Имитация. Явление «Купидона»

– Я никогда не выключаю ночник. Иногда и телевизор всю ночь работает, – отзывается подавленным голосочком Эбигейл. Она наигранно горько вздыхает, метнув в меня несчастный взгляд. В детстве мне приходилось по нескольку часов сидеть с Эби и Геком, читая им перед сном. Я сам еще был ребёнком, но близнецы младше меня на шесть лет, и обязанности старшего брата никто не отменял. Мама рано вышла из отпуска по уходу за малышами. Она работала медсестрой в больнице, и частенько возвращалась к полуночи, а няню отпускали около девяти вечера. А дальше наступало мое время. До прихода отца или матери.

– Почитай учебник истории. Это поможет тебе уснуть, – советую я. Хмыкнув, Эби прячет улыбку. Я прекрасно знаю, что она ненавидит историю, как и другие предметы, которые требуют запоминания и зубрежки.

– Доброй ночи, Эби, – мягко произношу я, протягивая руку, чтобы открыть дверь.

В следующее мгновение мы оба вздрагиваем. Из гостиной, находящейся прямо под нами, доносится резкий звук, похожий на удар двери о стену. Эби тоже слышит, и улыбка гаснет на ее губах. Мы молча смотрим друг на друга, растерянно застыв.

То, что произошло дальше, стало для меня на долгие годы жутким ночным кошмаром, избавиться от последствий которого я так и не смог. Это был закат эры супергероев, которыми я грезил в детстве. И начало новой жизни, в которой мне предстояло стать частью той неистребимой силы, с которой много лет боролся мой отец. Меня безжалостно и грубо выдернули из состояния беспечной спячки и бросили в реальность, о которой я не имел не малейшего представления. Я не мог сопротивляться, не мог остановить движение несущегося на меня локомотива. Механизм был запущен, отчет пошел на минуты.

Но, тогда, в первые секунды, я еще не подозревал, чем все закончится, во мне еще жили наивные бредни о том, что нас есть кому защитить.

События развивались быстро, непредсказуемо, необратимо. Внизу раздался топот ног, приглушенные грубые мужские голоса, сдавленный крик матери. Меня охватил озноб, потом сразу жар, голова закружилась, пульс забился со скоростью света. Я знал, что папа с мамой находились в гостиной – в это время они обычно смотрели телевизор. Глухой звук заставил нас с сестрой содрогнуться от страха, мы даже дышать перестали. Эби смотрела на меня с ужасом. Смертельно-побледневшая, словно белое полотно. После минутного затишья снова раздался хриплый возглас отца, гневные крики, звуки ударов, плачь матери, грохот падающей мебели.

Эбигейл вскочила с кровати и прижалась ко мне. Ее трясло, меня тоже, но я пытался держаться.

– Что это, Джером? – пискнула она, и я приказал ей молчать, приложив указательный палец к своим губам. Мы оба тяжело и быстро дышали, чувствуя, что происходит нечто ужасное. Прямо сейчас. Я заглушил инстинктивное желание ринуться вниз. Мне необходимо позаботиться о младших брате и сестре. Отец справится. Мой отец – несокрушимая скала. Гроза неблагополучных улиц Сент-Луиса. С ним не связывались даже банды криминальных районов. Он – блюститель порядка, сержант местной полиции, десять лет отработал офицером на улицах, был дважды ранен. Он и сейчас в прекрасной форме, хотя последние два года не патрулирует криминальные районы. Мой отец – герой, и я в этом никогда не сомневался.

