Красный рассвет. Иноходец

Лохматый мажор за штурвалом яхты волну заметил. Отреагировал мгновенно – набравшая скорость и летевшая в мою сторону яхта резко накренилась в повороте. При этом девушки на носу завизжали: лежащая поскользила, неуклюже извернувшись и схватившись за крышку люка, вторая блондинка упала на палубу.

Третьей, пьяной черноволосой красотке, не повезло больше всех. Она, обернувшись в сторону волны, не удержала равновесие: девушка стояла боком, держась за натянутые леера одной рукой, второй так и прижимая бюстгальтер к груди. Во время крутого разворота она невольно навалилась на натянутые стропы лееров, высотой едва доходящие ей до середины бедер, и через мгновение только длинные ноги выше головы мелькнули. Краткий миг падения и, подняв столб брызг, красотка исчезла под водой. Плавать умеет, надеюсь… ну да, держится вроде.

Серебристая яхта, не снижая скорости, продолжала разворот. Им подбирать эту вывалившуюся пьяную дуру, а мне пора бы уже спасать свою жизнь – меняя курс, я повернул к надвигающейся волне и вывесился за борт, набирая скорость. И почти сразу громко выругался – серебристая яхта развернулась и полетела в сторону берега, оставив позади барахтающуюся в воде девушку. Подбирать ее они, похоже, даже не собирались.

Вернее, лохматый не собирался – я услышал отголоски криков, заметил прыгающую у рубки блондинку, явно привлекающую внимание к выпавшей за борт. Но яхта скорость не сбавляла, так и летя стремительно к далекому берегу.

Вопрос только – зачем? Огромную волну лучше попробовать преодолеть на открытой воде, до того момента как начнет появляться заворачивающийся гребень. Попробовать убежать от надвигающегося цунами и найти укрытие на берегу… спорное решение, мягко говоря. Если бы я был за рулем скоростной серебристой яхты, я бы тогда уж под защиту острова лучше двинул, пробуя его обойти.

Все эти мысли у меня промелькнули за считанные мгновения. Проводив взглядом удаляющуюся в сторону берега серебристую лайбу и высказавшись в духе министра иностранных дел Российской Федерации другого мира, я повернул руль, направляясь к барахтающейся темноволосой дуре.

В отличие от того лохматого существа, которое сейчас за рулем скоростной яхты, я как-то не могу пересилить себя и просто бросить человека на смерть. Пусть даже этот человек в меня бутылкой шампанского недавно кинул с оскорбительными криками, а сам я сейчас из-за этого пьяного тела рискую жизнью.

Теоретически я знал, что на швертботе и спортивной яхте можно тормозить, если быстрым движением повернуть руль до упора, резко поставив его плавник перпендикулярно ходу движения. На спортивной яхте – с экипажем из четырех человек, давным-давно во время тренировок сколько ни пробовал, у меня так ни разу не получилось. Тогда я был юн и мне не хватало уверенной резкости движений – яхта не тормозила, а всегда начинала круто поворачивать. Сейчас же, к удивлению, у меня получилось: плавник руля встал поперек хода движения, а яхта сразу же снизила скорость, словно педаль тормоза вжал. Парус заполоскало на ветру, а я протянул руку барахтающейся девушке.

– Быстрее!

Глаза у нее и так огромные, а сейчас от ужаса и вовсе как блюдца стали. В несколько гребков она оказалась рядом, попыталась забраться на борт. Ладони заскользили по гладкому пластику корпуса, зацепиться и самой забраться внутрь у девушки не получалось. Я, недолго думая (да вообще почти не думая), подхватил ее одной рукой подмышкой, второй взялся за шикарные волосы и одним движением выдернул из воды как морковку из грядки.

Пронзительный крик боли полетел над водой. Мало того, что ей наверняка голову болью ожгло (дергал я ее со всем сочувствием), так она, вылетая из воды, еще и коленом о кромку борта ударилась. Очень больно, не спорю. Но как-то перед лицом надвигающейся смерти высотой с десятиэтажный дом, как мне кажется, это не очень существенно.

Воющая от боли черноволосая красавица сжалась в углублении кокпита, поджав ноги к груди. Я на нее почти не смотрел – внимательно наблюдая, как неотвратимо приближается высокая волна. Небольшая лодка сейчас показалась малюсенькой белой щепкой перед столь пугающе огромной массой воды – ну точно этажей восемь-десять, если с домом сравнивать.

