Три cезона

Три cезона
Алекс Эсмонт

Главный герой оканчивает курс в военном вузе и попадает в криминальную историю. О блестящих перспективах приходиться забыть. Отныне он вынужден устраивать свою карьеру, зачастую не брезгуя ни средствами, ни связями. Кроме того, мысль о том, что кто-то из прежних друзей подставил его, не дает покоя, принуждая молодого человека к поиску виновного. Он хочет разобраться в подоплеке того темного происшествия, найти глубинный смысл и тайного оппонента. Однако «ссылка» в маленький городок отодвигает планы. Рядом с ним по ходу действия появляются довольно специфичные для российской провинции персонажи. В конечном итоге он находит «виновного», что еще сильнее разочаровывает его в прежних идеалах и в самой жизни. Содержит нецензурную брань.

Пролог

«Наш университет – одно из старейших учебных заведений России. Он перешагнул вековой рубеж не только в календаре, но и в собственной истории. Несмотря на это, умело сочетает традиции и новаторство. Штат укомплектован опытными преподавателями и молодыми сотрудниками, будущей элитой военной науки, выращенной в его недрах, – о чем я не без гордости могу здесь сообщить…

Мы предлагаем лучшие условия и перспективы. Всем известны наши уникальные разработки, индивидуальный подход, быстрое освоение званий… знаний… – оратор запнулся и слегка порозовел. – Выпускники вуза востребованы в различных структурах, отвечающих за безопасность страны… Мы занимаем видное место, мы на слуху, поэтому рады приветствовать вас в наших стенах, и открыть, так сказать, новый сезон… »

Это выдержка из речи ректора военного вуза…, выступавшего перед слушателями и абитуриентами на дне открытых дверей в сентябре 200… году. Нельзя сказать, чтобы она была пророческой, но, возможно, дала толчок и вложила «идею» в головы, в какой-то степени став поворотной для судеб некоторых университетских педагогов и их учеников, уже весной следующего года оказавшихся «на слуху» не только городском, но и общефедеральном.

В начале октября появилось предположение, что после достопамятной речи университетом заинтересовались не только (и не столько) будущие абитуриенты, но и вполне сформировавшиеся личности из структур, также отвечающих за безопасность государства. В конце месяца оно оформилось в полноценную новость, пришедшую (или лучше сказать – спущенную сверху) по официальным каналам в виде приказа за номером …07, «о проведении проверки эффективности … и т.д. и т.п. ». Впрочем, разного рода проверкам периодически подвергались многие вузы. Может статься, пришел черед и этого, но кое-кто уже тогда увидел в происходящем злой умысел…

В итоге, вместо обычной рутинной работы, преподаватели и руководство занялись подготовкой к приему комиссии: бумажной волокитой, генеральной уборкой, зачисткой документации, умыванием рук и затиранием конкурентов. В таких чрезвычайных условиях один из сотрудников университета (из тех, о которых упоминал в своей речи ректор), выращенный в его недрах и действительно подававший большие надежды в научном мире, выпускал свой первый, и как потом выяснилось, последний курс.

Шел пятый год обучения, многие курсанты оказались достойными последователями блестящего педагога. Об их перспективах говорили с нескрываемой дрожью (зависти) в голосе. Хотя, надо заметить, перспективы связывали не только с личными качествами молодых людей. Но Куратор взвода ВО…группы 99… мог быть доволен, и вполне был, до событий, начавших происходить, по удивительному совпадению, почти одновременно с появлением в вузе долгожданной комиссии.

Правильный курс

(время воспоминаний)

Весенние обострения

В апреле следующего 200.. г. на кафедре … военного университета, да и во всем учебном заведении царила атмосфера напряженного ожидания. Ждали неприятностей. Собственно, они уже случились без малого два месяца назад, однако многие предвидели и большие…

Из высших сфер военного ведомства была прислана комиссия, и весь преподавательский состав, учебный процесс и даже распорядок вуза подвергся жесточайшему разбору. Негативные оценки и отзывы были слышны еще на подступах к заведению. Чего же было ждать после того, как профессиональные «критики» переступили сам его порог.

