор практически не идут дальше вопроса о функции.

Критика наивного функционализма

Приступив к рассмотрению факта городской среды, мы обозначили главные вопросы, которые при этом возникают, среди них: индивидуальность, локус, память, сам проект. О функции речь не шла.

Я думаю, что объяснение фактов городской среды через их функцию неприемлемо, если мы пытаемся понять их структуру и формирование. Можно привести примеры важных фактов городской среды, чья функция со временем изменилась, и даже таких, которые вообще не имеют определенной функции. Очевидным образом, одно из положений этой работы, направленной на утверждение смысла и значимости архитектуры в изучении города, состоит именно в том, чтобы отказаться от объяснения всех фактов городской среды через их функцию. Более того, я считаю, что подобное объяснение не только малопродуктивно, но и вредно, поскольку оно мешает изучению форм и познанию архитектуры как таковой в соответствии с ее подлинными законами.

Нужно сразу сказать, что я вовсе не отвергаю понятие функции в ее узком, математическом значении, которое подразумевает, что смыслы познаются один посредством другого и пытается установить между функциями и формой отношения более сложные, чем линейная причинно-следственная связь, опровергающаяся самой действительностью. Здесь развенчиваются именно эти функционалистские представления, продиктованные наивным эмпиризмом, согласно которому функции служат выражением формы и исключительно функция определяет факты городской среды и архитектуру как таковую.

Существует физиологическое представление о функции, которое уподобляет форму органу, чье строение и развитие определяется именно функцией, а изменение функции влечет за собой изменение формы. Здесь обнаруживается общий исток функционализма и органицизма – двух главных течений современной архитектуры – и причина их слабости и фундаментальной двусмысленности. Форма лишается своих самых глубоких обоснований; с одной стороны, тип сводится к чистой распределительной схеме, диаграмме путей, с другой – архитектура больше не обладает самостоятельным статусом. Эстетическая телеология и необходимость, которые управляют фактами городской среды и определяют их сложные взаимосвязи, не поддаются дальнейшему анализу.

Функционализм имеет глубокие корни, однако первым четко сформулировал и стал последовательно применять его Малиновский; кроме того, этот автор открыто употребляет такие понятия, как изделие, объект, дом. «Возьмем жилище человека. <…> Здесь, опять же, изучая технологические фазы сооружения жилища и элементы его структуры, следует держать в голове обобщающую функцию целостного объекта».[10 - Malinowski B. A Scientific Theory of Culture and other Essays. Chapel Hill: The University of North Carolina Press, 1944 [Малиновский Б. Научная теория культуры. М.: ОГИ, 2005. С. 131]. Функционализм в географии. Понятие функции было введено Ратцелем в 1891 году; он в физиологическом духе уподобляет город органу, а функциями города являются те, что оправдывают его существование и развитие. Более поздние исследования отделяют функции, относящиеся к роли центра и к его связям с прилегающей территорией (Allgemeine Funktionen), от особых функций (Besondere Funktionen). В последних исследованиях функция лучше соотносится с пространством. Об использовании этого термина по отношению к экологии см. примеч. 20 к настоящей главе. С самого начала функционализм в географии сталкивался с серьезными трудностями при классификации деловой (торговой) функции, которая естественным образом выходит на первый план. Ратцель в своей «Anthropogeographie» [«Антропогеографии»] определял город как «…eine dauernde Verdichtung von Menschen und menschlichen Wohnst?tten die einen ansehnlichen Bodenraum bedeckt und im Mittelpunkt grosseren Verkehrswege liegt» [«продолжающееся уплотнение людей и мест человеческого обитания, которое занимает заметную часть суши и лежит на пересечении больших проезжих путей»]. Вагнер тоже понимает город как центр сосредоточения торговли (Handel und Verkehr) (Ratzel F. Anthropogeographie. Stuttgart: Engelhorn, 1882. Vol. I; 1891. Vol. II). Обзор представлений немецких географов по этому вопросу см. в книге: Allgemeine Geographie. Frankfurt am Main: Fischer Bucherei, 1959, особенно в статье «Siedlungsgeographie» [«География населенных пунктов»]; кроме того, см.: Beaujeu-Garnier J., Chabot G. Traitе de gеographie urbaine. Paris: Colin, 1963; Lebon J. H. G. An Introduction to Human Geography. London: Hutchinson’s University Library, 1952.] От таких установок легко перейти к рассмотрению одного лишь предназначения, которому служат изделие, предмет или дом. Вопрос «Для чего это нужно?» дает простые оправдания, при этом препятствуя анализу реальной действительности.