– Ничего не говори, – схватив Эби за руку, я потащил ее к двери, стараясь двигаться бесшумно. Надо вызвать полицию, мелькнула в голове здравая мысль. Мы вышли в коридор. Шум шагов на лестнице заставил меня ускориться. Кто-то поднимался на второй этаж. Я затолкнул сестру в комнату Гектора, который тоже уже не спал, и в ужасе смотрел на нас. Паника не лучший друг в критических ситуациях, но у меня дрожали руки. Я не знал, что делать, и оставалось только надеяться, что отец сможет защитить нас. Никто не может так просто ворваться в дом полицейского. Наверняка наряд уже выехал. Нужно просто спрятаться и переждать. Я запер дверь спальни Гектора изнутри. И, достав из кармана мобильный, набрал 911. Соединение еще не установилось, когда дверь слетела с петель от удара ноги. Два огромных темнокожих незнакомца ворвались в комнату. Один схватил Гектора за шкирку, словно котенка, поднял с кровати и швырнув на пол. Второй выбил из моих рук телефон и раздавил, сверкнул яркими белками на фоне темного лица. Эби закричала, и тот, что стоял над рыдающим на полу Гектором, грубо схватил ее за волосы, дернув назад так сильно, что она упала прямо на брата.

– Что вы делаете! Они же дети! – инстинкт самосохранения не сработал, и я бросился на верзилу, поднявшего руку на Эби. Тот недолго думая ударил меня в лицо, и я отлетел назад, ударившись затылком о стену. Зашкаливающий адреналин не позволил почувствовать боль. Или бандит специально бил так, чтобы испугать, а не искалечить. Эби зарыдала в голос, умоляя отпустить нас, и второй бугай влепил ей пощечину, от которой ее голова дернулась в сторону. Она затихла, вздрагивая от немых рыданий, волосы растрепались, рассыпавшись по плечам. Эби подняла голову и посмотрела на меня полным отчаяния взглядом. Я увидел кровь на ее лице и от собственного бессилья и глухой ярости заскрипел зубами. Я мог дать им сдачи, мог попытаться защитить близнецов, но меня что-то останавливало. Внутренне чутье подсказывало, что сделаю только хуже, если мы будем сопротивляться.

– Тащим щенков вниз. Там разберемся, кто из них нужен Моргану, – рыкнул обидчик Эби. Он схватил ее за волосы, а Гектора за футболку на спине и поволок за собой. Второй резко рванул меня за олимпийку, заставив встать, и тут же мне в бок уперлось что-то холодное. Опустив глаза, я увидел дуло пистолета. Мое сердце пустилось в галоп, на спине выступил холодный пот. Да, мне было страшно, но этот страх был заряжен яростью, которую я впервые ощутил в себе в бешено зашкаливающей консистенции. Эби выглядела не старше десяти лет, совсем девочка. Маленькая, тоненькая. Что за звери способны поднять руку на ребенка?

– Сам пойдешь? – криво усмехнувшись, спросил тот, что держал пистолет у меня под боком, обнажив крупные неровные зубы. Мне хотелось плюнуть ему в лицо. Он был не намного выше меня, и пусть я уже в плечах и не такой мощный, но мне есть, что противопоставить его физической форме. Станет ли он стрелять? Зависит от полученного приказа. Если это грабители, то они уйдут, как только получат все, что им нужно. Воры же не стреляют в людей? Нет? – Или тебе помочь, парень?

Я коротко кивнул, сделав шаг вперед. Во рту пересохло, я тяжело сглотнул.

– Быстрее, сучонок, – рявкнул верзила, подтолкнув меня пистолетом в спину.

Я шел и смотрел перед собой. В голове не было ни одной мысли. Только стойкое ощущение нереальности, абсурдности происходящего. В нашем районе, славящимся своей безопасностью, такого просто не может происходить. Здесь не стреляют, не вламываются в дома, не грабят. Да, я знаю, что город печально известен высокими показателями преступности, но не здесь, не в моем районе. Мы живем на закрытой охраняемой улице. Вокруг стриженые газоны, аккуратные скромные домики, соседствующие с откровенно-шикарными коттеджами, в которых живут благопристойные американцы, одержимые утренним фитнесом. Как эти ублюдки просочились сюда незамеченными? Что им нужно?

