Бумажные цветы

– Как же так, Ник? – прошептала Ди. – Как же так.

– Если бы я знал. – искренне ответил Скворцов. – Мне жаль, что ты узнала сейчас, в такой момент. Я хотел сказать, но Маргарита запретила. Давай, я приеду, и мы поговорим.

– Ты ведь знаешь адрес....

***

Ему было девять, когда родилась Юля. Чудесная здоровая девочка с голубыми глазками-пуговками и золотистым пушком на затылке. Вся семья радовалась пополнению. И Никита был достаточно взрослым, чтобы испытывать ревность в маленькой сестренке, которую родители не спускали с рук и всячески баловали. Напротив, он принимал живое участие в воспитании младшенькой. Гулял с коляской, нянчился, когда мама отлучалась в магазин, с упоением улюлюкал и тряс погремушками над кроваткой. Родители не могли нарадоваться на ответственного и заботливого сына. Юленька поздно пошла ножками, поздно заговорила. Ни мама, ни брат не придавали этому особого значения. Беспокоился только отец. Проблемы начались, когда девочку отдали в детский садик. Она плохо привыкала, капризничала, сторонилась других детей. Никита, как умел, пытался помочь сестре. Водил ее на прогулку в парк, знакомил с ровесниками, но все его попытки заканчивались длительными истериками Юли. К четырем годам девочка стала совершенно неуправляемой, и отец забил тревогу. Он сам повел дочь к детскому психологу. Диагноз поставил в ступор всю семью. Никита отказывался верить врачам, мама тихо плакала, а отец, спустя три месяца, собрал вещи и уехал, по официальной версии – на заработки, но уже через два месяца по почте пришли документы на развод.

Так они остались втроем. Убитая горем мать, Никита и Юля, год от года теряющая рассудок. Дошло до того, что она не могла обслуживать себя, не следила за гигиеной, забывала надевать одежду или просто переставала двигаться, сутками лежа в кровати и глядя в потолок. Врачи настаивали на госпитализации, и только Ник верил, что они справятся своими силами с болезнью Юли. Лекарства приносили лишь временное облегчение. Несколько недель сравнительного покоя, и сестра снова срывалась. Вызов неотложки, интенсивная терапия, и Ник забирал сестру домой. Упрямец не мог смириться с мыслью, что его сестра не просто больна, она опасна. Мать трудилась с утра до поздней ночи, чтобы прокормить детей и заработать на лекарства для Юли. И, наверное, Эмме Скворцовой было в каком-то плане легче, чем старшему сыну. Полная занятость лишала ее возможности видеть, в каком аду жили дети. Угасающая Юля и Никита, отчаянно старающийся сохранить разум сестры. Тем не менее, Нику каким-то чудом удалось отлично закончить школу. На носу были вступительные экзамены в ВУЗ, который находился в полутора часах езды от поселка. Парень не представлял, как сможет оставлять сестру без присмотра на целый день, и принял решение о поступлении на заочное отделение, устроился на работу, думая, что облегчает задачу матери. Эмма Скворцова уволилась, чтобы сидеть с дочерью, но надолго ее терпения не хватило. Уже через полгода Юля оказалась в психиатрической лечебнице .... После нападения на мать. В приступе гнева десятилетняя девочка ударила свою маму по голове хрустальной вазой. Мнение врачей было категоричным, даже Ник не смог убедить лечащего Юлию психиатра в том, что сам сможет позаботиться о сестре. И парень смирился. Он много работал, хорошо учился, а в редкие свободные минуты навещал Юлю в клинике. Это был настоящий ужас. Сестра не узнавала его, буйствовала и кричала. В итоге все визиты были временно запрещены. Только спустя полгода лечение стало приносить облегчение. Юля успокоилась, начала нормально разговаривать, ее речь приобрела логическую осмысленность. Теперь она радовалась каждому приходу брата, улыбалась, просила прощения, говорила, что не помнит, почему напала на маму, плакала, когда время посещения подходило к концу, и умоляла забрать ее. Каждый раз Ник уходил от сестры с тяжелым сердцем. Такое отчаянье читалось на детском личике девочки, когда она махала ему вслед своей маленькой ручкой.

Год. Целый год Юлю не отпускали домой. Врачи подозревали, что облегчение девочки ненастоящее, мнимое, разыгрываемое.... И она замкнулась. Меланхолия, апатия и полнейшее безразличие ко всему, даже к брату и матери. Юля узнавала родных, но отказывалась говорить с ними, и только страх и потерянность в светло-голубых невинных глазах, говорили, как ей на самом деле сложно и больно. В конце концов Никите удалось уговорить врачей выписать девочку из лечебницы. Они согласились лишь потому, что последние три месяца Юля не проявляла признаков агрессии.

