Черви

Смерть – непредсказуемая сама по себе вещь, но если кто-то убивает твоего любимого человека, то уже берет злость на весь проклятый мир. На человеческий род. Бриться Борис не хотел, есть тоже, работа зашла в тупик. Найти убийцу своей дочери было куда труднее, чем он думал.

Он не мог о ней не думать, это была его дочь, которую он любил всем сердцем, но один урод забрал ее. Единственного ребёнка, и что остаётся? Где справедливость в этом мире, где Бог, куда смотрел в этот момент, когда его двенадцатилетнюю дочь трахал какой-то мужик, а потом придушил, как некую собаку. Где он был в этот момент, когда она страдала, кричала, плакала и надеялась на лучшее, где он был? Борис не знал.

В четверг 23 мая не вернулась дочь из школы. 23 мая утром он видел свою улыбающуюся дочь, которая выходила из комнаты с торчавшими в разные стороны волосами.

Умывшись, Борис вернулся в спальню, где теперь злая жена не могла заснуть от его дурацкого будильника. Он был для него бесполезным, потому что встал раньше него, но, как Борис говорил Арине, это старая привычка.

– Ты спишь?

– А ты угадай, – фыркнула она злобно.

– Понятно. Сейчас только пять часов утра. Только, а я уже не знаю, что делать дальше. Работа встала в тупик. Я не знаю, где выход.

– Его нет там! Хватит пургой заниматься, надо жить. Сам знаешь, почему это дело закрыли. Потому что было недостаточно улик, чтобы его развивать, а за четыре месяца ничего не произошло. Он сидит на дне, – сказала она тихим голосом, спокойно вдыхая воздух.

– Да знаю. Но этот урод должен заплатить. Он должен сесть в тюрьму. Он должен в ней сдохнуть, сгнить, как происходит это со всеми ублюдками вроде него.

Молчание. Арина не желала продолжать эту тему изо дня в день, ей это просто уже надоело. Она хотела как можно скорее забыть об этом, как о страшном сне, и продолжать жить дальше, как она говорила Борису, это воля божья, на что он просто злился и посылал его на все четыре стороны. Но в то же время она не хотела забывать о ней. После смерти дочери Арина почувствовала, как у неё что-то отняли. Очень важное, без которого теперь некомфортно жить.

Она не могла знать, через что прошла дочь, что чувствовала в эти минуты, когда он входил внутрь неё, когда избивал. О чем она думала в этот момент? О маме, о папе, или о боге, или о том, что она не хотела умирать и просила всеми силами остановиться на этом, но он ничего не слушал, а продолжал своё грязное дело дальше, словно это была обыденность.

Они жили не в самом бедном районе города, но условия были не самые лучшие. Зарплата была у обоих плохая, и приходилось как-то уметь вертеться, чтобы не оказаться на улице и не сдохнуть с голоду, как собака. Время шло. Арина помнила, как Борис обещал ей, что они через пару лет переедут в более благополучный район, но уже прошло пять лет, и ничего не изменилось.

Они в старом здании, где, выходя из подъезда, можно увидеть бездомного, лежащего на картоне от коробок и укрывавшегося грязным, дырявым одеялом или какой-нибудь тряпкой. Это стало нормальным явлением, как сама преступность города.

– Они все должны сидеть в тюрьме, – тихо произнёс Борис, когда Арина уже провалилась в сон.

Для Бориса каждый новый день стал некой пыткой перед прошлым, настоящим и будущим. Он не мог смотреть на своих коллег, которые ехидно улыбались, беря взятки, забирая денежки в собственный карман.

Работа для него становилась адской пыткой и ничем другим. Казалось, что весь мир шёл против него. Он даже боялся думать о том, что, если Арина бросит его со словами «ты жалок». А такое могло случиться, ведь сколько семей из-за этого развалились, из-за бедности, неудачи и так далее. Борис не мог себе представить жизнь без неё, потому что она была единственным человеком в его жизни, которые держала на плаву. Без неё всё рухнет в одночасье, а потом не будет никакого смысла жить.

Борис понимал, во что может вылиться всё это, и пытался держать себя, продолжая вынашивать мысль, как поймает убийцу дочери и сломает ему две руки во время задержания – это то, что мог сделать Борис, но желания убивать у него не было, потому что был закон, но даже не в этом дело было. А в том, что лучше медленно умирать, гнить в тюрьме, где с каждым годом становилось хуже.

