Имитация. Насмешка Купидона

– Но это же не настоящие ощущения – имитация, о чем в принципе и говорит название дешевого аналога, – возражаю я, тревожно нахмурившись. Предположения Ребекки Томпсон о волшебной таблетке, способной сделать ее счастливой и сексуально-озабоченной, сбываются.

– Через несколько лет тебя будет мало волновать настоящая страсть или нет, – склонив голову на бок и окинув меня ироничным взглядом, произносит Моро. – Ты просто будешь брать то, что хочешь, используя методы, которые можешь себе позволить. А теперь об Имитации, Джером. Аналог Купидона производился и производится до сих пор в частных подпольных лабораториях. И распространяется он точно так же, как другие запрещенные препараты, и в составе своем имеет синтетические наркотические вещества. Эффект от приёма Имитации очень схож с тем, что вызывает Купидон. Разница в побочных эффектах и сложности отвыкания от препарата, ну и в скорости наступления, и длительности эффекта. Длительный курс и того, и другого ведет к разрушению нервной системы и общему ухудшению здоровья. Но если редкий и дорогостоящий Купидон на протяжении нескольких лет подряд могут себе позволить единицы, то Имитация в этом плане более доступна и, к сожалению, более разрушительна. Названия «Имитация» на теневом рынке нет. И тот, и другой препарат считают Купидоном. О разнице между ними известно узкому кругу посвященных.

– Выходит, что после запрета на выпуск, чистый «Купидон» продолжили производить, но подпольно, как и его дешевый аналог? Но какой смысл? И для кого? Для «узкого круга посвященных»? – резко спрашиваю я. Моро утвердительно кивает. Ни малейшего проблеска смущения на лице. Для него чужие жизни и здоровье – просто гребаный бизнес.

– Это было личное решение Кертиса, – ответил он. – О том, что Морган открыл подпольную лабораторию, были в курсе только он и Логан. Никто бы и не узнал, если бы Кертиса не взяли во время передачи партии чистого Купидона покупателю. Президент корпорации «Медея» задержан с поличным за нелегальную продажу запрещенного препарата, некогда выпускаемого одним из фарм-заводов «Медеи». Ты только представь, какой мог быть скандал? Мы могли потерять все. Кертис подставил всех, когда пошел на поводу у своей жадности. – Моро поджал губы, гневно сверкнув глазами, и продолжил через пару секунд совершенно бесстрастным тоном. – Он получил срок, лабораторию закрыли. Однако заказы на Купидон сыпались один за другим. Повышенный спрос – это всегда взлет ценовой отметки. Новая лаборатория заработала уже через год и существует по сей день. Но, могу тебя заверить, репутация Медеи, даже если нелегальное производство накроют, окажется незапятнанной.

– А что с покупателем? – спрашиваю я, стараясь не думать сейчас о моральной и законной стороне вопроса. Одномоментно проблемы подобного уровня все равно не решаются, и мои личные неприятия никак не помогут избавить улицы от еще одного вида наркотика, созданного под крылом крупнейшей в стране фармацевтической корпорации.

– Он заключил сделку с полицией и прошел по делу как свидетель. А местонахождение пропавших миллионов неизвестно до сих пор.

– Какова роль Дайаны во всем этом? И почему на ее надгробии выгравирован Купидон? – продолжаю задавать четкие прямые вопросы.

– Твоя мать была идеальной женщиной, Джером, – вздыхает Квентин, и я уже снова предчувствую поток посторонней информации. Я знаю, какой женщиной была моя мать. И не хочу знакомиться с другим образом. – Да, я тогда думал точно так же, как и ты сегодня. И я нашел свое совершенство. Но поверь, если ты замечаешь, что твоя любимая совершенна, то заметит и кто-то еще и захочет забрать ее у тебя. Так случается, может случиться, если тебя не окажется рядом. Нельзя никому доверять, даже друзьям. Особенно друзьям.

