Танцы на стеклах. Книга 2

– Ты чудесно выглядишь, Рания.

– Спасибо, Адам. Ты тоже, – краснея, робко отвечает она. До конца перелета мы не говорим друг другу не слова. Я погружаюсь в свои мысли, где ей нет места, а Рания смотрит прямо перед собой, практически не шевелясь. Я ощущаю исходящее от нее волнение и страх, но понимаю тщетность любых попыток с моей стороны утешить ее.

Все невесты боятся первой брачной ночи. Но Рания жила в Америке и Европе, она прекрасно знает, что ее ждет. Да и перед свадьбой ее должны были подробно проинструктировать мои замужние сестры. Я не испытывал ни малейшего волнения по этому поводу, но и предвкушения не было. Я просто знал, что у меня сегодня будет секс с девушкой, которая будет неподвижно лежать подо мной, кусая губы от боли.

Но все оказалось еще хуже, чем я представлял.

Остров оказался таким, каким мне его и описывали. Уединенный рай для двоих. Роскошная вилла на берегу, белоснежный песок и бескрайняя линия горизонта. Умиротворяющий шум океана, который сливался с черным звездным небом, соленый ветер, ароматы цветущих растений в воздухе и ощущение покоя, которое навалилось на меня вместе со смертельной усталостью.

Свадебные церемонии вымотали нас обоих, но осталась одна традиция, которую необходимо было совершить, чтобы наш брак состоялся в полном смысле этого слова. Нас никто не принуждал делать «это» сегодня. Мы могли бы оставить брачную ночь на завтра, но для Рании отсрочка лишь усилила бы агонию. К нашему приезду тщательно подготовились. Повсюду в высоких вазах стояли цветы, горели свечи, а в центре крытой террасы был накрыт стол.

Я с удовлетворением отметил, что среди напитков имеется бутылочка красного вина. Сухой закон Анмара не распространяется на райский уголок свободы посреди Тихого океана. Я пытался уговорить свою молодую жену выпить глоточек, чтобы расслабилась, но Рания категорически отказалась употреблять спиртное, и есть тоже не стала. Я очень старался быть милым и внимательным, но ее перепуганный вид начал меня потихоньку раздражать. Пить в одиночку я не привык, но пришлось смириться с тем, что эта пугливая пташка мой единственный собеседник на ближайшие семь дней. Унылая перспектива, если честно.

– Ты можешь поднятья в спальню. Я скоро приду, – произношу я, прикуривая сигарету, решив дать ей время подготовится к неизбежному и побыть наедине с собой. Рания послушно вскакивает, поспешно покидая меня с невероятной прытью изящной лани.

Я смотрю на темнеющий вдали океан, в котором отражается звездное небо, ощущая на лице свежий влажный воздух. Вдыхаю горький дым полной грудью, пытаясь унять ощущение тоски, которая не покидает меня с той минуты, как я надел на палец платиновый ободок.

Я думаю о многих вещах, которые в Америке никогда бы не пришли в мою голову. Иногда нужно отпустить себя, сложить оружие и просто прислушаться к сердцу, а потом отдать ему четкий приказ, заткнуть, заколотить гвоздями.

Я ненавижу Меланию Йонсен.

Ненавижу за то, что не могу не думать о ней.

Мое безумное наваждение, от которого нет лекарства, кроме нее самой.

И я больше не верю, что моя болезнь пройдет сама собой после длительного курса лечения.

Мне нужно встать, подняться наверх и лечь в постель с Ранией, которая теперь является моей женой перед Богом и людьми. Несколько бокалов вина не помогают мне почувствовать даже подобия влечения. Но я ощущаю себя лучше. В голове и теле разливается приятная легкость. В мыслях – туман.

Рания не спит, она прячется под покрывалом, не смотря на жару в комнате. Повсюду разбросаны лепестки роз. Я ободряюще улыбаюсь, закрывая за собой дверь. Включаю кондиционер, гашу яркий свет, оставляя приятный полумрак и двигаюсь к кровати, расстегивая рубашку. С каждым моим шагом ее глаза становятся все больше. Мне казалось, что я нравлюсь ей, так откуда столько страха?

– Тебе не будет приятно, Рания, но я постараюсь не причинить тебе много боли, – тихо произношу я, мягким, ласковым голосом. Снимаю одежду и ложусь в постель. Я сначала просто лежу рядом, не касаясь ее, позволяя привыкнуть к теплу моего тела рядом.

Рания дрожит, но, конечно, не от страсти. Я поворачиваюсь к ней, и очень осторожно освобождаю ее от красивой кружевной комбинации, ласкаю прохладную кожу едва заметными касаниям. Она слишком напряжена, и когда я пытаюсь поцеловать ее, зажимается еще сильнее.

– Постарайся расслабиться, я не изверг, Ран, – нежно касаясь ее щеки, заглядываю в полные панического страха глаза. – Ты знаешь, мы можем перенести брачную ночь на завтра.

– Нет, – Рания отрицательно качает головой, и кажется такой уязвимой и хрупкой в этот момент, что хочется просто обнять ее и поцеловать в макушку. – Извини, Адам. Я очень сильно разволновалась.

– Я знаю, – мягко киваю я.

– Я постараюсь не разочаровать тебя, Адам.

– Это невозможно. Ты очень красивая. Ты моя жена и мать моих будущих детей. Отныне мы навсегда связаны друг с другом. Я обещаю, что всегда буду уважать тебя, – серьезным тоном произношу слова и обещания, что должен сказать сейчас. В эту минуту.