А потом были два года покоя и благополучия. Юлия вела себя совершенно нормально, если не учитывать резкие перемены настроения, слезливость и повышенную энергичность, училась на дому, помогала матери по хозяйству, даже завела друзей. Ник облегченно вздохнул. У него появилось время для образования и работы. Мама тоже воспряла духом, устроилась на часы в бухгалтерскую контору, где познакомилась с хорошим мужчиной. Чудесное время, полное покоя и семейной идиллии. Избранник матери переехал к ним. Все были счастливы.... Кроме Юлии.

Девочке исполнилось тринадцать лет, когда она впервые сбежала из дома.

Ник не обратился в милицию. Он искал ее сам. Повсюду. Поднял на уши всех знакомых, соседей, друзей. Не ел, и не спал, взял отпуск на работе. И нашел. Через неделю. В притоне, среди малолетних наркоманов.

Ник привез сестру домой в ужасном состоянии. Она твердила, что наркотики помогают ей усыпить голоса тех, кто поселился в ней, сдерживают их. Говорила, что лекарства только усугубляют ее душевные страдания, молила не вызывать врачей, клялась, что больше никогда....

Но все повторялась снова и снова. Юля убегала, а Ник искал. Он понимал, что так больше продолжаться не может, но все еще надеялся и верил ей. Оттягивал неизбежное так долго.... Пока не иссякли силы и терпение, не угасла уверенность.

А когда Юля набросилась на сожителя матери с ножом, за то, что он случайно облил ее горячим чаем, сломалась Эмма Скворцова. Мужчина не сильно пострадал, но поставил ультиматум. Или уходит один, или вместе с ней. Мама выбрала последнее. Она устала бороться, устала быть несчастной. Чтобы избежать осуждения общих знакомых, пара уехала в другой город. Сначала Ник долго не верил, что мать могла поступить с ним столь жестоко. Ждал и тащил сестру из болота безумия. Эмма не вернулась, и Ник больше не мог единолично заботиться о Юле, но пытался из последних сил. После нескольких задержаний в милицию, девушку снова направили на принудительное лечение. Именно во время арестов, Никита познакомился со Светланой Слепцовой. Инспектор по делам несовершеннолетних по-матерински прониклась и к девочке, и к ее брату. Она убедила Никиту в необходимости ограничения свободы Юли и постоянного наблюдения у врачей. И Ник сдался. Он боялся, что сестра однажды совершит нечто ужасное, непоправимое. В тот день он уехал с работы пораньше, но как назло, автобус в котором он ехал, сломался, и оставшиеся две остановки парень прошел пешком, успел собраться с мыслями.... Вернувшись домой, он попытался поговорить с сестрой. Это была тяжелая беседа, Юля отказывалась слушать и понимать его слова. Она твердила, как заведенная, что здорова, и обвиняла его в сумасшествии и слепоте, просила проснуться, освободиться от собственных иллюзий. Но какие могут быть иллюзии, если на кону безопасность самой Юли? Как сестра умоляла его, она рыдала и стояла на коленях, она угрожала, проклинала, просила прощения. Его сердце обливалось кровью, а душа изнывала от мучительной боли, когда он провожал сестру в больницу. Но врачи не смогли ей помочь, не углядели.... Только Ник мог спасти ее, только он удерживал расщепленное сознание Юли на плаву, только ему она доверяла свои бредовые мысли и идеи, и только у него просила помощи. Но он подвел ее, не поверил, и потерял....

Долгие годы ушли на то, чтобы Никита научился жить с грузом вины. Смирился, но не забыл. Ник искренне считал, что тогда не справился, проявил слабость и предал сестру. Он думал, что безумие отступило, осталось в прошлом. И, наверно, ожидал возмездия.... И, может быть, даже искал его.

А когда человек одержим мыслью найти что-то – он обязательно найдет. Нет, не Бог карает нас за совершенные грехи, хотя многим удобно думать именно так. Мы сами себе Боги и судьи. Затаившееся в подсознании чувство вины и раскаянье, движет мощным и неумолимым орудием, направленным на уничтожение собственного благополучия. И это орудие носит знакомое каждому название. Совесть. Мы сами выбираем наказание. Никто, кроме нас.

В мире не существует случайностей. Теперь Никита Скворцов осознал истинность этого утверждения. Он отчаянно бежал от самого себя, от безумия, которое шло за ним по пятам и настигло у ворот рая, навсегда захлопнувшихся для него.

Сейчас Юле было бы столько же лет, как Маргарите.

И на этот раз он не отступит. Нет.