– Это все высокие рассуждения, а мне нужна конкретика, Квентин, – сдержанно напоминаю я.

– Позволь мне порассуждать, моя жизнь подходит к концу. Я имею право немного пофилософствовать. Дайана была исключительно умной девушкой, и у нее имелись все предпосылки к тому, чтобы стать успешным ученым. Она получила образование в области биохимических наук. И еще во время обучения на магистратуре начала работать в одной из научно-исследовательских лабораторий Медеи в числе других экспертов. Молодая и амбициозная, красивая. Там мы с ней и познакомились, потом поженились. Дайана состояла в группе ученых по разработке злосчастного Купидона. Поверь, она была против ввода его в оборот, как и многие другие эксперты. Но у Кертиса было свое мнение. Его интересовала прибыль, ликвидность. А потом его заинтересовала моя жена. Когда он обратил внимание на смышлёную сотрудницу лаборатории, мы уже были женаты. После официального закрытия проекта «Купидон», Дайана ушла из Медеи. Она сказала, что там недостаточно размаха для ее научных притязаний. Но мне кажется, причиной стал Кертис Морган.

– Как она оказалась замешана в той сделке? – задаю следующий немаловажный вопрос, и Квентин морщится, словно съел что-то горькое. Выражение его глаз становится нечитаемым, отрешенным.

– У меня была длительная рабочая поездка в другой город. Дайана осталась одна. Я не знаю, что произошло, Джером. У меня нет ответа на этот вопрос. Я узнал, что Кертиса задержали, когда находился на переговорах в другом штате. И уже по приезду узнал, что моя жена участвовала в сговоре с полицией, что она спала с ним, а потом сдала. Почему? Я до сих пор не знаю, Джером. То, что произошло, меня потрясло и опустошило. У нее я спросить ничего не мог, Дайана исчезла, попав под программу защиты свидетелей. А Кертис упорно молчал. Думаю, он словил кайф, наблюдая, как меня ломает. Я приходил к нему в тюрьму минимум раз в месяц, но сукин сын так ни о чем и не рассказал. Я думаю, он сделал это.

– Что именно?

– Использовал на ней Имитацию или Купидон. А потом она забеременела и испугалась, что я не прощу, что убью ее.

– Ты бы это сделал? – всматриваясь в резкие, словно вырезанные из камня, черты лица, спрашиваю я.

– А ты? Если бы узнал, что жена спит с твоим лучшим другом, что беременна от него? – ожесточенно дернув головой, переадресовывает вопрос Моро. М-да, не в лоб, а в глаз.

– Если Кертис использовал препарат, то Дайана была не виновата, – озвучиваю единственный ответ, который могу дать.

– Невиновные не сбегают, Джером, – сдвинув брови, напряженно отвечает Моро.

– Ты сомневаешься, возможно, этого она и боялась – что ей не поверят. Или Дайаной двигала месть. Кертис сказал мне, что взял ее силой. Что она не хотела и не любила его.

– Он сказал тебе? – нахмурившись, Квентин впился взглядом в мое лицо и заметно побледнел.

– Да, – кивнул я уверенно. – Думаю, она боялась тебя, не Морганов. Не понимаю, почему?

Действительно, почему? Что заставило мою мать так поступить? Стыд? Страх? Или все-таки она была неравнодушна к Моргану? Зачем тогда сдала?

– Нам уже не узнать, о чем думала Дайана, Джером, – словно прочитав мои мысли, произнес Моро, и теперь боль в его голосе прозвучала искренне, в уголках опущенных губ затаилась настоящая горечь. Цинично, но я не испытал ни малейшего сожаления либо сочувствия к этому человеку.

– Вы создали препарат, который сыграл против вас, Квентин. Теперь ты сам не знаешь, что было имитацией на самом деле – чувства твоей жены к тебе или к Кертису Моргану.

Моро вздрагивает, словно мои слова задели его за живое. Снова смотрит на надгробный камень с выражением глубокой скорби.

