Черный клан

Глаз был чисто змеиный. Глазное яблоко – налитое кровью, покрытое красной сеткой мелких сосудов. Золотисто-зеленая радужка – ядовитого, абсолютно шизового оттенка. И черный узкий зрачок – словно глаз треснул пополам.

Для проверки выключил свет – так и есть. Глаз тут же засветился ярко-желтым светом. Так вот кто смотрел на меня из-за окна…

«А что? – мужественно сказал я себе, пытаясь не поддаваться панике. – Даже по-своему прикольно! Ни у кого нет такого глаза, а у меня есть! Буду теток в отделе пугать!»

Но радости почему-то не испытал.

Нет, на своем месте – на морде какой-нибудь ящерицы – глаз, может, смотрелся бы и неплохо. Но не на человеческом же лице!

Откуда он взялся? Почему? За что мне это?

Что мне с ним делать?

Как с этим жить?!

Я вышел из ванной, вернулся в кухню, подошел к окну и зажмурился крепко, до слез.

Чувствовал я себя как в анекдоте про заблудившегося туриста, который разбудил от спячки медведя.

«– Зачем орал?

– Да хотел, чтобы меня кто-нибудь услышал!

– Ну, я услышал. Легче тебе стало?»

Сердце колотилось так, что стук отдавался в ушах. Я прижался лбом к холодному стеклу северного окна и уставился туда, где сейчас раскинулись сияющие новостройки, а раньше была только бездонная темнота.

Глава 7

Попытка разобраться

На следующий день, едва проснувшись, я первым делом кинулся к зеркалу – смотреть, не прошло ли само.

Ничего подобного. Стало хуже. Гораздо хуже.

Глаз был на месте – все такой же злобный, змеиный, ядовито-желтый. Красных прожилок стало поменьше. Зато кожа вокруг глаза стала твердой и шершавой, как панцирь краба, – трогаешь пальцем, и чувствуется покалывание. Внешне было не очень заметно. Пока. Я уже чувствовал, что процесс пошел, и добром он не кончится.

Вчерашний панический ужас остался в прошлом, сменившись полнейшей растерянностью. Что с этим делать? Пока все не зашло слишком далеко, надо срочно что-то предпринять… но что? Сам я эту проблему определенно решить не могу, тут нужен специалист…

«Сходить к врачу?» – подумал я и горько усмехнулся. К какому еще врачу? К окулисту?

Да любой окулист только разведет руками – в лучшем случае…

Может, сразу предложить себя в Кунсткамеру в качестве экспоната? А лучше продать. Заодно и денег подзаработаю…

И тут я кое-что вспомнил. Кирилл! У меня же есть старый друг – без пяти минут врач. Он уже выучился и сейчас проходил практику в больнице, вот только его специализацию я так и не вспомнил. Кажется, терапевт…

Я с энтузиазмом принялся искать его номер в списке контактов. Внутренний голос назойливо зудел, что радоваться пока нечему, и вообще – глядя правде в глаза – скорее всего, ничем мне Киря не поможет. Но я все же дозвонился и договорился о встрече после работы у метро. По крайней мере одна польза от звонка была – полегчало на душе. Я настолько взбодрился, что даже немного поэкспериментировал с желтым глазом. Если врага не победить, то надо его хотя бы изучить – чтобы знать, каких пакостей ждать в дальнейшем.

При дневном свете змеиный глаз вел себя совершенно как обычный. В темноте (эксперимент ставился в ванной) тут же вспыхивал ярко-желтым светом. При этом резко усиливалось ночное зрение. Еще – у нормальных людей ночное зрение черно-белое, а у меня оно стало скорее черно-зеленым. Кроме того, что-то изменилось с фокусировкой. То, что попадало в фокус, было видно очень четко – кажется, даже лучше, чем при свете, – но вся периферия расплывалась, исчезала и наполнялась подвижными тенями. Я скосил глаза, аккуратно сфокусировал взгляд на самой крупной тени и четко увидел существо, сидящее на краю раковины.

Размером оно было примерно с хомяка, только с перепончатыми лапами и хвостом лопаточкой. Больше ничего я увидеть не успел, потому что оно заметило мой взгляд и тут же нырнуло в слив. Я потрясенно выругался, заглянул туда же, но ничего, кроме решетки, там уже не было. Показалось? Тогда я рефлекторно включил свет – и чуть не взвыл от боли, схватившись за глаз. Резкий переход от темноты к электрическому освещению был почти таким же болезненным, как удар Валенка.

«Итак, я – ночное животное», – сделал я утешающий вывод и вышел из ванной. Щурясь, нашел в столе пыльные солнцезащитные очки. В них и отправился в институт.

В темных очках я просидел весь рабочий день, не снимая их даже перед компьютером, так что к вечеру оба глаза были одинаково красного цвета. Так что, сказав коллегам, что у меня конъюнктивит, я не особенно и соврал.