Мой отец сержант полиции, снова и снова повторял себе я. Он посадил за решётку десятки таких отморозков, как тот, что тащил Эби за волосы. Она упиралась руками и ногами, всхлипывала от боли, хваталась руками за перила лестницы, ведущей в гостиную. Гектор подавленно молчал, он находился в шоке, практически не сопротивлялся. А я все ждал звука сирен полицейских машин или появления отца с пистолетом в руке. Я знаю, он бы смог уложить отморозков в два счета. И я тоже мог попытаться, но папа всегда говорил, что прежде чем начать махать кулаками, необходимо оценить ситуацию и всевозможные риски, а только потом уже выбирать тактику и действовать. Самая большая ошибка, по словам отца – недооценить врага и переоценить собственные силы.

Я выучил наизусть все его уроки. Отец учил меня драться; начал тренировать еще в раннем детстве и к семнадцати годам я овладел несколькими восточными боевыми искусствами. Заниматься было не в тягость, я не заставлял себя. Мне нравились наши тренировки. Они закаляли характер и силу воли, делали моё тело выносливым, крепким, подвижным. Но больше всего я ценил не то, что получал в итоге, а внимание отца; его уважение и похвалу, гордость, которая светилась в светлых глазах, когда он наблюдал мои успехи. Однако тогда я не понимал, почему отец выбрал именно меня для ежедневных выматывающих занятий в спортзале, который оборудовали мы с ним, вдвоем, своими руками. Гектора он даже не пытался тренировать, да и тот не особо рвался. Мысль о том, что отец готовил меня к чему-то или пытался защитить, никогда не приходила в голову. Я считал себя особенным, избранным… Я ошибался. Частично. Меня действительно избрали, но вовсе не для того чтобы я пошёл по стопам отца и стал полицейским, сражающимся с разгуливающей по улицам города преступностью.

Мне была уготована другая судьба. Лучше бы отец сказал правду в самом начале. Я бы не растерялся так сильно, когда этот день настал. День, когда все изменилось… Когда все мои представления о героизме, храбрости, отваге и справедливости рухнули в одночасье. Капитан Америка – кумир многих мальчишек по всему миру, существовал только на станицах комиксов, но для меня в мои пять, шесть, семь и даже десять лет он был настоящим. Я видел его каждый день, когда бежал навстречу возвращающему со службы отцу. И совсем другой – сверкал белозубой американкой улыбкой с экранов телевизором и обещал, что избавит этот мир от любой мерзости. Я не знал тогда, что мы находимся с ним по разные стороны. И мне никогда не суждено стать героем.

Но надежда, отравляющая и не убиваемая надежда заставляла видеть происходящее в искаженном свете. Пару минут. Надо потерпеть пару минут и все закончится. Эти люди перепутали адреса, они пришли не туда и не к тем. Как только ублюдки выяснят, что ворвались в дом к полицейскому, они уйдут, сбегут, поджав хвосты, но пощады не будет. Отец и его опергруппа найдут каждого и накажут по всей строгости закона.

А потом я услышал голос. Твёрдый, спокойный, в какой-то степени даже умиротворённый, но источающий ощутимую угрозу:

– Вот и детишки, Кеннет. А ты говорил, что вы вдвоем дома.

Я не мог рассмотреть говорящего. Обзор мне закрывала широкая, состоящая из горы мышц, спина афроамериканца, грубо тащившего за собой Эби и Гека. Чувствительность начала возвращаться и запульсировала болью с правой стороны лица. Какого хрена он называет отца Кеннетом, мелькнула запоздалая мысль. Его точно перепутали с кем-то другим. Это недоразумение. Ошибка. Я даже на долю секунды позволил себе расслабиться.

Эби и Гектора отпустили, грубо толкнув к стене, и приказав сидеть тихо и не подавать голоса, а я все еще чувствовал вжатое мне в спину обжигающе-ледяное дуло. Облегчение было не долгим. Все надежды на чудесное спасение рухнули, когда я увидел своего мужественного несокрушимого отца в наручниках. Его лицо было разбито и перекошено, под правым глазом образовалась синеющая гематома, с уголка губ и из носа сочилась кровь, обильно поливая серую рубашку. Он сидел на полу в центре комнаты, вытянув перед собой ноги. Прямо над ним возвышался еще один огромный верзила. Белый. Я только сейчас заметил, что все они были одеты в деловые костюмы, словно явились на переговоры. Это не были парни из гетто…

– Вот скажи мне, Кеннет, ты, правда, думал, что я тебя не найду? Или тебе так не терпелось прижать меня, что о семье ты беспокоился в последнюю очередь? – спросил все тот же голос.