– Скажи, Джером, ты совсем не помнишь Дайану? Неужели ничего? Она не рассказывала тебе об отце? Обо мне? Или о чем-то еще?

– Нет. Ничего. Размытые образы. Глаза, волосы, ароматы, ощущение ее объятий. Возможно, это работа подсознания, а не настоящие воспоминания. Но я помню, что любил ее. Очень сильно любил.

– И я любил ее, Джером, – с горечью произносит Моро, но что-то в его интонации заставляет меня усомниться в искренности произнесенных слов.

– И что теперь? – спрашиваю я.

– Ты вернешься в Сент-Луис и будешь дальше работать. Постарайся сделать так, чтобы Логан не смог дискредитировать тебя или добраться до каких-то твоих слабостей. Тщательно следи за ближним кругом. Приятели, любовницы, коллеги. Будь предельно осторожен. Усиль охрану в доме, в офисе. Замени шофера, пилота, повара, прачку, кухарку, всех, с кем установлен стабильный контакт. На тебя должны работать настоящие профессионалы, дорогие, но надежные. Выбирай людей, которым важна репутация, а не деньги. Это легко проверить. Пока ты неплохо справлялся. Продолжай в том же духе.

– А Логан?

– Мы устроим ему сюрприз в день твоего двадцатипятилетия. Сюрприз, от которого он не сможет оправиться, – со зловещим блеском в глазах ухмыляется Моро.

– Я войду в правление? – решаю прояснить еще один важный для меня момент. Квентин снисходительно скользит по мне внимательным изучающим взглядом.

– Не сразу, – после небольшой паузы отвечает он. – Ты будешь изучать многочисленные направления, принципы работы и другие важные факторы. Это может занять годы, которых у меня нет. Я сделаю все от меня зависящее, чтобы сократить этап обучения, – Моро окидывает меня внимательным взглядом.

– Сейчас я оставлю тебя одного, Джером. Подумай обо всем, что я сказал. Как только будешь готов, вертолёт доставит тебя в Сент-Луис.

– Спасибо, Квентин. Я ценю твою откровенность, – благодарю вежливым тоном.

– У моей откровенности есть цена, Джером, – сухо отзывается Моро. – Та информация, которой ты теперь владеешь, может стоить тебе жизни. Будь осторожен, принимая решения. И, разумеется, все, о чем мы говорили, не предназначено для обсуждения с кем-либо еще, включая членов семьи. И еще, Джером. Насчет Зака Моргана. Он не так глуп, как хочет показаться, и вполне способен вести двойную игру.

– Я это понимаю, Квентин. Но спасибо за предупреждение. За оба предупреждения.

После ухода Моро я простоял на могиле Даши Ветровой – моей потерянной матери, и Дайаны Моро – потерянной жены Квентина, еще много минут, сплетающихся в бесконечные часы тяжелых размышлений, светлых и страшных воспоминаний. Я не мог заставить себя уйти, упустить снова неуловимую связь, которую почувствовал здесь, глядя на ее имя на неживом, холодном и равнодушном камне. Пару часов назад моя душа скорбела по Эмме Спенсер, и вот я здесь, и нет ничего мучительнее осознания, что мои поиски закончены. Дайана или Дарья… там, в вечном холоде, одинокая, непонятая. И она забрала с собой свои тайны, боль и горе. Мне никогда не узнать, зачем моя мать хотела вернуться в Америку, понимая, какой опасности себя подвергает. И что стало причиной ее участия в сговоре с полицией. Кого любила на самом деле моя мать, а от кого хотела сбежать. Я знаю, она пыталась спасти меня в тот самый последний роковой день своей жизни. Но ее саму защитить было некому. Никого не оказалось рядом.