– Спасибо. И я тоже буду уважать и слушаться тебя, Адам.

Рания нервно улыбается, приоткрывая губы, когда я снова целую ее. Этот поцелуй меня не заводит. Он пустой и холодный. Черт возьми… Я должен быть терпимее и дать ей еще немного времени.

– Сделай это быстро… Пожалуйста, – неожиданно просит меня слабый жалобный голос Рании, когда я ласкаю ее грудь. Внутри меня по непонятным причинам вспыхивает злость.

Неправильно так думать, но меня раздражает Рания, ее пассивность и страх. Я спал с девственницами, и не раз. И не два. Конечно, они не кричали в экстазе, умоляя трахать их сильнее и глубже, но и не тряслись, словно перед выходом на эшафот. Глядя в черные глаза своей жены, я понимаю бесполезность любых ласк и действий с моей стороны. Ей мешает что-то еще, что-то, кроме ее девственности.

Я просто должен закончить ее мучения.

Физиология мужчин устроена проще, чем у женщин, и даже если я мысленно не хочу Ранию, вид ее обнаженного тела вызывает во мне всплеск возбуждения. Ее желание сделать все быстро – исполнить будет легко. Тем более, я сам не хочу растягивать унылое действо дольше, чем мне понадобится на то, чтобы кончить.

Я раздвигаю ее ноги, наваливаясь сверху. Ее тело мягкое и нежное, но не пробуждает во мне безумия и жажды обладания.

– Обними меня, – произношу я. Рания послушно выполняет мое желание. Ее руки все еще ледяные и дрожат.

– Уверена, что не хочешь подождать до завтра? – снова спрашиваю я. Ран отрицательно мотает головой, отчаянно глядя на меня.

С ее губ срывается вопль боли, когда я проникаю в нее впервые. Очень туго, сухо и узко. И ни хрена не круто быть первым. Но, если бы Рания была бы с кем-то до меня, ее по закону ждал бы суд, потом тюрьма или публичная порка. Или даже казнь. Но только в том случае, если бы я заявил о том, что она не девственница. И я мог бы развестись с ней или подвергнуть наказанию, вплоть до заключения в комнате до конца жизни. Наши законы немилосердны к женщинам. Они созданы для мужчин, и для того, чтобы мы могли управлять своими женами так, как нам будет угодно.

Я толкаюсь снова, и Рания опять кричит на всю спальню. Б…ь. Что за принцесса такая? Она вопит и плачет, впиваясь ногтями в мои плечи, раздирая кожу в кровь. Обычно шлюхи подо мной делают тоже самое в порыве страсти, а Рании по-настоящему больно. Я довожу дело до конца за несколько минут, чтобы не растягивать ее страдания. Никакого удовольствия, всего лишь физиологическое завершение полового акта. Она жалобно всхлипывает, когда я скатываюсь нее. Прижимает колени к груди обнимая их руками. Опускаю взгляд на простыни, которые пропитаны кровью, словно на них кого-то резали. Никогда не видел столько крови при лишении девственности. Я даже немого теряюсь. Осторожно касаюсь ее вздрагивающего плеча.

– Прости, Ран, в первый раз иначе не бывает, – мягко произношу я.

– Я не думала, что так больно, – всхлипывает Рания, не глядя на меня.

– Я отнесу тебя в ванную комнату, потом поменяю простыни. Ты позволишь мне помочь тебе?

– Да… – поднимая голову, девушка смотрит на меня огромными влажными глазами. – Спасибо, Адам.

Когда через полчаса Рания засыпает на свежих простынях, укутанная с головы до ног одеялом, я снова выхожу на террасу, чтобы выкурить сигарету.

Внутри звенит пустота, а все тело охвачено слабостью. Мне не хочется двигаться, и я просто сижу на стуле, глядя перед собой, выкуривая одну сигарету за другой. Я не думаю, не чувствую, а просто существую.

Или нет. Или не здесь…

Некоторые ощущения сложно описать словами. Их как будто бы и нет, но, в то же время, они выворачивают твою душу, врезаясь острыми осколками прямо в сердце.

Сегодня, лишая свою жену невинности, впервые за последние два года не увидел перед собой лицо другой девушки, но дело не в том, что они совершенно разной внешности, и не в том, что предательство Мэл отвернуло меня от нее. И даже не в том, что, получив свое, я избавился от наваждения…

Просто теперь я точно знаю, что с Меланией Йонсен никто не сравнится. Я могу придумывать новые причины для ревности, я могу уничтожить ее, стереть с лица земли, поставить на колени, сделать своей рабыней, но это ни черта не изменит. Она никогда не станет прежней после меня, но и я… я тоже, никогда не стану прежним после нее.

Однако все это лирика, романтический бред для дураков и слюнтяев, а я не из тех парней, которые признают поражение. Если придется, я вырежу из груди свое гребаное сердце, но не позволю ей управлять мной.

Глава 4

Это было словно падение в бездну с края земли. Словно у земли вдруг образовался край.

    Джон Фаулз. Коллекционер

Мелания

Я смотрела на очередной закат, когда меня одолело нехорошее предчувствие. Сердце бешено колотилось с самого утра, потому что я знала, чего ожидать. Весь день я пыталась предугадать поступки Джареда и спланировать свое поведение. Как только я услышала, как замок по ту сторону двери открылся, тут же опустилась на пол, обхватив колени руками. Так я чувствовала себя защищенной. Затаив дыхание, я стала ждать его…