– Эй, Клюев! – закричал кто-то. Борис оглянулся. – Слушай сюда. Тут есть маленькое дело к тебе.

– Что опять тебе надо от меня, Олег?

– Нужна помощь, – он подошёл к нему, и его огромное брюхо выпирало вперёд, словно он был беременный.

– Нет. Я в ваши авантюры не хочу влезать.

– Неужели тебе не надоело быть честным ментом? Всем плевать, но можно заполучить большие деньги, а не то, что мы получаем, – его второй подбородок свисал вниз, глаза заплыли под щёки. – Никто не хочет соглашаться на эту авантюру, но я обещаю, что потом ты будешь с хорошими деньгами в кармане. Неужели пара копеек будет для тебя лишним?

Нет, пара копеек ему бы не помешали, но не таким образом. Он не хотел пока что марать свои руки об это дерьмо, но время шло, и Борис приходил к тому, что рано или поздно денег будет не хватать. Налоги растут, цены в магазинах поднимаются, и, может, в один прекрасный день для него будет такое, что останется не с чем.

– Нет, Олег. Ты знаешь меня. Найди кого-нибудь другого для этого дела, понимаешь? – Борис хотел как можно скорее закончить этот разговор.

Олег тяжело вздохнул, потёр свой огромный живот. Олег был любителям пострелять в людей. Он два раза мог избежать смерти при задержании, но жирный и в очередной раз обдолбанный Олег пристрелил и всегда уверял: по-другому нельзя было сделать. Они сами виноваты.

– Жаль. Жаль. Деньги ведь не валяются на дороге.

– Да, но не таким способом.

После этого Олег ушёл с разочарованием. Борис продолжал дальше свою работу. Хотелось ему верить, что жажда отомстить, найти этого урода ему окупится, но с каждым новым днём шансы найти преступника становились всё меньше и меньше.

Приходили мысли, что всё это бесполезно и преступник залёг на самое дно, всё продумав очень хорошо, без всяких свидетелей, без всяких улик сделать своё грязное, отвратительное дело и жить спокойной жизнью, как ни в чём не бывало. Как будто он разбирался во всём этом.

Безысходность медленно захватила. Дышать в этом городе становилось всё труднее и труднее, и жизнь шла совсем не таким образом, каким он хотел. Ещё раз Борис убеждался, что самый лучший план – план, которого нет, потому что без него у тебя нет больших ожиданий и всегда по плану жизнь не идёт. Двоякая сторона выходит.

Выключив компьютер, покончив с рутинной работой, взял стопку документов и понёс своему начальнику. Желание пораньше сегодня вернуться домой было большое. Была ещё куча дел, но Борис плевать хотел на всё это. Усталость от самой жизни ломила его, как истинный враг на горизонте. Подойдя к кабинету, Борис постучал в дверь костяшками несколько раз.

– Занят! – закричал начальник. – О да! Крошка, давай! – закричал он от удовольствия.

Как обычно, развлекается со своими девочками. Интересно, жена его знает, что он изменяет, но, впрочем, ей, наверное, всё равно – он огромные суммы денег ворует из государственной казны, ей живётся хорошо, а мир превращается в полное дерьмо.

Борис ещё раз постучал.

– Николай Николаевич, мне нужно вам отдать бумаги об отчётности мн…

– Пошёл на хер, сказал тебе… О дааа! Да, да! Крошка, сильнее, сильнее, – стонал старый упырь с залысиной на голове.

Из кабинета было слышно чмокание губ девицы. Николаю Николаевичу было сейчас очень хорошо.

Кинув стопку бумаг под дверь, Борис отправился домой.

Машина работала на последнем вздохе. Всё время ломалась эта «семёрка». Панель гремела, всё гремело и скрипело, казалось, что она развалится на ходу, если из неё выжать сотку, это было чертовски страшно – понимать, что твоя собственная машина может в один миг отправить тебя на тот свет.

В салоне играл рок-н-ролл, и можно было немного расслабиться, хоть на мгновение своей жизни, чтоб не думать, где брать деньги, если их не будет хватать. Делать то же самое, что и все другие, говоря самому себе, что у него нет другого выбора, оправдывая себя снова и снова, или начинать убивать людей, вступить в преступную организацию города.

Можно было к ним примкнуть, выполнять грязное дело, а потом вечером сидеть на старом скрипучем диване и наслаждаться холодным дерьмом в виде пива? Разве всего этого хотел Борис спустя столько времени?

