Похититель душ 2

Но это в прошлом.

И я не попадусь в эту ловушку снова. Кэлон заполнил все пространство собой, и я почувствовала, как стала чертовски маленькой под его ожесточенным взором, от которого пот струится по хрупким позвонкам и волоски на затылке встают дыбом. Мой рот непроизвольно приоткрывается, когда я замечаю, как из каждой поры на его коже исходит черное свечение, контрастирующее с белой рубашкой на его теле и такого же цвета штанами из грубой кожи.

Мне хватает секунды, чтобы голыми руками задушить маленькую девочку внутри себя, что проснулась в Нейтральных землях, и прижималась к груди Кэлона, нуждалась в его защите.

Я должна думать только о том, что он пообещал тогда, на площади. Расправу. Наказание. Как жестоко вырезал всех псов, и подданных Миноры, несмотря на то, что на тот момент, мне казалось, что они заслуживают именно этого…

– Здравствуй, Кэлон, – первая нарушаю тяжелое молчание я. Беру на себя смелость, несмотря на то, что мое тело выглядит слабым, безвольным, отвратительным, опозоренным. Обнаженным и беззащитным. Я прекрасно знаю методы его управления и варианты искусных манипуляций. Кэлон, истинный знаток душ, и слабые места оппонента читает по одному взгляду. Ему хватит секунды слабости моего духа, чтобы вдохнуть мое отчаяние, вкусить, и, пригубив, разрушить окончательно, что я ему не позволю.

Губы Кэлона раздвигаются в ленивой усмешке, и просканировав меня ледяным, полным презрения и пренебрежения взглядом, он, наконец, выплевывает:

– «Здравствуй, Кэлон?!» – оглушительно рычит жрец, и я замечаю, как к темному свечению, исходящему от него, добавляются черные знаки, выцарапанные на изнанке его кожи. Древние руны вспыхивают, вновь и вновь напоминая мне о том, что передо мной сейчас вовсе не Кэлон. По крайней мере, не тот, к кому я питала чувства.

– И это все, что ты можешь мне сказать, грязная одала? – продолжает он под аккомпанемент истошного шипения дагонов, подползающих к его ногам, склоняющих перед ним свои уродливые головы. Кэлон продолжает ухмыляться, но его взгляд по-прежнему остается едким, пронзительным, ядовитым, и выжигает невидимые глазу стигматы на моем теле. Сердце каждый раз сжимается от его слов, но усилием воли, я подавляю внутри себя слабость и излишние эмоций. Я просто их отключила, как и те воспоминания, о произошедшем на «празднике Миноры», которые никогда не пробьют защиту моего сознания. – Или ты забыла, как одала должна встречать своего Амида, потаскуха? – Кэлон лениво взмахивает рукой, и я вдруг резко сгибаюсь от жгучей боли, пронзающей сердцевину живота. Узнаю Креонского. Думает, мне мало?

Делаю глубокий выдох, и через силу расправляю плечи, бросая на него яростный взгляд, безжалостно представляя, как от жреца остается одно пепелище.

– Это ты забыл. Я принцесса Элиоса, Кэлон, – спокойным тоном заявляю я, стараясь забыть о своей наготе, скрывая дрожь в охрипшем голосе. – Если кто-то из нас и должен встречать на коленях другого, так это ты, – размеренно продолжаю я, не узнавая собственный голос, звонче металла. Не разрывая зрительного контакта, наблюдаю за тем, как лицо жреца багровеет от негодования, как бешено пульсирует на шее вздутая вена… Кэлон в ярости, и это неудивительно. Я не так часто давала ему отпор, а другие женщины и вовсе никогда. Но настало время напомнить ему, что я не коврик для ног и не сосуд по выкачиванию силы.

– Давай ты побудешь настоящим мужчиной хотя бы короткое мгновение, Кэлон, – с насмешкой произношу я, скрещивая руки на груди, выдавая свою слабость и уязвимость, жалкую попытку защититься от волны, исходящей от него тьмы и плохо контролируемого гнева. – Давай обойдемся без применения физической силы, и поговорим. Или ты ни на что не способен, без своей магии, Кэлон? – я едва успеваю договорить. Честно, не знаю, на что я рассчитывала, когда произносила эти слова.

