Серые глаза

В комнату постучали, я тут же открыла дверь и увидела Дэна. Он зашёл и тихо прикрыл дверь, не поворачиваясь ко мне спиной. Небольшая пауза хотела вернуть меня к мысли о Кате, но голос парня не дал мне углубиться далеко.

– О чем ты думаешь? Она же твоя подруга.

– О чем ты думаешь, когда позволяешь ей так вести себя? – фыркнула я, подходя к окну.

– Между прочим, это неприятно, – я оглянулась и заметила его черные сдвинутые брови. – Услышать такое, пусть это и правда, очень больно.

– Жизнь сурова, не так ли? – ухмыльнулась я.

В какой-то момент я поняла, что делаю ему больно, и делаю это сознательно, отвечая резко и грубо, чтобы рана, сделанная мной, кровоточила как можно дольше. Мне хотелось сказать как можно больнее и правдивее, чтобы он, как однажды Ник, задавался и задавался вопросами, ломая над ними голову. Задержала дыхание, чтобы выпалить всё, но лишь тихо сказала:

– Извини, я не знаю, что на меня нашло. Это очень обидно, – мне показалось, что я была готова заплакать.

– Да, но мы же люди, мы чувствительны и тактичны, в отличие от животных, – я почувствовала его близкое присутствие и едва не вскрикнула. – Я думаю, ты должна извиниться, – он сказал это так мягко и по-отечески, что слезы навернулись на глаза, но я нахмурилась и согнала всю тщедушность. Широкая ладонь легла на моё плечо, и я на секунду подумала, что так он меня поддерживает, в какую бы отвратительную ситуацию я ни попала.

Кивнув, я вышла из комнаты и прошла на кухню. Катя продолжала сидеть за столом, её недопитый чай остыл совсем, на поверхности появлялись жирные пятна, ладони подпирали подбородок, куда катились слезы, смывавшие тушь. Не выдержав, я зарыдала и бросилась к ней на шею. От нового всплеска эмоций она удивленно смотрела на меня, но обнимала и гладила по волосам.

– Катя, прости меня, дуру. Ляпнула, не подумала совсем, – пыталась говорить я сквозь слезы, вытирая её и себя мокрыми ладонями.

– Да ладно, чего уж там. Я первая начала, – шепнула она, потеряв голос, хрипя и улыбаясь.

– Какая же ты смешная. Вот только была весела, а уже плачешь, – укорила я её.

– Всё благодаря тебе, – она хихикнула, и новая слеза капнула на колготки. – Да и чего всегда смеяться, иногда и плакать нужно, ведь так?

– Конечно, – кивнула я.

Вскоре они ушли, оставив меня наедине с моими мыслями.

Однако ничто не вернет меня к старой жизни. Но ведь я этого и не хочу. После того, как я встретила его, еще тогда, первого сентября, он толкнул меня, интуитивно я почувствовала его непохожесть на других. И с каждой новой встречей, и с каждым новым взглядом, я понимаю, что совершенно не такой, как все. Хоть он и выглядит как нормальный человек, но внутри он другой, он искренний не только с остальными, но и с собой, он настоящий, он никого не копирует, он – прекрасное человеческое естество, которое потерял каждый из нас. И что больше всего странно: мы все его зарыли глубоко на дно, а он сохранил его.

Н ноября, пятница

В результате мы никуда не поехали, не пошли.

Катя оставила все попытки вывести меня не понятно куда. Она даже перестала пошло шутить, хотя иногда делала колкие заметки ниже пояса, на которые я снисходительно закрывала глаза. Ничего, невозможно все искоренить разом. Хотя её короткие юбки никуда не делись. Шикарные ноги не должны быть спрятаны.

Вчера меня поймала в коридоре Оксана, третьекурсница, которая, так сказать, и ввела меня в этот мир университета. Спрашивала о моих успехах в учебе, справилась о здоровье, похвасталась своими достижениями на эстрадной сцене и пожелала удачи. Да, скоро экзамены.

Дэн уезжает завтра вечером, и мы с Катей идем провожать его. Кажется, пришло его время отдать долг родине. Поздновато, но у каждого по-разному.

Никита купил билеты на поезд. Скоро и он поедет. Оставит меня тут одну. Он обещал писать и звонить. Это, конечно, не заменит его реального присутствия тут, но пусть будет хоть что-нибудь. И я уже сейчас чувствую, как мне будет не хватать его. Несмотря на то что сблизились мы совсем недавно, за этот небольшой промежуток времени я узнала его намного больше и ближе. И ничего он не холодный, и ничего он не закрытый. Просто он был таким, пока я не растопила его ледяные замки своим острым желанием поддержать его. Ведь все же так просто: говоришь близкому, что он всегда может положиться на тебя, что всегда найдет в тебе опору, что непременно будет счастлив несмотря ни на что. Несколько слов, а какое тепло, какая радость. Главное, не изменить этим словам и как можно чаще выражать свою готовность помогать.

Пусть я не самый хороший друг, не самый положительный человек, но всё же я стремлюсь к чистоте своих помыслов и действий. Хочу быть такой же натуральной и правдивой, как Ник. Не только со всеми, но и с собой. Чтобы ни совесть, ни закон не могли упрекнуть меня в чем-либо. Просто хочу жить по своим законам. По законам своей души.