Это понятие функции впоследствии принимает вся архитектурная и урбанистическая мысль, особенно в области географии. В результате, как мы видим, через функционализм и органицизм начинает описываться значительная часть современной архитектуры. В классификации городов функция важнее, чем городской ландшафт и форма; многие авторы высказывают сомнения в состоятельности и точности подобной классификации, но при этом считают, что конкретных альтернатив и более эффективных классификаций не существует. Так, Шабо,[11 - Chabot G. Les villes. Paris: Colin, 1948. Шабо классифицирует главные функции города следующим образом: военные, деловые, промышленные, терапевтические, интеллектуальные и религиозные, административные. И, наконец, он признает, что в городе различные функции смешиваются друг с другом, в конце концов приобретая роль первичного факта; то есть здесь следует говорить о первичных элементарных функциях, а не о постоянных фактах. В системе Шабо функция вместе с планом является моментом городской жизни, то есть его теория представляется более четкой и емкой.] заявив, что невозможно дать точное определение городу, поскольку за любым определением сохраняется некий нераспознаваемый и неопределимый остаток, все-таки выделяет функции, хотя и немедленно предупреждает, что их недостаточно.

Город как скопление объясняется на основании тех функций, которые больше нравились тем или иным исследователям; функция города становится его raison d’?tre. Во многих случаях изучение морфологии сводится к чистому исследованию функции.

Определив понятие функции, исследователь немедленно получает очевидное основание для классификации: города торговые, культурные, промышленные, военные и т. д.

Хотя здесь я высказываю лишь самую общую критику понятия функции, стоит уточнить, что внутри самой этой системы возникает трудность в определении деловой (торговой) функции. Действительно, в том виде, в каком оно было высказано, это объяснение классификации по функции представляется слишком упрощенным; оно предполагает равную значимость всех функций, что не соответствует действительности. Преобладающей является как раз таки деловая функция.

Деловая функция действительно представляет собой, в терминах производства, «экономическое» объяснение города, которое, отталкиваясь от классической формулировки Макса Вебера, получило особое развитие (на этом вопросе мы остановимся позже). Несложно представить, почему, если принять классификацию города по функциям, деловая функция в своем возникновении и развитии представляется наиболее убедительным объяснением всего множества фактов городской среды и сопрягается с урбанистическими теориями экономического характера.

Но именно из-за приписывания особой роли отдельным функциям мы вынуждены подвергнуть сомнению состоятельность наивного функционализма: действительно, развиваясь в этом направлении, он в конце концов вступил бы в противоречие со своей исходной гипотезой. С другой стороны, если бы факты городской среды могли постоянно обновляться просто при появлении новых функций, смыслы городской структуры, проявленные в ее архитектуре, были бы постоянными и легкоопределимыми. Постоянство зданий и форм не имело бы никакого значения, и роль передачи определенной культуры, элементом которой является город, была бы поставлена под сомнение. Но все это не соответствует действительности.

Однако теория наивного функционализма крайне удобна для элементарных классификаций, и трудно представить, чем ее заменить на этом уровне; поэтому можно предложить сохранить ее как инструмент для фактов определенного порядка, не пытаясь извлечь из нее объяснение более сложных явлений.

Вспомните определение типа, которое мы попытались дать, когда говорили о фактах городской среды и архитектуры, опираясь на мысль Просвещения; от этого определения типа можно перейти к правильной классификации фактов городской среды и даже к классификации по функциям, пока они остаются лишь одним из моментов более общего определения. Если же мы отталкиваемся от функциональной классификации, нам приходится определять тип совершенно по-другому; ведь, отдавая главную роль функции, мы вынуждены понимать тип как организующую модель этой функции.

Сейчас именно такое понимание типа (а следовательно, и фактов городской среды, и архитектуры) как организации определенной функции сильнее всего уводит нас в сторону от постижения действительности.

Если еще можно допустить классификацию строений и городов в зависимости от их функции, как обобщение некоторых очевидных критериев, совершенно немыслимо было бы пытаться свести структуру фактов городской среды к проблеме организации той или иной более или менее важной функции. Именно это серьезное искажение препятствовало и до сих пор препятствует реальному прогрессу в исследовании города.

Если факты городской среды – это исключительно вопрос организации, то они не могут иметь ни исторической преемственности, ни индивидуальности; памятники и архитектура не имеют никакого смысла, они «ничего нам не говорят». Подобные воззрения приобретают явный идеологический характер, когда пытаются объективировать и квантифицировать факты городской среды, которые при таком утилитаристском взгляде начинают пониматься как продукты потребления. Позже мы рассмотрим собственно архитектурные аспекты такого подхода.