Мой взгляд метнулся от отца к матери. Она, сгорбившись, сидела на стуле, напротив мужа. Лицом к лицу. Маму специально посадили так, чтобы папа видел, как ей больно и насколько страшно. Ее руки были зафиксированы сзади и перемотаны скотчем. Она безмолвно плакала, опустив голову.

– Мама, – сипло позвал я. Она услышала, вздрогнула, подняв голову, закусила губу. На ее лице не было следов побоев, только дорожки от слез. В зеленых глазах отразились боль и страх, страх за нас. Только за нас. Я знаю, что собственное спасение сейчас волновало ее меньше всего. Перед глазами всплыло давнее воспоминание о том, как увидел Эмму Спенсер впервые. Она была воплощение мечты об идеальной матери, а отец – вылитый Капитан Америка. Они стали моими героями и научили меня не бояться холода и темноты, они дали мне больше, чем дом и еду, они дали мне семью, любовь и ощущение безопасности, в которых я прожил последние двенадцать лет.

Я еще не знал, кто эти люди, решившие, что время мира подошло к концу, но осознание того, что ничто не останется прежним, постепенно укреплялось в моей голове. Я чувствовал, что стаю на краю пропасти, и вот-вот полечу вниз с огромной высоты.

– Семнадцать лет, Кеннет. Чертовски большой срок. Но ты недооценил мои связи. Мое пожизненное заключение закончилось раньше, чем ты предполагал, – хмыкнул мужчина, в расслабленной позе восседающий в кресле, привлекая к себе мое внимание. Я перевел на него взгляд и ощутил, как все внутренности сжались, парализовав мышцы. Не осталось никакой надежды на случайность или ошибку. Ублюдки пришли туда, куда хотели.

Я видел его… этим утром.

Возле моей школы. Я выходил из ворот, когда обратил внимание на чёрный Ягуар, возле которого стоял мужчина, сверлящий меня тяжелым взглядом. Я прошел мимо и направился к остановке, несколько раз обернувшись на высокого незнакомца в элегантном костюме глянцево-черного цвета. Небрежно прислонившись к капоту красивой и дорогой машины, мужчина неотрывно смотрел на меня. У него не было возраста. Он источал власть, роскошь и силу. Поджарое телосложение, ледяной взгляд и тяжелая подавляющая самоуверенность, от которой бросало в дрожь. Я почувствовал исходящую от незнакомца опасность уже тогда, и прыгнул в первый попавшийся автобус.

И вот он здесь. В том же безупречном костюме. С тем же пронизывающим до костей взглядом. Он не гангстер, не бандит. Он страшнее, опаснее. Это зверь, безжалостный убийца, замаскированный под цивилизованного человека, но пришел он сюда не договариваться и не вести деловые переговоры. Он пришел требовать и убивать.

И когда его синие глаза остановились на мне, меня охватило мрачное предчувствие, что появление этого человека и его головорезов как-то связано со мной. Я привел беду в свой дом. Я не знал, откуда взялась эта уверенность, но чем дольше я смотрел в приобретающие фиолетовый оттенок глаза мужчины, тем больше понимал, что мои предположения не плод охваченного паникой воображения.

– Ты не похож на мать, – неожиданно обратился ко мне «синеглазый» вкрадчивым, обманчиво-ласковым тоном. Я перевел взгляд на всхлипывающую маму, и он заметил. Лицо его потемнело, губы скривила грубая ухмылка. – Не на эту мать. Они же сказали тебе правду, Джером?

– Он знает, что мы не его биологические родители. Никто не скрывал от него этого, – подал голос отец. Огромный амбал в костюме ткнул дуло пистолета ему в висок.

– Молчать, пока тебя не спросили, – рявкнул он.

Я задержал дыхание, внутри полыхнула ярость. Дёрнувшись, я попытался вырваться, но получил ощутимый удар по ребрам. Не согнулся, выстоял, но боль на несколько секунд буквально подкосила и ослепила меня.