Отец убил его мать, он был ещё тем подарком судьбы. Просто убил мать на его глазах без всяких на то причин. Этот отпечаток навсегда остался в жизни, и, может, поэтому пошёл в полицию, чтобы всякие отморозки сидели в тюрьмах, а не ходили на свободе и не убивали ни женщин, ни мужчин, ни детей. Но с каждым новым днём он жалел, что выбрал эту работу, потому что с новым годом в этом городе становилось труднее дышать, и хотелось верить, что случится некое чудо. Но время шло, а преступность пробивала новые рекорды, власти были проданы по несколько раз, все, продавшись друг другу, имели огромные деньги – это весьма неплохо при современной жизни простого человека.

Он не спеша ехал домой. Борис погружался в свои мысли всё сильнее и вёл машину на полном автомате, он был далеко от всего этого, в каком-то новом мире. Найти убийцу дочери – вот что стало для него самое главное, где без этого весь смысл жизни терялся. Отомстить за смерть своей дочери. Посадить убийцу на пожизненное, и пусть гниёт в своей тюрьме, вспоминая о тех днях, когда делал мерзкие вещи, мечтая, что его приговор смягчат за хорошее поведение, как у собаки.

Борис боялся, что этот урод мог один раз сделать, а потом жить как все нормальные люди, ни о чём не париться насчёт того, как кончил на личико маленькой девочки, получая огромную долю удовольствия. Где этот урод мог быть? Везде. В этом даже не надо было сомневаться, убийцей мог быть даже его сосед, но надо было всё это доказать, а доказательств не было, и, по ходу дела, их вообще не будет, всё уйдет в прошлое. А этот убийца продолжит как ни в чём не бывало и раньше жить со своей семьёй, смотреть на своих детей и улыбаться им, а они, в свою очередь, не подозревая, что их хороший папаша убил девочку, изнасиловал её и кончил на её лицо, оставляя грязные следы.

Подъехав к своему дому, остановившись, он начал плакать, не в силах что-либо сделать. Борис плакал редко и не позволял себе показывать лишних эмоций никому, потому что его так воспитали, что сильные люди никогда не плачут, но всё происходило именно так. Слезы катились по щекам большими каплями. Небо стало серым, утро обещало солнечный жаркий день, но за каких-то полчаса погода изменилась в обратную сторону.

– Малышка, моя маленькая девочка, – всхлипывал он, голос дрожал, слёзы продолжали выделяться из глаз, а на лобовое стекло упали первые капли дождя. Снова дождь. Ринск был город, знаменитый обильными дождями, словно подчёркивавшими всю ту темноту, мрачность, безысходность всего происходившего в сером городе. – Господи, за что ей выдалось это! – он ударил по рулю несколько раз и задел гудок, машина резко взвыла, а затем снова замолкла.

Злость пробирала на весь этот мир, где он жил спокойно, не трогал никого, кроме преступников. А в один прекрасный день не стало дочери, когда она не пришла домой из школы, но первая мысль у него пробежала, что всё, конец, он больше не сможет её увидеть. А это означало, что она мертва. Только Арина не хотела верить. Она позвонила всем друзьям, с которыми общалась их дочь, но всё было тщетно. Хоть Борис и говорил, что она ещё придёт, может, заблудилась или пошла с другом куда-то по магазинам, всё это была детская наивность. Борис понимал, но он хотел поддержать жену.

Ему самому хотелось верить в это, но было очень трудно, понимая, как все органы прогнили, начиная от верха до самих низов. Где люди были похожи на самых настоящих монстров. Где появится новый заголовок газеты «Правда», на первой полосе будет написано: «сегодня пропал человек» или «сегодня были зверски убиты»… Это стало чем-то нормальным, люди к этому привыкли, жить в этом мире, в этом городе, где мир стал серый, а не красочный, как в далёкие времена.

А время шло быстро, а дочери так дома не было, и хотелось верить Арине, что она опаздывает и сейчас в любой момент может прийти и скажет, что пошла в магазин или ещё что-нибудь, и папа накричит на неё в первый раз, но всего этого не было. Он больше не видел её живой.

И, стоя возле гроба маленькой девочки, понимая, что на протяжении двенадцати лет ты воспитывал её, заботился о ней, и один мужик трахнул её жёстко, кончив на лицо, изуродовав тело, и скрылся. Это было невыносимо.