Итак, мы можем заключить, что функциональный критерий классификации приемлем как практический прием, имеющий право на существование наравне с другими критериями – например, ассоциативными, структурными, связанными с использованием территории и т. д. Классификации такого типа могут быть полезны; однако нельзя не признать, что они могут что-то сказать нам скорее об основании классификации (например, конструктивной системе), а не об элементе как таковом. И именно в этом плане они могут оказаться приемлемыми.

Проблемы классификации

При описании функциональной теории я вольно или невольно подчеркивал те аспекты, благодаря которым эта интерпретация кажется надежной и лучше прочих теорий. Это объясняется еще и тем фактом, что функционализм приобрел особую популярность в архитектурной среде, и всем, кто изучал эту дисциплину в последние пятьдесят лет, трудно от него отойти. Стоило бы изучить, как функционализм на самом деле повлиял на современную архитектуру и как он до сих пор препятствует ее поступательному развитию. Но моя цель не в этом.

Я считаю нужным остановиться на других интерпретациях архитектуры и города, ставших основой тех положений, которые я здесь излагаю.

Теории, на которых я остановлюсь, связаны с социальной географией Трикара, теорией устойчивостей Марселя Поэта и теориями эпохи Просвещения, прежде всего с работами Милициа. Все эти теории интересуют меня в первую очередь потому, что они основаны на понимании города и архитектуры в их временно?й протяженности, а это готовит почву для общей теории фактов городской среды.

Для Трикара[12 - Tricart J. Cours de gеographie humaine. Centre de Documentation Universitaire, Paris, 1963. Vol. I: L’habitat rural. Vol. II: L’habitat urbain. Жан Трикар замечает: «Comme toute еtude de faits en eux-m?mes, la morphologie urbaine suppose une convergence des donnеes habituellement recueillies par des disciplines diffеrentes; urbanisme, sociologie, histoire, еconomie politique, droit m?me. Il nous suffit que cette convergence ait pour but l’analyse et l’explication d’un fait concret, d’un paysage pour affirmer qu’elle a sa place dans le cadre gеographique» [«Как и любое иccледование фактов как таковых, морфология города предполагает сведение данных, получаемых обычно в рамках разных областей знания: урбанистики, социологии, истории, политической экономики, даже права. Если только это сведение имеет своей целью анализ и объяснение конкретного факта, пейзажа, мы можем утверждать, что оно является закономерной частью географического исследования»] (Ibid. Vol. II. P. 4).] основой понимания города становится социальное содержание; исследование социального содержания должно предшествовать описанию географических факторов, которые придают смысл городскому ландшафту. Социальные факты, если понимать их именно как содержание, предшествуют формам и функциям и даже, можно сказать, включают их в себя.

Задача человеческой географии состоит в том, чтобы изучить городские структуры в связи с формой места, в котором они реализуются; то есть речь идет о социологическом исследовании в терминах местоположения. Но чтобы перейти к анализу местоположения, необходимо предварительно установить границы, в которых оно будет пониматься. Трикар выделяет три разных порядка или масштаба: а) масштаб улицы, которая включает в себя окружающие ее строения и незастроенные пространства; б) масштаб квартала, который состоит из совокупности жилых комплексов с общими характеристиками; в) масштаб всего города, рассматриваемого как совокупность кварталов.

Принципом, обеспечивающим взаимосвязанность и однородность этих единиц, является их социальное содержание.

Сейчас я попытаюсь на основании тезисов Трикара произвести анализ города, который, в соответствии с этими предпосылками, будет разворачиваться в топографическом направлении; по моему мнению, такой анализ может оказаться крайне значимым. Однако прежде стоит высказать одно фундаментальное возражение, касающееся масштабов изучения и частей, на которые Трикар подразделяет город. Мы, разумеется, можем согласиться с тем, что факты городской среды следует изучать исключительно в привязке к местоположению, но возражение, которое я хочу привести, имеет иную природу: никак нельзя признать то, что существуют различные масштабы и что отдельные объекты каким-то образом объясняются на основании их масштаба или размера. В крайнем случае можно признать, что этот подход полезен с дидактической точки зрения или как практический прием, но в его основе лежит представление, которое мы не можем принять. Это представление касается качества фактов городской среды.