Раздразнить зверя. Почувствовать силу, сокрытую глубоко внутри меня. Дать ему отпор, который никогда не решалась дать. По-настоящему. Я не знаю, откуда во мне активизировались эти силы, но очевидно одно – побывав на грани смерти, организм отчаянно стремится к выживанию.

– Настоящим мужчиной? – шипит сквозь зубы Кэлон, за считанные секунды, преодолевая расстояние между нами. Его горячее дыхание обдает кожу моего лица жаром за мгновение до того, как сильные пальцы впиваются в кожу плеч до боли, и приподнимают над полом мое тело, сжимая до ломоты в костях, до скрипучего хруста. – Настоящим мужчиной я буду среди истинных женщин, одала. А не среди грязных потаскух, – Кэлон хорошенько встряхивает меня, так, словно я ничего не вешу. Подавляю болезненный стон, закусывая щеки изнутри, продолжая сканировать его пристальным взглядом.

Его кожа выглядит новой, безупречной. Нет ни малейшего изъяна, и даже мои огненные метки исчезли, словно их никогда и не было. Словно не было «нас». Должно быть, я все придумала… плевать, это больше не важно.

Я должна держаться. В конце концов, больнее хуже быть не может. Но я ошиблась…

– Придумай что-нибудь новое, Кэлон, – качаю головой я, ощущая, как знакомый аромат его тела проникает в мои легкие. Так странно, спустя месяцы заточения, ощутить рядом что-то родное, знакомое. Запах ассоциировавшийся у меня с защитой и опасностью одновременно, порождающий миллионы противоречий в надломленной душе. – Я ни-ко-гда не была шлюхой, – произношу по слогам, не моргая, глядя в широко распахнутую бездну глаз. Они настолько черные, что даже белка не видно. Непроглядная, поглощающая пропасть, похищающая душу.

– Никогда не была шлюхой? – голос Кэлона, опускается до зловещего шепота, я кусаю губы, чтобы не взвыть от боли, когда он, обхватывая мою шею и сжимает ладонь, надавливая пальцем на сонную артерию, и со всей дури впечатывает меня в стену. Я не знаю, каким образом удар подобной силы еще не раскроил мне череп. – Ты держишь меня за идиота, одала?!

– Ну давай, чего ты ждешь, великий жрец? Убей меня! – выдыхаю в приоткрытые от невысказанной ярости губы Кэлона. – Давай, Кэлон. Убей потаскуху, которая занимает все твои мысли, и дело закончено. Убей шлюху, ради которой перерезал добрую часть своих союзников. Или это было просто показательное выступление, развлечение? Не важно. Просто убей. Я жду. Считаю секунды! – голос срывается, я задыхаюсь, ощущая неимоверное давление на стенки горла. – Убей ту, кому даже не даешь защищаться! Ты только так и умеешь! Убивать беззащитных, невинных, слабых. И даже трахаешься ты только с теми, кто раздвигает перед тобой ноги под влиянием магии или браслета! Кто ты, после этого, Кэлон? Давай же, убей меня, жалкое отродье Саха, – мои последние слова влияют на Кэлона странно. На секунду он расслабляет хватку, чтобы потом сжать еще сильнее, до мушек в глазах, до потери сознания.

– Заткнись, obsena! – кричит он, снова впечатывая меня в стену. – И смотри! Посмотри на свое истинное лицо, грязная рия! – и Кэлон делает это – то, чего я боялась больше всего. Пролистывает мои воспоминания, вместе со мной, полностью позволяя мне вспомнить и увидеть то, что вытворяла я, находясь во власти Миноры.

Я вижу себя со стороны. Как опускаюсь на колени перед Греймом и с похотливой улыбкой в духе темной жрицы, распускаю полы халата на мужчине и с жадностью ласкаю его плоть. Мне хочется испариться, сгореть от стыда, когда я наблюдаю за этой картиной, потому что это не я…

Это не могу быть я.