– Тише, Карлос. Пусть говорит. Мы так давно с тобой не беседовали, Кеннет. – продолжил незнакомец, подняв руку ладонью вперед в небрежном жесте, и тот, кого назвали Карлос, отступил на шаг в сторону. – Я вижу, что ты не рад меня видеть.

– Как тебе удалось выйти раньше срока? – спросил отец.

– Всегда есть варианты для того, кто ищет. Я заключил сделку с твоим бывшим боссом. Сдал ему несколько главарей банд, лютующих в Чикаго. Ты же не думал, что после моего ареста жизнь в твоем городе сразу изменится к лучшему? Кстати, мне понравился Сент-Луис. Хуже, чем Чикаго, меньше, но я оценил твой выбор. Неплохой город. Я намерен обосноваться здесь. К тому же я собираюсь вернуться в бизнес. Легальный бизнес. Не успеешь оглянуться, как мэр города начнет приглашать меня на свои семейные праздники. Тебя некому защитить тут, Кеннет.

– Ты не убьешь меня. Не посмеешь, – яростно прорычал отец. – Это будет означать войну. Все твои договорённости потеряют силу.

– Я и не собирался убивать тебя. Зачем? Я не для этого ждал долгих семнадцать лет. Ты не хочешь спросить меня, как я тебя нашел… и когда? – темно-синие глаза опасно сверкнули. Мужчина сжал подлокотники кресла, не сводя с отца торжествующего острого, как кинжал, взгляда. Хладнокровный ублюдок упивался ситуацией, получал удовольствие от каждого мгновения. Меня охватило отчаяние и безысходность. Сверху доносился грохот, и я понял, что там орудуют люди самоуверенного незнакомца, восседающего в кресле. Трое головорезов внизу, сколько на втором этаже неизвестно. Сопротивление бессмысленно. Это крах.

– Иди к черту, Кертис, – выплюнул отец. – Мне плевать. Отпусти детей и мою жену. Решим вопросы один на один. По-мужски. Они тут не причем.

– Считаешь меня идиотом? – ухмыльнулся «Кертис». Расслабленно откинулся назад, скользнув взглядом по разбросанным по гостиной вещам, перевёрнутой мебели и разбитой посуде на полу. – Они останутся. Это даже не обсуждается. Давай к делу. Ты знаешь, зачем я пришел?

– Я ничего тебе не должен! – сплюнув на пол сгусток крови, прохрипел отец. – Это была честная сделка. Дайана сдала мне тебя, я помог ей скрыться. Я не нарушал закон. Ты был виновен и получил заслуженное наказание. Зачем ты убил ее, Кертис? Она просто спасала свою жизнь. У нее не было другого выбора, и ты это прекрасно понимаешь.

– Я убил? – Кертис изумленно вскинул брови, наклонившись вперед. – Ты забываешь, что я сидел в тюрьме, когда Дайана погибла. Мы оба знаем, кому была выгодна ее смерть. Верни мне то, что она взяла, Кеннет. Я уверен, ты знаешь, что я имею в виду. – тон его голос изменился. В нем преобладали металлические нотки, означающие, что время переговоров подошло к концу.

– О чем ты говоришь? – отец вскинул голову, одним глазом (второй полностью заплыл) глядя на невозмутимого виновника творящегося сейчас беспредела.

– Дайана ушла не с пустыми руками. Пять миллионов долларов. Именно такая сумма была в исчезнувшем дипломате во время задержания, – чеканя каждое слово, ответил Кертис. – И кое-что еще.

– Это твои фантазии. Во время задержания, кроме изъятой партии наркотиков и личного оружия в конфискационном списке ничего не было, – яростно возразил отец, и я верил ему, в отличие от его оппонента.

– Деньги были, – настаивал Кертис. – Их взяла Дайана. И передала тебе. Она не могла вывезти из Штатов пять миллионов зеленых наличными. Я вычту из этой суммы пятьсот тысяч, ты все-таки воспитывал ее ублюдка.