– И не надо. Все ясно без слов. Послушай, Ник. Возможно, она никогда и не умирала. Возможно, ее убили твои сомнения и неверие в собственные силы. Возможно, она права, и ты должен проснуться, потому что иначе никогда не станешь по-настоящему счастливым и свободным.
– О чем ты говоришь? – воскликнул Ник, чувствуя нарастающую панику. Неужели снова началось? Боже, только не сейчас, когда он....
Когда он, что?
– Не бери в голову, Ник. – внезапно сменила курс Марго, нежно обнимая его за талию. – Это просто слова, и в них нет никакого смысла. Я никогда не смогу тебя отпустить. Без тебя я не захочу жить.
Ник уснул, стараясь не думать о странных словах Маргариты. Но с той ночи, кошмары стали преследовать его постоянно. Счастливый и радостный днем, к вечеру Ник замыкался в себе, становился дерганным и нервным. Марго не задавала вопросов, лишь наблюдала за ним с тихой понимающей улыбкой.
Беда подошла незаметно. Он не был готов.
Она стояла у окна в ночной рубашке. Волосы распущены по плечам.
– Бумажный дождь. Все дело в бумажном дожде.
– О чем ты говоришь, Марго?
– Ты даришь мне бумажные цветы. Я думала, что ты специально злишь меня. Но виноват бумажный дождь. Когда-то в детстве я любила вырезать человечков из картона. И никогда не задумывалась, что кто-то так же мог вырезать меня. Бумажная девочка, которой дарят бумажные цветы. Пообещай мне, что выкинешь ножницы.
– Марго, ты пугаешь меня.
– Не нужно бояться. Ничего не нужно бояться, кроме ножниц и огня.
Ник почувствовал, как в груди замерло сердце, болезненный спазм обжег внутренности, в горле образовался ком.
– Пожалуйста, Маргарита. – взмолился он, вставая с кровати и подходя к ней. – Посмотри на меня. – протянул руки, положил на хрупкие плечи и развернул к себе. На улице действительно шел дождь. Стеной. Он стучал по крыше и стеклам, он проник в его душу, чтобы пролиться кровавыми слезами. Марго смотрела на него осознанным и спокойным взглядом, словно знала доступную только ей тайну.
– Я должна отпустить тебя, Ник. – сказала она тихим нежным голосом. – Холодная луна спряталась за окном. Она ждет меня. Я всегда чувствовала ее присутствие. Я знала, что так будет. У бумажной вселенной нет начала и нет конца, но удержаться в ней могут только пленники луны. А ты – житель солнечного мира. И тебя забирают. Она не оставит, не отступиться.... Ты виноват, слишком долго играл в спасателя. Я каждый день слышу ее голос. Ее зов. Она кричит и плачет, она умоляет и ждет. И тоже хочет свободы. Она не видела бумажного дождя, не летала среди пластиковых планет, не грела руки над холодной желтой луной. Она не понимает, что тебя держит здесь. Чувство вины поглотило обоих, но никто не виновен на самом деле, кроме игроков, а им нет дела, давно и безнадежно безразлично. Все в голове, в мыслях, в переплетениях сознаний. Мы разгребаем гору человеческого дерьма, созданного нами же. Без всякого смысла. Нам только кажется, что мы движемся, дышим и выбираем. Ничего нет. Ничего, кроме ножниц и огня.
– Марго.... – Ник до боли сжал плечи любимой, порывисто прижимая ее к своей груди.
– Ты должен проснуться, Ник. – прошелестел ее голос.
Так странно… Ему показалось, что звук идет с разных концов комнаты. Отовсюду. Шелестит, словно сброшенные со стола кипы бумаг. Боль пронзила мужчину с головы до ног, он зашатался, отчаянно хватаясь за Маргариту и чувствуя, как сознание медленно уплывает от него.
– Не уходи. – хрипло, сквозь боль, сковавшую легкие, прокричал Ник.
– Я всегда буду здесь. Может быть, однажды ты найдешь меня снова.