Н ноября, суббота

Сидим на кухне. Пьем чай. Нас заметно поредело на одного человека. Дэн уехал и вернется лишь через год. Это не навсегда, но ощущается, будто мы его не увидим никогда больше. Такой юный, румяный на холодном ветру, с трясущимся пальцами и кривящимися губами. Уезжал вдаль, уносимый стуком поездных колес. Через год мы его не узнаем.

Молчим. К чему что-то говорить? Лишь редкие быстрые взгляды дают знать, как переживаем за него и за самих себя. Вот сейчас мы здесь, а через час – там. И никто не удостоверит, что ты не попадешь под машину, тебя не упекут за что-нибудь, ты не заблудишься в нескольких улицах, а телефон будет противно пищать, прося энергии. Жизнь такая непредсказуемая. И люди таковы же.

29 ноября, суббота

Утро не задалось. Меня разбудили настойчивые звонки тетушки, пытавшейся дозвониться до меня около получаса. Вчера я так устала, заканчивая сочинение, вырубилась мгновенно, и сейчас не хотелось вставать. Тетушка отчитала меня за то, что я безнравственная и бездушная по отношению к ней. Лишь она и все она звонит мне, а я нагло пользуюсь её добротой и отзывчивостью. Нудный голос усыплял, я лишь угукала в ответ и старалась пропустить всё мимо ушей. Внезапно она сказала:

– Через неделю мы приедем к тебе.

Сон как рукой сняло, я подскочила и охрипшим голосом спросила:

– Зачем? – я прекрасно знала, что она скажет, если увидит этот балаган в моей квартире: вечно ругающаяся и заводная Катя, прикалывающийся Ник, разбросанные бумаги и гора немытой посуды.

– Пока в нашей квартире ремонт, мы решили проведать тебя, – её голос стал теплее и несколько нежнее.

Я не знала, что и ответить. Она быстро попрощалась и повесила трубку.

Начинался день, ставший для меня концом очередного этапа. Сегодня я заметила, что тетрадь подходила к концу, но мне так этого не хотелось. Да, всё имеет конец, как и у независимого житья.

Вспомнив, что мне не нужно идти в университет, я медленно встала и поплелась к умывальнику. Синяки под глазами становились глубже, цвет лица серел и выглядел неестественным. Едва передвигая челюстями, я читала текст на коробке из-под хрустящих хлопьев. Мысли о приезде тетки выбили меня из колеи. А сегодня еще и Ника провожать. Черт! Как я могла забыть!

Одевшись, я широким шагом пересекла двор и взошла на четвертый этаж. Постучала. Пятки скоро застучали по полу. Улыбка и горячие объятия.

– Ник! – вырвалось у меня.

– Заходи, холодно же.

В коридоре стояли коробки, на них располагались маленькие, еще незапечатанные. Зал был прекрасно убран, ни единой бумажки не лежало на ковре, ни единого рисунка не торчало из шкафа. У стены стояли два чемодана.

– Я подумал, – оборачиваясь ко мне, проговорил он, – наверное, я все же вернусь сюда. Не хочу расставаться с этой квартирой. Все же я тут прожил четыре года. Только, знаешь, могу я тебя попросить продать всё, что стоит в коридоре? Мне это точно не понадобится. Всё важное я забираю с собой, и у тебя не получится вернуться на мое место как Татьяне Лариной.

Я закатила глаза. Больно мне это нужно. Всё, что я так хотела узнать, уже давно было в моих руках.

– Не бойся, даже под дверью сидеть не стану, – посмеялась я.

– Ладно, Хатико, отчаливаем.

Он скоро переоделся и, краснея, вытащил чемоданы за дверь. Вызвали такси. Ехали медленно, словно машина обязательно должна сломаться, как только скорость ее увеличится хоть еще немного. Сидели позади, держались за руки. Он смотрел вперед, едва моргая черными ресницами. Серые глаза слабо светились от умирающего луча солнца. Ник оглянулся на меня, видимо, чувствуя мой пристальный взгляд. Едва улыбнулся. Как же я буду скучать по нему, по его редкой улыбке, по его смешливому выражению лица, по его объятиям.

Сидели на вокзале. Ждали поезда.

Стояли на перроне. Он, как обычно, держал руку в кармане. Лицо его было спокойно. Шум железа раздавался все ближе. Светлые волосы колыхались под дыханием холодного ветра.

Да, я смотрела на его все это время. Видела, как в первый раз, со спины. Я, стоя около колонны, прижимала руки у груди, и он, высокий, красивый в серых одеждах. Он подошел ко мне, глядя прямо в глаза. Господи, не дай мне забыть этот прощальный поцелуй! Я не хочу! Не хочу отпускать это мгновение! Но наши губы разъединились. И он ушел. Наши лица разделились расстоянием.

Пролетел этот сладко-терпкий запах его духов, взгляд серых глаз, призрачных, таинственных, прошел сквозь меня, длинные ноги прошагали вдаль.

Я стояла, глядя на него полными слез глазами. Пересохшими губами я зашептала, а он отдалялся, не поворачиваясь.

– Ник! – крикнула я, пугая людей.