Глава 13

Ник застыл в потрясении, когда Диана Казанцева открыла дверь. И не мог поверить, что видит перед собой ту самую женщину, с которой расстался несколько дней назад. Ее лицо словно покинули все краски и чувства. Отрешенное выражение, усталость в бесцветных глазах, горькие глубокие складки на лбу и вокруг губ, свежие неглубокие царапины на шее и правой щеке, синяки на запястьях. Диана распахнула дверь, взглядом предлагая гостю войти. В нос ударил запах лекарственных препаратов. Ник прошел в просторную прихожую, обернулся на Ди, молчаливо взирающую на него. Без обиды и осуждения.... Хрупкая маленькая несчастная женщина, скрестившая руки на груди. Никита инстинктивно достал платок из кармана и прижал к кровоточащей царапине на щеке женщины. Она приняла помощь, опустила глаза.

– Гоша не специально, она не понимала, что творит. – прошептала Диана, прижимаясь спиной к захлопнувшейся двери.

Какое-то время, они не говорили, не смотрели друг другу в глаза, тихо переживая каждый свою боль. Ник узнал накатившее на него чувство беспомощности, узнал и попытался бороться. А у Ди больше не было сил. Он читал это в ее лице, в выражении глаз. Она капитулировала. И Ник, как никто другой, понимал ее. Боже, он отлично понимал Диану. Но теперь она не одна, и он пришел, чтобы помочь, исправить. Нужно только понять, когда все началось. Причины, факты, события, обстоятельства.

– Мне жаль, что так вышло с Бертой. – наконец, вышла из ступора Диана. Она посмотрела в лицо молодого человека, с которым еще недавно ее связывало так много. Они и сейчас связаны, даже крепче, чем раньше. Удивительно, но у нее нет обиды или гнева. Ник бросил ее, связался с Марго, а она ничего не чувствует, кроме жалости.

– Мне тоже жаль, Диана. – глухо ответил Никита, изучая ее бледное осунувшееся лицо. – Марго спит?

– Да. – кивнула женщина.

– Ей лучше?

– Наверно. – Диана повела плечами, указав глазами на закрытую дверь спальни. – Она там. Но лучше ее не тревожить сейчас. Долгий сон всегда действует на Марго исцеляющим образом.

– Всегда? – встрепенулся Ник, пронзительно поглядев в глаза Дианы. – И часто с ней происходит…

Он не смог договорить, но женщина поняла его.

– Нет, нечасто. Но с каждым разом привести ее в нормальное состояние становится сложнее. Возможно, дело в препаратах, которые я достаю для нее. Привыкание, наверно.... Или просто не действуют. Я заказала другое лекарство, пришлют на днях.

– Что с ней? Психоз?

Диана подняла голову, встретив его вопрошающий взгляд, судорожно вздохнула и отрицательно тряхнула светлыми растрепавшимися локонами. Ник отвел глаза, нервно запустив пятерню в непокорную черную гриву.

– Ник, если бы я знала… – хрипло проговорила Диана, отрываясь от двери и проходя мимо застывшего в оцепенении Никиты. – Я бы предупредила тебя. Пойдем на кухню. Я заварю чай, с мятой. Успокаивает нервы. Я могу предложить коньяк, но сейчас подобный уход от проблем никому не поможет.

– Расскажешь мне? – спросил Ник, когда пятью минутами позже, Диана поставила на стол две кружки с чаем. Они оба курили, иногда сбрасывая пепел мимо пепельницы. Ди села на против, прикуривая новую сигарету, скользнула по мужчине отсутствующим взглядом. Горькая усмешка скривила губы.

– Я до сих пор не верю, что все реально, что я не сплю. Какой-то кошмар, – призналась она.

– Что ты имеешь в виду? – поднося к губам горячую кружку, уточнил Ник.

– Все. – шумно вздохнула Диана. – Ты и Марго. Ее приступ. Даниил, будь он неладен. У меня в голове не укладывается, как мы все могли встретиться в короткий промежуток времени в огромном городе. Ты помнишь, как мы с тобой познакомились? Что ты тогда мне сказал? Мне интересно, ей ты сказал тоже, что и мне? И когда это было? Что, вообще, происходит, Ник? Ты просишь мне рассказать, но о чем? Я, вообще, ничего не понимаю. И чувствую себя полнейшей дурой. Как я могу помочь племяннице, если ничего не понимаю?