Добрые тетки дружно принялись меня жалеть и закидывать медицинскими советами. А поскольку все они в разной степени увлекались нетрадиционной медициной и оздоровительными методиками из серии «Сам себе доктор» (и патологоанатом), то мне была выдана куча рецептов, чем промывать, прокапывать и окуривать глаз (и утренняя моча была еще не самым страшным вариантом). Я кивал, благодарил и обещал непременно испробовать, а самого меня в это время точила одна мысль. Кажется, первая здравая мысль за весь день.

Надо непременно найти Ники! Найти и потребовать объяснений. Потом отыскать Валенка – и пусть он лечит мне глаз любыми народными методами, какими пожелает. Я был абсолютно уверен, что во всем виноват именно он. А если Валенок не справится – в чем я тоже почти не сомневался (ломать – не строить), – то в запасе остается таинственный всемогущий Грег.

Оставалась сущая ерунда – отыскать всю эту компанию.

«Ты же провел с Ники целый вечер! – корил я себя. – Вместо того чтобы болтать о чувствах, причем чужих, надо было выяснить о ней хоть что-то конкретное!»

А я так и не узнал ничего. Ни где она живет, ни где учится…

Оставался только трамвай, в котором я ее встретил. Номер я запомнил. Надеюсь, Ники ездит на нем регулярно, а не раз в год.

После работы я направился прямиком на ту остановку, где вскочил в трамвай, убегая от впавшей в анабиоз толпы. Темнота, холод, с неба сыплет снег, я в вязаной шапке, куртке с поднятым воротником – и в темных очках, как рэпер или агент Смит. На столбе рядом с остановкой я приклеил броское объявление. Высоко, чтобы не оборвали, и крупными буквами – чтобы было видно из окна трамвая. Наверху – «НИКИ» (как будто название фирмы), пониже: «Проблемы с глазами!», и еще пониже: «Срочно!!!» И мой телефон.

Было стыдно. Но ничего умнее я придумать не смог. Не могу бездействовать в острых ситуациях. Ленка в таких случаях говорила, что я бессмысленно мечусь и трепыхаюсь, как карась на сковородке. Но лучше суетиться, чем сидеть неподвижно, чувствуя, что медленно умираешь.

С Кирей мы встретились на выходе из метро «Черная речка». Вид у него был запаренный. Стриженные ежиком волосы торчат в разные стороны, зато тени под глазами придают некую приличную почти-доктору интеллигентность.

– Что это ты в темных очках? – осклабился он, пожимая мне руку. – Конъюнктивит?

– А нормальный человек сказал бы «ну ты вылитый рэпер!». Ладно, куда пойдем?

– Да все равно, только поближе и побыстрее. С утра ничего толком не ел, в больнице сегодня бардак, весь день на бегу…

«Поближе и побыстрее» находилось дешевое подвальное кафе, вполне подходящее для студентов и небогатых клерков. Раньше я тут иногда питался без малейших сомнений. Но, войдя, вдруг испытал приступ отвращения. Под потолком плавали сизые клубы дыма, дышать было абсолютно нечем. Я почувствовал, что задыхаюсь; захотелось выйти на улицу, глотнуть нормального сырого воздуха.

– Ты чего? Тоже не обедал? – спросил Кирилл. – Аж побелел весь.

– Наверно, что-то с вентиляцией, – хрипло ответил я. – Ничего, уже отпустило.

Мы нашли столик в углу. Я вытащил сигареты и закурил, чувствуя, как восстанавливается баланс между задымленностью снаружи и внутри организма.

Подошла официантка – пигалица исключительно пэтэушного вида в неопрятном переднике. Кирилл заказал жареную картошку с котлетой неопределенного происхождения. Я от волнения не хотел ни есть, ни пить. Но все-таки взял какого-то местного пива – явно не «Гиннесса».

Киря накинулся на еду, как плодотворно поработавший человек с чистой совестью, которого ничто не гнетет. Я смотрел на него не без зависти. Вот у кого не было никаких сомнений с выбором призвания. Хорошо людям, которым не надо блуждать и что-то искать в потемках. Их жизненный путь сразу ясен и прям – только иди, не сворачивая, и не останавливайся.

Котлета не внушала ни малейшего доверия. Жирный жареный фарш, из которого она была слеплена, вдруг показался мне очень странной и нелепой штукой. Я подавил рвотный позыв и с жалостью посмотрел на то, во что превратилось нормальное мясо после тепловой обработки. «Странные люди, – подумалось мне. – Испортили зачем-то хороший продукт. Словно убили его еще раз…»

А картошка? Ну какая же это еда! Это же растение!

Взгляд переместился выше – на вилку, которой Киря ломал котлету, и на собственно Кирину руку с длинными худыми пальцами. Рука почему-то представилась в разрезе: белые кости, сочное красное мясо, соленая кровь… Все не просто свежее, а живое, естественно горячее, а не подогретое… Совсем другое дело! Рот неожиданно наполнился слюной.