Прежде чем, темнота поглотила Никиту Скворцова, он успел вырвать из подступающей мглы ее лицо. Трогательно хрупкое, нежное, и бесконечно несчастное.
– До свидания, Ник.
Глава 15
Подмосковье. Областная психиатрическая больница.
Невысокая платиновая блондинка в клетчатом платье и поношенных туфлях на низком каблуке, прижимая к груди потертую кожаную сумку бежевого цвета, стремительно поднялась по ступенькам и, расправив плечи, уверенно вошла в просторный холл, где ее встретил суровый охранник. Девушка вымученно улыбнулась, подняв на блюстителя безопасности ярко—голубые глаза. Заметив недовольное выражение на лице мужчины в унылой униформе, она спохватилась, и потянулась к сумочке, чтобы предъявить документы, удостоверяющие ее личность и допуск на территорию больницы.
– Так-так… – протянул охранник, пристально и без спешки изучая документы. Данную процедуру он проделывал во время каждого визита, и неважно, что данная посетительница успела изрядно примелькаться. Долг, как говорится, превыше всего. Девушка и не возмущалась, она терпеливо дожидалась окончания процедуры идентификации ее личности.
– Так-так. Юлия Скворцова, значит. Прекрасно, хм.... В тридцатую палату, значит. Так-так.... Вы знаете, что сейчас время прогулки, и все больные, которым разрешено посещать внутренний парк больницы, находятся за пределами своих палат? – охранник почесал подбородок и строго взглянул в совсем еще детское лицо. Девушка оживленно закивала, забирая документы.
– Конечно. Но у меня особый случай. Моя мама сейчас находится здесь. Она позвонила мне и попросила срочно приехать.
– Судя по допуску, вы навещаете не маму, а своего брата. – с непроницаемым лицом заметил мужчина, снова потирая подбородок.
– Да, но мама тоже навещает пациента из тридцатой палаты, и в данный момент находится именно там. В журнале регистрации посетителей должно быть указано, что утром на территорию больницы прошла Эмма Скворцова, и до сих пор не покинула границы объекта, находящегося под вашим пристальным наблюдением. – в тон ему ответила Юлия, нервно перебрасывая ремешок сумочки через плечо.
Охранник так же неторопливо заглянул в вышеуказанный журнал, и очень долго изучал его.
– Все верно. – изрек он тремя минутами спустя. – Была такая.
– Я могу пройти?
– Нельзя. Еще полчаса будет длиться прогулка, потом час на процедуры и два часа – время отдыха.
– Но у меня экстренный случай. Прошу вас, свяжитесь с лечащим врачом Никиты Скворцова. – Юлия с мольбой посмотрела в грозное лицо. Охранник был непробиваем. В медицинских учреждениях чаще всего встречаются жестокосердечные люди. Нет, не потому что они злые.... Просто слишком многое пришлось повидать. Постоянное соседство с болью и болезнями ожесточает.
– Я вас очень прошу. Это важно. Мама сказала, что мой брат пришел в себя. – продолжила настаивать девушка мягким просительным голоском.
– Ха. – бросил охранник. – Это что-то новое. Пришел в себя! А раньше, где был?
– Где и все больные данного учреждения. Не в себе. – с железным самообладанием пояснила Юлия. Охранник смерил ее холодным взглядом, и неожиданно смилостивился.
– Фамилию врача скажи.
– Степанов. Игорь Владимирович. – быстро протараторила девушка, взволнованно пряча влажные ладони за спиной. Мужчина вразвалочку направился к стойке, где базировался старый телефонный аппарат. Набрал номер.
– Игорь Владимирович, это охранник Иванов. Тут посетительница пожаловала в не приёмное время. Некая Скворцова в тридцатую палату. Говорит, что у нее экстренная ситуация…. Пропустить? Хорошо. – Иванов положил трубку на рычаг, и тяжело вздохнул.