И все-таки Дайана Моро вернулась домой. Не думал, что мы встретимся вот так, сегодня. Я убираю зонт, снова позволяя холодным ручьям стекать по моему лицу. Она просила меня ждать, и пятилетний ребенок запомнил ее слова, он ждал часами, ночами, неделями и месяцами. Он научился ждать так, как никто другой. Ему пришлось ждать снова… спустя двенадцать лет. Кошмар повторился. Теперь я точно знаю виновных, но сил для ожидания и вынашивания возмездия больше не осталось. Присев на корточки, я кладу правую руку на ледяное надгробие, скольжу пальцами вдоль надписи и выгравированного Бога любви, играющего в этой истории противоположное разрушительное значение. Его стрелы достигали цели, но в пронзённые сердца вместе с острием входила не любовь, а лишь временная имитация плотской страсти. Зачем Квентин оставил напоминание, выбрав для гравировки Купидона? Наказание для себя? Или для нее?

С волос и носа капает вода, пальцы покраснели от холода, и на какой-то момент я вспоминаю ощущение ее ладони на своей щеке, теплое, нежное. И словно чувствую его снова. Прикрываю глаза, чтобы продлить иллюзию. Девятнадцать лет назад, когда я замерзал у сарая, заблудившийся и напуганный, я тоже ее услышал. Это невозможно забыть, тихий, льющийся, как горный ручеек, мелодичный голос. Он утешал, нес облегчение, покой, он согревал. Я мог уйти с ней…. Все закончилось бы уже тогда. Но раз я выжил, значит, у меня совершенно другая судьба. И думаю, что я правильно понял ее замысел.

Я никогда не задумывался, почему нам так важно иметь место для скорби, ставить памятники, закапывать гробы, вместо того, чтобы развеивать по ветру пепел ушедших близких в самых удивительных и красивых местах планеты. В моих воспоминаниях Дайана была живой, она спаслась, скрылась, снова сменила имя и путешествовала по миру все такая же молодая и прекрасная. Я знал, что ее больше нет, но моя память и разум отрицали это, они цеплялись за вероятность, за иллюзию. Мы хороним своих близких, чтобы не надеяться на то, что они вернутся, чтобы отпустить их, смириться с потерей.

Но смирение – совершенно не то, что я чувствую, опускаясь коленями на мокрую газонную траву. Я разбит, оглушен свалившимися на меня открытиями, правдой, которую так долго искал, ответами, которые наконец-то получил. Рой мыслей нарастает, кружит в голове, бьет набатом, принося физические страдания. Я поднимаюсь на ноги и, бросив последний полуслепой взгляд на надгробие, бреду к выходу с кладбища. Меня шатает, как пьяного, я не разбираю дороги. И ни о чем не способен думать. Мне требуется перезагрузка, чтобы не свихнуться.

У меня есть несколько вариантов куда пойти, чтобы или залить свое горе, или сбежать от него, или осмыслить в одиночестве все, что я узнал от Моро, или забыться в работе, или найти утешение в обжигающих объятиях Фей, или же просто побыть в одиночестве. И для воплощения каждого варианта у меня есть дом Дракулы, офис, уютная квартирка мисс Уокер, есть пентхаус. И имеется в запасе время на выбор, пока вертолет, рассекая воздух и чернеющие тяжелые облака, доставляет меня обратно в Сент-Луис. Гребаный мобильный звонит, когда я почти принял решение и даже открыл рот, чтобы озвучить его Брекстону, прибывшему к воротам городского кладбища на моем автомобиле. Моро четко следует своим обещаниям – откуда забрал туда и доставил.

– Да, – рявкаю со свирепостью, удивившей даже меня. Рони оглядывается на меня, и я отрицательно качаю головой, давая понять, что все нормально.

– У кого-то дерьмовое настроение? – отзывается на том конце не менее раздраженный голос Зака Моргана. – Сейчас я испорчу его еще больше.

– Говори, – приказываю я.

– Ты не охренел, Джером? – почти рычит он мне в ответ.

– Или говори, или я вешаю трубку, – констатирую категоричным тоном.

– Попрощайся с полутора миллионами, кузен. Наш несостоявшийся осведомитель сегодня задохнулся выхлопными газами в собственной машине в гараже своего дома.