Словно кто-то, в моем теле…

Как и не могу быть той девушкой, которая отдается сразу нескольким мужчинам, теряясь в шелковых балдахинах, свисающих с потолка. Это не я… нет… нет. Я чувствовала на теле последствия «праздника», я все понимала, но видеть то, как это происходит воочию, это уже за гранью. И это больнее, чем я могла себе представить. Я верю картинкам, верю этой другой Исе, жадно отдающейся мужчинам, похотливой и ненасытной. И я сама ее ненавижу, внутренне соглашаясь с каждым словом Кэлона, которым он меня только что назвал.

Мои губы дрожат, все тело пробивает мелкая дрожь, когда весь ужас случившегося врывается в мое сознание грязными картинками, одна за другой. Взглядом я умоляю жреца остановить эту агонию воспоминаний, но мы смотрим вместе…

Это не было насилием. Не над телом, которое с жадностью принимало искусные ласки и животную грубость от нескольких мужчин одновременно. И я совершенно четко вспоминаю, как в ту самую секунду была заперта в своем теле, как не могла вырваться из крошечной клетки в глубинах своего сознания.

Небывалая сила, что ощущала всем своим существом еще секунду назад, испарилась.

– Мне противно к тебе прикасаться, Мандиса, – осипшим, от вновь увиденного, голосом, шипит Кэлон и швыряет меня на пол, к подножию камина. Искры осыпают мое лицо и волосы, словно уговаривая меня, принять поражение, смириться с клеймом, что перед смертью оставила на мне Минора. – Я всегда знал, что мой браслет не будит в тебе желание, которого нет. Он показывает твою истинную суть. Шлюхи, которая металась между мной и правителем. Еще бы несколько месяцев… не убей я тебя тогда, и ты бы пошла по рукам, ненасытная, вероломная, obsena… каждое твое слово о великой любви, было грязной ложью, Мандиса. Что? Понравились тебе? Настоящие мужчины, Иса? Хочешь еще, а? Я могу это устроить. У меня есть целая гвардия воинов, которым все равно к какому отребью прикасаться и в какую дыру с яйцами проваливаться!

Лучше бы он снова меня ударил или придушил, как можно скорее, чем продолжал бы бить словами. С присущим только ему холодом, расчетом и бесчувствием. С этим окаменелым выражением лица, плотной свинцовой маской, за которой не разглядеть ни единой человеческой эмоции…

Неужели он не понимает? Неужели еще не понял, что это была не я? Ревность и ярость всегда делала тебя слепым, Кэлон. Но я покажу. Покажу тебе правду прямо сейчас.

– Я покажу тебе правду прямо сейчас, а потом делай со мной что хочешь, Креонский.

– Как наивен и прост народ Элиоса. Они верят в принцессу. В луч света, в божественное создание, в посланницу Элейн и Ори… а имеют грязную похотливую одалу, которая не может держать ноги сдвинутыми, – продолжает Кэлон, и собирая последние силы в кулак, я кувырком приближаюсь к огню, лезу в открытое пламя. Мышцы лица искажаются от боли, но я умоляю себя потерпеть еще мгновение… пока не сгорит веревка, перевязывающая мои запястья. Когда последняя нить, связывающая их, догорает, я встаю на ноги, выставляя руки вперед, глядя прямо на вновь приближающегося ко мне и разъяренного Кэлона, и в миг, когда он подлетает ко мне, рывком распарываю пуговицы на его рубашке. Мы оба знаем, что должно произойти, когда я прикоснусь к его груди. И я прижимаю раскрытые ладони к обнаженной коже Кэлона, и ощущаю, как бешено бьется его сердце под подушечками моих дрожащих пальцев.

На мне нет браслета. Он должен понять…

И Кэлон понимает, мгновенно останавливаясь, замирая, с долей отчаяния разглядывая мои пальцы, прижатые к нему. Руки дрожат, кончики пальцев покалывает, и я чувствую, как тяжело вздымается и резко опускается каменная грудь разъяренного Бога. Отпрянув, как ошпаренная, я убираю руки с его груди, и, сжимая их в кулаки, продолжаю смотреть на Кэлона, отступая назад, к стене. Вжимаюсь в нее так, словно хочу стать ее частью.

– Где твоя сила огненной рии, Мандиса? – напряженно проговаривает Кэлон. Он пытается дотянуться до моей руки, но я прячу их за спиной, лихорадочно качая головой.