Анатолий Васильевич Опарин, перспективнейший и молодой еще преподаватель, к тридцати пяти годам уже получивший кафедру вместе с чином майора, сидел в аудитории третьего этажа и мрачно разглядывал своих подопечных. Последний курс (и для него, возможно, тоже) – выпускники этого года, в количестве двадцати с лишком человек, располагались за столами, как на витрине. Знакомая за много лет атмосфера гипнотического полудрема воцарилась в кабинете с полчаса назад. Он и сам чувствовал, что засыпает. В другой раз офицер быстро положил бы конец сонной одури курсантов, но сегодня перед ними выступал другой оратор.

Профессор чужеродного учебного заведения, засланный вместе с «ревизорами» принимать выпускные экзамены (т.к. составу этого вуза отныне не доверяли), скрипел не хуже новых кирзовых сапог, вновь выпущенных недавно известной в Москве дизайнерской маркой.

Почему, собственно, весь гнев высшего руководства пал на педагогов, многим из них до сих пор не было ясно. Ведь скандал разразился в связи с «деятельностью» студентов, к тому же в не учебное время… Однако, отвечать, похоже, предстояло наставникам. Людям с погонами и без. Число последних, кстати, могло сильно увеличиться по завершению проверки…

Куратор вяло размышлял сейчас на эту тему, хотя являлся одним из главных «ответчиков». А среди сидевших напротив него курсантов находились активные участники и, по некоторым сведениям, зачинщики безобразий, произошедших в конце февраля- начале марта.

Анатолий Васильевич с трудом развернул затекшую шею к окну. За ним блестело солнце, и весь снег уже недели две как сошел с земли, обнаружив под собой залежи хлама. Первокурсники убирали его, стуча лопатами и перекликаясь в университетском дворике.

Тогда же, 20-го февраля, за стеклами порхали снежинки. Стоял легкий морозец, хотя очередной циклон с Балтики, предвестник весны, был на подходе…

Куратор старался вспомнить, с чего же все началось. Воспоминания возникали постепенно, отодвигая от него реальность: кабинет, курсантов, занудного профессора, сотрясающего воздух. В какой-то момент сама атмосфера начала колебаться ему в такт, будто загустев, и вот события недавнего прошлого отчетливо предстали вновь…

Он убеждал тогда свой взвод пойти на какой-то патриотический фильм, приуроченный кинематографистами по традиции (и в надеже получить большую прибыль) к 23-му февраля, профессиональному празднику военных. Это было мучительно и, главное, бесперспективно, он знал заранее, но обязан был довести до сведения и успешно прорекламировать шедевр. Перед ним лежала краткая онатация к премьере. Педагог прочитал ее про себя два раза, и все же находился в затруднении…

– На днях состоится культурный выход… Культурный – предупреждаю сразу…

– Только не надо нас пугать! – послышалось с задних рядов.

– Идут на эпическую ленту о героях войны 12-года…– он полистал бумаги, выданные ему проректором по воспитательной работе, – Прошу прощения – 14-го года, или 45-го?! – Куратор вопросительно взглянул на своего коллегу, принесшего листки, – тот отрицательно покачал головой, не дав однозначного ответа.

– Нашей эры?! – выкрикнул кто-то из левого угла.

Педагог сурово посмотрел на всех:

– Создатели обещают ни с чем не сравнимое зрелище. Масштабные съемки… спецэффекты… Кто сам желает посмотреть?

Тишина мгновенно восстановилась в кабинете.

– Мне нужно десять добровольцев, потом пойду по списку!– сообщил Куратор. (Гул недовольства со всех сторон). – Максим! – обратился педагог к одному из любимцев, кудрявому (что было заметно, несмотря на короткие волосы) молодому человеку за третьим столом. – Ты не хочешь пойти?

– По списку?!

– Посмотреть фильм!!– отчеканил Анатолий Васильевич.

– А вы – хотите? – удивился Максим. – Это ведь вечерний сеанс? – уточнил вдруг парень.

– Полагаю – да! – пожал плечами педагог.

– А я в девять уже спать ложусь…

– Артем, а ты?

– А я – нет!

– Фильм смотреть будешь? – Куратор начал выходить из себя, что всегда случалось, когда ему приходилось исполнять общественные поручения. Неожиданно раздался стук, и в кабинет ворвалась маленькая пухлая женщина, преподаватель иностранного языка.