Мы не утверждаем, что разных масштабов исследования вообще не существует, однако было бы абсурдно считать, что факты городской среды каким-то образом меняются в зависимости от их размера.

Принять противоположное утверждение означало бы, как многие считают, признать, что принцип устройства города изменяется в процессе роста или же что сами по себе факты городской среды отличаются друг от друга своими размерами.

Здесь стоит привести цитату из Ричарда Рэтклиффа: «Рассматривать проблемы неудачного распределения местоположений только в контексте мегаполиса означает поддерживать распространенное, но неверное представление, что это лишь вопрос размера. Мы можем наблюдать одни и те же проблемы, в разном масштабе, в деревнях, поселках, городах, мегаполисах, потому что динамические силы урбанизации действуют повсюду, где люди и вещи существуют компактно, и городской организм подчиняется одним и тем же природным и социальным законам независимо от своего размера. Сводить проблемы города к вопросу размера означает считать, что их решение состоит в обращении вовне процесса роста, то есть в деконцентрации; и предпосылка, и решение равно противоречивы».[13 - Ratcliff R. U. The Dynamics of Efficiency in the Locational Distribution of Urban Activities // Readings in Urban Geography. Chicago: University of Chicago Press, 1960. P. 299.]

Одни из главных элементов городского ландшафта в масштабе улицы составляют жилая недвижимость и структура городской собственности; я говорю о жилой недвижимости, а не о доме, потому что это определение отличается большей точностью в разных европейских языках. Недвижимость – это кадастровая единица, в которой большую часть занимаемой площади составляет застройка. В жилой недвижимости большая часть площадей предназначена для жилья (разделение на специализированную и смешанную недвижимость является важным, но недостаточным).

Мы можем попытаться классифицировать эту недвижимость на основании планиметрических критериев. Тогда мы получаем: а) блочные дома, окруженные свободным пространством; б) блочные дома, поставленные вплотную друг к другу, обращенные к дороге и таким образом формирующие непрерывную линию вдоль улицы; в) блочные жилые комплексы, занимающие участок практически целиком; г) дома с замкнутым внутренним двором, в котором располагаются сквер и небольшие постройки.

Анализ такого рода можно назвать описательным, геометрическим или топографическим. Мы можем продолжить его и узнать еще больше интересных сведений, относящихся к данной классификации и касающихся технического оснащения, стилистических данных, отношения между площадью застройки и площадью озеленения и т. д. Подобные вопросы, возникающие при анализе наших данных, можно распределить по основным направлениям. В целом они могут относиться к: рациональным данным; влиянию структуры земельной собственности и экономическим данным; историческим и социальным факторам.

Особое значение имеет исследование структуры земельной собственности и экономических вопросов; к тому же указанные факты тесно связаны с тем, что мы назвали историческими и социальными влияниями. Чтобы лучше понять преимущества подобного анализа, во второй части этой книги мы изучим проблему местожительства и проблему квартала. А сейчас, чтобы пояснить предложенный здесь анализ, мы вкратце рассмотрим второй пункт, относящийся к структуре земельной собственности и экономическим данным.

В форме земельных участков в черте города, в их формировании и эволюции отражается долгая история городской собственности и история социальных классов, неразрывно связанных с городом. Трикар проницательно заметил, что анализ различий между границами участков доказывает существование классовой борьбы. Изменения структуры городской земельной собственности, которые мы можем абсолютно точно отследить по старым кадастровым картам, указывают на формирование городской буржуазии и на растущую концентрацию капиталов.

Применение такого критерия к городу с крайне продолжительным жизненным циклом (например, к древнему Риму) дает нам вполне ясные результаты: переход от города аграрного типа к созданию больших общественных пространств в период империи и, следовательно, от дома с патио, характерного для республики, к инсулам плебса. Огромные участки, на которых строятся эти необычные инсулы, задуманные как дома-кварталы, предвосхищают структуру современного капиталистического города и его пространственное разделение. А также демонстрируют его неудобства и противоречия.

Теперь объекты недвижимости, которые мы ранее классифицировали с топографической точки зрения (в свете топографического анализа), будучи рассмотренными в социально-экономическом ключе, открывают новые возможности для классификации.