– Не трогай меня, Кэлон. Не нужно меня трогать, – отстраненным голосом шепчу я, продолжая вновь и вновь прокручивать перед внутренним взором события той ночи. Я этого не помнила, это он заставил меня пережить все снова.

– Мандиса, отвечай! – рычит это животное.

– Уже Мандиса, Кэлон? Заткнись! Заткнись! Разве ты недостаточно увидел? Понравилось представление? – с надрывом кричу я. – Ты всегда предпочитал верить в то, что я вероломная шлюха. Тебе так легче! В этом все дело, Кэлон? Снова нужен повод убить меня? Так сделай! Сделай это снова. Как тогда….

– Замолчи. Ты вынуждаешь меня…

– Я всегда виновата, – обрываю его, глядя в черные глаза, в которых мелькает неуверенное выражение. Зверь начал думать, но какой толк от проснувшегося в черном жреце здравого смысла? – Падшая рия, заслуживающая презрения и смерти. Ты видишь меня такой, да? Всегда видел. Что тебя останавливает, Кэлон? Или ты еще не наигрался в разгневанного и преданного любовника? Но ты и не был никогда моим любовником. Любовник от слова любовь. А ты всегда любил только себя в наших отношениях. – мой голос звенит от ярости, и я чувствую, как энергетические вибрации в воздухе усиливаются, мое сердце горит. Но в нем больше нет боли, только чистая ярость.

– Ты показала мне не все, – он делает шаг вперед, хватая меня за плечи, и платина сдержанности внутри меня рушится. Меня начинает трясти от высвободившегося гнева. Кэлон удерживает меня, пока я не прекращаю биться, вскидывая голову и глядя в непроницаемую тьму его глаз. Боль возвращается… она выжигает все внутри, когда он рядом. Как объяснить ему, что он убивает меня одним своим присутствием?

– Разве я могу показать то, чего не понимаю… Ты должен был защищать меня. Где ты был, Кэлон? Как ты позволил сделать им это со мной?

– Иса, – в его голосе появляются растерянные нотки, а я вновь проваливаюсь в омерзительные воспоминания.

Он снова делает это. Вторгается в мой разум, глубоко, беспощадно, заставляя кричать от боли и заливаться слезами.

За что ты так со мной? Я чувствую темные щупальца, проникающие в глубины сознания, возвращая меня к истокам, к началу, туда, где я еще не помнила себя. Мое рождение, детство, любящие руки матери и надежные объятия отца, ветер в волосах, беспечный заливистый смех, … кажется мой. Отставь меня там, Кэлон. Не возвращай, не надо. Дай мне уйти счастливой. Но он безжалостно ведет меня дальше, через ад, смерть, предательство, кровь… так много крови. Мои убитые родители и отчаянный вопль, рвущий сердце на части… снова мой.

Хватит! Остановись. Не продолжай.

Короткие кадры яркими, режущими душу на части, картинками мелькают в моем потемневшем, погрузившемся в агонию сознании. Некоторые проносятся мгновенно, а другие Кэлон задерживает, просматривая с безжалостной дотошностью, вскрывая старые раны, заставляя их кровоточить и болезненно ныть. Я больше не чувствую своего тела, растворяясь в боли, захлёбываясь собственной кровью. Я там, в подземелье Миноры, маленькая девочка, которую она каждый день подвергала пыткам.

Умоляю, остановись! Неужели ты не понимаешь, что убиваешь меня, Кэлон?

И он дает мне короткую передышку, позволяя окунуться в мгновения, когда я еще верила в него, в нас. Я вижу Кэлона глазами той влюбленной глупой девушки, которой была когда-то. Вечность назад.

Мои руки тянутся к шкатулке, и, когда я открываю крышку, из нее вылетают крошечные бабочки, начинающие порхать передо мной. На моем лице замирает легкая улыбка, я пытаюсь найти записку, чтобы узнать от кого этот подарок… но записки нет. Когда я в первый раз беру этот браслет, я уже ощущаю энергию, его темную энергию, до боли знакомую мне. И мне не нужны больше записка и слова… это Кэлон. Конечно, Кэлон. И крылья бабочек нежно ласкают мои щеки, шею и плечи, как никогда не будет нежен со мной их даритель…

Он и не был, не был нежен. Сказка, которую я придумала, разбилась о его черное сердце.