Я, конечно, удивлялся, но время не терял – уже подобрал поймавший ветер парус и висел за бортом, откренивая лодку. Набирая скорость, я работал корпусом и шкотом с такой отдачей, как, наверное, не работают спортсмены в медальной гонке олимпийских игр. У них на кону медали, а у меня вероятность того, что если не успею забраться на волну, то окажусь в мясорубке падающего гребня.

Если бы ветер продолжал дуть с юга, к берегу – как в тот момент, когда я выходил в море, у меня бы ничего не вышло: высокая волна закрыла бы от меня ветер и лодка потеряла скорость и управление. Но ветер сейчас дул вдоль надвигающейся огромной волны, причем ветер хороший, свежий. Так что сейчас, едва не зарываясь острым носом в воду, мой лазер уже оказался у подошвы волны и поднимался по крутому склону все выше и выше.

Мы шли вверх под все увеличивающимся углом. Выловленная из моря неожиданная попутчица, которая билась в истерике от страха и боли, начала понемногу сползать вниз, наваливаясь на мои ноги.

В одной руке у меня была палка удлинителя руля; в другой веревка шкота, который я использовал для удержания паруса в нужном положении. Сам я далеко за бортом, и в лодке у меня сейчас только ноги, которыми я цепляюсь за натянутый под моим весом ремень откренивания. И мне неожиданную спутницу не пнуть даже, приводя в чувство.

Пришлось кричать. Используя несколько экспрессивных выражений, я добился того, чтобы подобранная невоспитанная красавица озаботилась сохранением устойчивого положения. После этого я снова закричал, уже без использования волшебства резких побудительных выражений:

– Держись, дура, или упадешь! За оттяжки возьмись, вон веревки синяя и зеленая!

Послушалась, хотя не сразу. Ах вот оно что, в чем причина – похоже, когда она падала за борт, у нее бюстгальтер улетел. Поэтому и сползала потихоньку, потому что грудь руками закрывала.

Да, мне вот сейчас делать больше нечего, как ее сиськи рассматривать. Хотя посмотреть есть на что – поинтереснее, чем у Меган Фокс и до, и после пластики, мимолетно отметил я.

Невоспитанная красавица, кроме всего прочего, была хорошо пьяна. Меня она послушалась, но при этом послушалась не до конца: схватилась совсем не за те веревки. Не за жестко закрепленные в стопорах оттяжки, а взялась за резинку держателя на шверте. Картина, как она вместе с вытянутым из корпуса лодки швертом вылетает из вставшей сейчас на дыбы лодки и улетает вниз, у меня как вживую появилась.

– Нет-нет-нет! – снова заорал я. – Синяя и зеленая веревки! Да-да, за эти! И держись!

Послушалась. И, кстати, замолчав было, она снова подала голос. Только если недавно девушка кричала от боли, сейчас завизжала от страха – когда обернулась и посмотрела вниз. Ну, в принципе, будь я здесь один, я бы тоже может покричал, хотя бы из азарта – лодка уже близка к вершине волны, смотреть сейчас вниз точно занятие для слабонервных.

Сам я к слабонервным не отношусь, но вниз все равно не смотрел, а смотрел вперед, на приближающуюся вершину волны. А вот пьяная полуголая попутчица, скорчившаяся в небольшом углублении кокпита и схватившаяся за пару веревок, смотрела вниз как зачарованная. Зря – находясь в маленькой лодочке на высоте пяти-семи этажей, без страховки, это очень страшно. Как будто сел на спокойный аттракцион, а тебя вдруг понесло далеко-далеко вверх в самое небо и безо всякой страховки.

Под громкий визг девушки мы перевалили через огромную волну и устремились вниз, словно по горному склону; гора только водяная. Скорость выросла невероятно – лодка летела, оставляя за собой белый пенящийся след. Травить парус я даже и не думал – к нам приближался второй вал волны. Пониже первого, но, если его завернет в гребень и меня начнет там перемалывать, думаю, это утешением совсем не станет.

Когда мы спустились с первого вала и оказались перед вторым, находясь в самой нижней точке, я вспомнил картины, как Моисей переводил евреев через Красное море. Когда оно расступилось, и процессия шла между двух водяных стен – вот примерно так я себя сейчас и почувствовал, между двух огромных водяных валов. Только земли под ногами не было.

Вторую волну мы преодолели легче, чем первую. Нет, я все также висел на откреночном ремне, стараясь поймать побольше ветра и не дать лодке перевернуться, но происходило все чуть-чуть спокойнее. Все же во второй раз уже понятно, что это можно сделать; да и подниматься вверх уже было не так круто и далеко.