– Иди, Скворцова. Только не в палату. Пациент на обследовании, шлепай прямиком в кабинет доктора. Другая нарушительница режима уже там.
– Спасибо! – радостно воскликнула девушка, в избытке чувств подпрыгнув на месте. Несмотря на потраченные впустую полчаса личного времени, она готова была расцеловать нелюбезного охранника в обе щеки, но вовремя сдержалась. Прошмыгнув в двери, находящиеся сразу за пунктом охраны, она оказалась в длинном коридоре с разукрашенными веселыми рисунками стенами и натертым до блеска полом.
– Бахилы не забудь! —бросил ей вслед дотошный Иванов.
– Черт. – Юля остановилась и снова полезла в сумку за парой чистых бахил, быстро надела и продолжила путь.
Оказавшись у дверей Степанова Игоря Владимировича, девушка вежливо постучалась. Слава Богу, что восемь месяцев назад они с матерью перевели Ника из другой клиники, в которой Юля знала врачей-психиатров не только, как посетитель, но и как пациент. Да, это хорошо, что та веха ее жизни осталась далеко позади. Странно, что именно беда с Никитой показала ей, как неоправданно жестко и нелепо она вела себя. И только из-за ее проблем брат оказался здесь. Роковые трагедии, случающиеся в жизни, иногда заставляют нас мобилизовать душевные силы, и учат концентрироваться на решении проблем, как внутренних, так и внешних. Открывают глаза и позволяют взглянуть на мир с совершенно другой стороны. Очищают разум и чувства, снимают пелену эгоизма и зацикленности на собственных переживаниях. Призывают к борьбе, задают цель и смысл всему происходящему.
– Юлечка, проходите. – приподнявшись из-за стола, с мягкой улыбкой пригласил девушку Игорь Владимирович. У доктора было приятное широкое лицо и, как у всех психиатров, осторожные и сдержанные манеры, вкрадчивый голос и доброжелательный внимательный взгляд. Степанов жестом указал Юле на мягкую удобную кушетку, где уже расположилась мама Юлии. Эмму Скворцову было не узнать. Тронутое тяжелой жизнью лицо сияло, и выглядело гораздо моложе, даже седина в волосах приобрела благородный платиновый оттенок. Юля присела рядом с матерью, и Эмма порывисто обняла дочь за плечи, потом, словно смутившись слишком эмоционального жеста, отпустила, и взволнованно сжала ее руку. Девушка напряженно смотрела только на доктора.
– Игорь Владимирович, это правда, что Никите стало лучше? – нетерпеливо перешла к главному вопросу Юлия.
– Да. Я только что говорил вашей матери, что произошло настоящее чудо. – Степанов тепло улыбнулся. Наверно, ему не часто приходилось сообщать хорошие новости. Всем известно, что, однажды попав в психушку, мало кто возвращается из нее здоровым и насовсем. – Не то, чтобы чудо. Конечно, весь персонал ждал, что рано или поздно Никита выйдет пойдет на поправку. Но этого могло и не случиться, если учесть продолжительность реабилитационного периода. Полтора года – это много, слишком много. Его состояние обусловлено физическими факторами, перенесенным травматическим шоком и клинической смертью, поражением некоторых очагов мозга. Я не буду углубляться в терминологию. И скажу на понятном вам языке. Сегодня утром Никита Скворцов полностью пришел в сознание. Он правильно идентифицирует себя, логически мыслит и выстраивает речь, ориентируется в пространстве, самостоятельно передвигается, отвечает на вопросы. Я провел предварительные тесты, и результаты просто потрясающие. Если динамика к улучшению продолжиться, то совсем скоро мы сможем отпустить его домой. Сейчас Никиту дополнительно тестируют и замеряют необходимые показатели, и уже вечером я буду знать, времен и случаен прогресс, или он действительно пошел на поправку.
– Какое счастье! Ты рада, Юленька? – воскликнула Эмма Скворцова, всем корпусом поворачиваясь к дочери. Девушка из-за всех сил сдерживался охватившие ее эмоции.