– Сидите, сидите! – радостно помахала она рукой коллеге, который и не собирался вставать. – К нам только что прибыла новая техника: кое-какая мебель, компьютеры. Старшие курсы призываются на разгрузку… – женщина хихикнула. – Я должна взять у вас троих человек… – жеманная улыбка осветила круглое лицо.

– Выбирайте! – предложил ей Опарин, испытав душевное разочарование от небольшой цифры «призывников». Но дама подошла к делу со всей щепетильностью. Отобрав целых десять минут от учебного времени и пятерых из предполагаемого мысленного списка Куратора, она еще раз махнула на прощанье ладошкой, и скрылась в дверях, оставив после себя стойкие цитрусовые «нотки». К слову, именно эти счастливцы, попав под ее «иностранное» обаяние и влияние, впоследствии оказались единственными, кто избежал неприятностей, обрушившихся на взвод.

– Хорошо! – встал педагог из-за стола, с удовольствием потирая ладони. – Пятеро ушли в минус. Восемь едут на выходные к родственникам за город, поэтому освобождены от иных увеселительных поездок. Остальные присутствующие проведут этот вечер со мной… – он не менее ехидно осмотрел зал. Вверх снова взметнулась рука. – В кинотеатре! – педагог поспешил снять любые вопросы. – Как все отлично сложилось! И список не нужен! Там мягкие кресла, там темно, тепло и можно отлично отоспаться! – он потрепал ладонью по плечу кудрявого курсанта, наслаждаясь его вытянувшимся лицом. Анатолий Васильевич еще не знал, насколько ошибался в своих предположениях.

Сам Куратор идти отнюдь не собирался. Несмотря на заманчиво расписанные перед курсантами перспективы зрелищного просмотра в его компании, он давно сочинил предлог, чтобы отделаться от обязательств.

Выйдя из аудитории, педагог быстро спустился по лестнице на нижний этаж. В проеме, от которого начинался длинный коридор, заканчивавшийся кабинетом ректора, стояла небольшая группа людей. Три офицера и та самая преподавательница иностранного. Она едва доставала собеседникам до плеч своим золотистым начесом, издали напоминавшем поседевшую шапку шотландских гвардейцев, однако ни коим образом не робела в их присутствии. На стоящей колом, почти горизонтально полу, груди радужными красками переливалось очередное ожерелье. «Гора самоцветов» – было давно прикрепившимся к ней прозвищем, ходившим среди мужской части коллектива. Авторство, как и большинства других «кличек», приписывалось Куратору, что он, впрочем, никогда не подтверждал, несмотря на очевидный успех.

Неизвестно, знала ли сама «мишень» его острого языка об этом, но стилю не изменяла. Сейчас она приятно розовела и, оживившись, стреляла глазами то в одного, то в другого собеседника. Два офицера очаровательно улыбались в ответ. И только проректор по воспитательной работе Платон Ливнев, застывший напротив, в некотором отдалении, был как всегда чем-то недоволен. Его ноздри расширялись и подрагивали не от окутавшего всех запаха «сочного мандарина», исходившего из центра этой компании. Он явно не испытывал теплых чувств к преподавателю иностранного языка. По мере того, как розовели щеки, лоб и даже напудренный нос чаровницы, проректор бледнел и меркнул. Как будто все краски, высасываясь из него, перетекали в яркую даму.

– Вы жалуетесь, что весной студенты становятся невыносимы?– говорил один из ее визави.

– Особенно невыносимы! – поправила она. – Наверняка, всему виной перепады температуры, организм перестраивается. Ну и естественные процессы никто не отменял. Вчера, к примеру, они пролежали на столах почти всю лекцию…

– Они лежат на «столах» постоянно, и не только весной!– заметил другой педагог.

– Особенно на иностранном языке! – вставил начальник по воспитательной работе, сверкнув окулярами, делавшими его похожим на интеллигентного маньяка.

– Что вы этим хотите сказать? – возмутилась малышка, – она перешла из педвуза, что ей часто ставили в упрек.

– Вам не хватает строгости. – мягко заметил второй педагог. – Не забывайте, что это не дети, а курсанты и будущие офицеры! – он улыбнулся, и дама моментально раскраснелась в ответ.