– Прости, Диан, ты права. – Ник опустил кружку на стол, отодвинул в сторону, достал сигарету из пачки, закурил, собираясь с мыслями. – Я сказал Маргарите тоже, что и тебе. И мне нет оправдания, так как в этот момент я лгал троим – тебе, себе и Марго. Мы познакомились с ней три года назад. Она представилась Алиной, поехала со мной в отель, а потом сбежала с утра, не оставив ничего, кроме вымышленного имени. Я влюбился, как мальчишка, в первый раз в жизни. В незнакомку. Я пытался найти ее, приезжал в ваш город, посещал места скопления молодежи, заходил во все клубы и кафе, гулял по центральным улицам, набережной, и даже в спальных районах, но безрезультатно. А потом попытался забыть и жить дальше.... И мне казалось, что получилось. Кратковременные романы, быстрые разочарования, встречи с друзьями, работа и еще раз работа. А когда я увидел тебя на обочине, с разметавшимися волосами и тяжелыми сумками, сердитую и очень хорошенькую, во мне что-то перемкнуло. Я вдруг осознал, что обязан познакомиться с тобой. Вы с Марго не похожи совсем, но, наверно, я почувствовал некую связь, ниточку, которая приведет меня к ней. Я знаю, какими жестокими могут показаться мои слова, и прошу у тебя прощения за боль, что причинил и продолжаю причинять. Я не хочу лгать тебе, Диана. Ты заслуживаешь правды и искренности. Ты – очень хорошая, красивая и сильная женщина. Мы могли бы быть счастливы, я уверен в этом. Но ты привезла Марго, и все изменилось.

– Ты мог позвонить, мог сказать, когда мы объяснялись в последний раз. – в глазах Дианы сверкнул праведный гнев.

– Да, я мог. – сокрушенно вздохнул Никита. – Но струсил, а потом Маргарита просила меня молчать. Она думала, что ты не готова принять такую правду.

– Словно сейчас мне легче осознать, что ты бросил меня ради моей же племянницы. – горько усмехнулась Ди, с силой ткнув окурок в пепельницу. Ник печально посмотрел в ее расцарапанное лицо, на руки, покрытые синяками. Она не заслужила подобной участи. Никто не заслужил.

– Но я почему-то верю тебе, Ник. – неожиданно спокойным тоном произнесла Диана. – Твои объяснения кажутся логичными. И обвинять тебя в обмане у меня нет прав и доводов. Ты защищал ее, она – меня. И только я, как дура, сидела здесь и надеялась на чудо. – Ди посмотрела в синие глаза Никиты Скворцова. – Ты все еще любишь ее, Ник? После того, что она сделала с Бертой? После того, что ты теперь знаешь?

Он не отвел взгляда, в голосе не прозвучало даже намека на сомнение.

– Я люблю Маргариту. И чтобы она не сделала, мои чувства к ней никогда не изменятся. И я хочу помочь, а для этого мне нужно знать, что происходит.

– Гоша серьезно больна. – протерев глаза, на которых выступили предательские слезы, тихо сообщила Диана. – Генетическая наследственность, передавшаяся от моей сестры. Пару дней назад она пришла ко мне и потребовала рассказать о болезни матери и ее смерти. Я тогда не почувствовала беды. Марго казалась счастливой и совершенно здоровой, обновленной, полной сил и энергии. Я еще подумала, что правда поможет ей серьезней отнестись к лечению. Но страх – не лучшая мотивация. Мне не стоило говорить Марго, как умерла Мирослава. У девочки появились новые вопросы, с которыми она и отправилась к Даниилу. Но откуда мне было знать, что они успели познакомиться?

– Что случилось с матерью Маргариты? – спросил Ник.

– Суицид. Убила себя, воткнув ножницы в шею. Мира страдала от параноидальной шизофрении, лежала в клинике, потом я забрала ее домой, когда Гоша родилась. Из рассказов психиатров мне стало известно, что чаще всего больным после рождения ребенка становится хуже, но Мирослава стала исключением из правил. Она словно воспряла с духом, ожила, и направила все силы на воспитание дочери, но быстро сгорела. Никто не мог вырвать ее из лап безумия. Ни лекарства, ни особая терапия, ни Маргарита, отчаянно нуждающаяся в матери. Она просто ушла в свой мир, и в нем тихо умирала. Пока душевные страдания не превысили лимит терпения. Самое страшное состоит в том, что Марго видела ее мертвой, на полу в луже крови. И все вспомнила, когда я рассказала. Ты знаешь, что она кричала сегодня, когда я пыталась сделать ей укол и успокоить?

– Что? – спросил Ник и плотно сжал губы, скулы заострились от напряжения.

– Марго спрашивала, почему мы позволили ей родиться, почему не настояли на аборте, называла себя генетическим уродом. – голос Дианы надломился, и закрыв лицо ладонями, женщина безмолвно заплакала. Протянув руку, Ник сжал ее плечо, но от его немой поддержки Диане стало только хуже. Она завыла в голос.

– Это я виновата. Не надо было говорить ей.