Мы можем выделить: а) экстракапиталистический дом, построенный собственником без коммерческих целей; б) капиталистический дом (форму коммерческой городской собственности), рассчитанный на сдачу внаем и полностью подчиненный целям получения прибыли. Этот дом может быть предназначен для богатых или для бедных. Но в первом случае при развитии и изменении потребностей дом быстро «деклассируется» и социальный состав жильцов становится более разнородным. Эта разнородность в пределах одного дома создает «трущобы», неблагоустроенные зоны, которые составляют одну из характерных проблем современного капиталистического города и потому особенно хорошо изучены, особенно в США, где этот феномен более заметен, чем у нас; в) паракапиталистический дом на одну семью с этажом, сдающимся внаем; г) социалистический дом. Это новый тип постройки, который появляется в социалистических странах, где отсутствует частная собственность на землю, или в странах с развитой демократией. Один из первых примеров в Европе – дома, построенные властями Вены после Второй мировой войны.

Таким образом, анализ социального содержания, если применить его к городской топографии, получает свое развитие и обеспечивает более глубокое понимание города. Метод состоит в том, чтобы продвигаться от обобщения к обобщению, с помощью анализа поднимаясь от простейших фактов к более общим. Форму фактов городской среды также можно довольно убедительно интерпретировать через социальное содержание; оно включает в себя некоторые мотивы и ориентиры, играющие немалую роль в городской структуре.

Работа Марселя Поэта[14 - P?ete M. Introduction ? l’Urbanisme, l’еvolution des villes, la le?on de l’antiquitе. Paris: Ancienne Librairie Furne Boivin, 1929. О влиянии, которое Поэт оказал на урбанистику, см. подшивки журнала La vie urbaine, издававшегося в Париже Лаведаном. В журнале публиковались исследования по урбанистике, главным образом исторического характера и весьма высокого уровня. Монументальным трудом Поэта, возможно, не имеющим себе равных в комплексном изучении города, является его книга «Жизнь города. Париж с рождения до наших дней» (P?ete M. Une vie de citе: Paris de sa naissance ? nos jours. Paris: Picard, 1924–1931). Исследования Парижа собраны в его труде «Как устроен Париж» (Idem. Comment s’est formе Paris. Paris: Hachette, 1925). Мамфорд охарактеризовал эту работу как короткую книгу, в которой сконцентрированы познания целой жизни.] – несомненно, одно из самых современных с научной точки зрения исследований города. Факты городской среды интересуют Поэта, поскольку указывают на состояние городского организма; они представляют собой точные данные, которые можно проверить на материале существующих городов. Но их смысл – в их длительности; к историческим сведениям здесь следует добавить географические, экономические, статистические данные, но именно знание прошлого обеспечивают критерии сравнения и основание для прогнозирования будущего.

Это знание извлекается из планов города, которые обладают четкими формальными характеристиками. Улицы могут быть прямыми, извилистыми, изогнутыми. Но и общие контуры города обладают своим смыслом; природа потребностей города естественным образом отражается в строениях, между которыми, несмотря на определенные различия, обнаруживается несомненное сходство. Исследовав расхождения между эпохами и цивилизациями, мы можем отметить постоянство мотивов, которое обеспечивает относительное единство облика городов. По этому принципу развиваются отношения между городом и географическими условиями; отношения, которые можно проанализировать исходя из значимости дороги. В исследовании Поэта дорога приобретает огромное значение: город рождается в определенном месте, но именно дорога поддерживает жизнь города. Таким образом, постулирование связи судьбы города с путями сообщения является фундаментальным правилом его метода.

В этом исследовании отношений между дорогой и городом Поэт достигает крайне значимых результатов: для определенного города можно разработать классификацию дорог, которая должна быть отображена на географической карте района. Кроме того, следует дать характеристику дорог по роду происходящих на них взаимодействий – как культурных, так и торговых. Поэт вспоминает замечание Страбона по поводу стоящих вдоль Фламиниевой дороги умбрийских городов, чье развитие объясняется «скорее тем, что они расположены вдоль этой дороги, чем какой-либо особой значимостью».

От дороги анализ переходит к городской территории, которая является одновременно и природным фактом, и делом рук человеческих, и непосредственно связана с устройством города. В городской структуре все должно как можно точнее отображать жизнь коллективного организма – города. Благодаря деятельности этого организма и сохраняется устойчивость плана города.

Понятие устойчивости в теории Поэта является основополагающим; именно на нем будет базироваться анализ Пьера Лаведана, который, благодаря сочетанию элементов, взятых из географии и истории архитектуры, может быть признан одним из самых полных известных нам видов анализа. У Лаведана устойчивость порождает план; эта созидательная сила становится главной целью исследований города, потому что, изучив ее, можно подойти к пониманию пространственной структуры города. Созидательная сила включает в себя понятие устойчивости, которое распространяется и на физические объекты – здания, улицы, памятники.