Третьего вала не последовало, мы просто преодолели несколько остаточных и относительно невысоких (после увиденного) волн. После этого я сел на борт и отпустил шкот, поставив лодку в дрейф против ветра. Парус сразу заполоскало, затрепало с громкими хлопками. Я выдохнул и посмотрел на руку, выставив ладонь перед собой.

Не дрожит, надо же.

Съежившаяся в углублении кокпита в позе эмбриона попутчица попыталась что-то мне сказать, но я из-за хлопков паруса ее не услышал. Сильно все же дует – ветер уже не просто посвежел, а серьезно крепчает. В прогнозе такого буйства не было – до вечера обещали три-пять метров в секунду, с усилениями до семи. Но сейчас поддувает очень прилично и явно больше, хороший такой крепкий порывистый ветер. Вот сейчас как бы и не на десятку дунуло – парус вообще хлопает непрерывно, ветер его треплет как Тузик грелку.

Громкие хлопки паруса заглушили голос неожиданной попутчицы, но не смогли заглушить иные звуки. И я сейчас обернулся на далекий остров и молча смотрел на сухогруз. Огромная махина корабля, который совсем недавно был довольно далеко, вместе со второй волной оказался выброшен на берег. Скрипящую сминаемым металлом тушу корабля перевернуло и только сейчас он замер, словно выброшенный на берег Левиафан.

Вдруг ощутил касание за локоть. Надо же, выловленная попутчица в себя от страха пришла. Пока я смотрел на погибший сухогруз, девушка выбралась из углубления кокпита, где до этого лежала скрючившись, упакованная как кошка в банку. Села на борт напротив, одной рукой прикрывая грудь, второй тронула меня еще раз и что-то сказала. Негромко, я опять не услышал.

У меня возник соблазн зеркально вернуть ей запомнившуюся фразу из самолета, с упоминанием испанского имени Хулио. Но я пусть и не отличаюсь тактом и приличным воспитанием, все же не такое хамло, как она, поэтому сдержался. Просто посмотрел в глаза и вопросительно дернул подбородком. Пьяная красотка снова что-то спросила, я снова из-за хлопков трепещущего под ветром паруса не понял и показал на ухо.

– Не слышу!

– Ты можешь мне одежду дать? – громче переспросила девушка.

Я еще сильнее удивился.

– Тебя хоть кто-нибудь воспитывал вообще? – вопросом на вопрос ответил я.

Черноволосая красавица мой вопрос даже не поняла.

– Ты хоть одно волшебное слово знаешь? – задал я еще один вопрос.

Судя по взгляду, смысл поняла. И даже показала, что знает волшебные слова:

– Дай мне что-нибудь на себя одеть, пожалуйста!

Одеть – аж слух резануло. Надеть одежду, одеть Надежду – ну это же просто!

– Спасибо, Максим, что ты спас меня, рискуя жизнью! – громко сказал я девушке.

Попутчица даже вздрогнула. Похоже, мысль поблагодарить меня ей даже близко не приходила. Вот ведь – ни школа, ни родители элементарному не научили, приходится мне за них все делать.

«Причем безвозмездно, то есть даром», – с интонацией совы и мультика про Винни-Пуха подсказал мне внутренний голос.

Спасенная невоспитанная красавица на меня словно новым взглядом посмотрела. Опьянение, несомненно приличное, у нее уже улетучивалось, взгляд терял маслянистый блеск. Но вообще обстановка соответствующая, организм мобилизуется – если встретить вал цунами в море на небольшой лодке, бодрит весьма и весьма, гарантирую это.

– Спасибо, Максим! – раздельно произнесла темноволосая красавица.

– Пожалуйста, – преувеличенно вежливо ответил я.

Скинул страховочный жилет, бросив его в углубление кокпита и прижав ногой, потянул с себя гидрофутболку. Тонкая ткань плотно облегала тело, так что снял я ее, вывернув наизнанку. Вывернул обратно, встряхнул и отдал девушке. Она, стараясь повернуться ко мне спиной, попыталась надеть плотную футболку.

Мокрая ткань слушалась плохо, девушка запуталась и едва не выпала за борт в попытке и удержать равновесие, и одновременно грудь от меня прикрыть. Нет, грудь, конечно, стоит внимания, но не понимаю, зачем так активно ее закрывать – я уже и так рассмотрел вроде бы все-все-все с самых разных ракурсов.