Передружба. Недоотношения

– Конечно.

Время, проведенное на кухне с мамой, пролетает незаметно, но после плотного семейного ужина я снова вспоминаю о своей проблеме. Нужно поговорить с ними. Не хочу мучиться догадками. Сажусь на кровать и беру в руки телефон. С одной стороны, я уже так сильно соскучилась по Богдану, что хочется написать ему, а с другой… Проще спросить у Окси, она точно поймет меня правильно.

Захожу в чат сообщений, и последним висит мое, отправленное вчера, о том, что я дома и все хорошо. Оно так и осталось без ответа. Смотрю на дисплей еще несколько мгновений, размышляя о вчерашней ситуации, и вдруг вижу новое сообщение от подруги. Она меня будто чувствует.

Окси: «Приветик, Бо. Давай встретимся сегодня на нашем месте? Нужно поговорить насчет вчерашнего *смайлики-ангелочки*»

Сердце бьется так часто, что, кажется, может выпрыгнуть из груди.

Бо: «Привет. Конечно, буду там через пятнадцать минут *подмигивающий смайлик*»

Не помню, чтобы я хоть раз волновалась перед встречей с Окси. Мы знакомы с первого класса и с тех пор были почти как сестры. Никаких секретов и тайн, только поддержка, веселье и настоящая дружба. Все горести и переживания пополам, радость и счастье тоже. Если одной хорошо, вторая улыбается. Если плохо – плачет рядом. Помню, как меня укусила собака в шестом классе. Глупая история. Я ела пирожок, а маленькая дворняжка, видимо, обиделась на то, что ей не досталось. Окси, когда увидела следы зубов, ревела громче, чем я.

Подхожу к скамейке. Оксанка уже на месте. Сидит, уставившись в телефон, и бегло тарабанит пальцами по экрану. Останавливаюсь перед ней, она убирает мобильник в сумочку, закрепленную на поясе, но не спешит поднимать взгляд.

Первый тревожный звоночек.

– Привет, – говорю я, сжимая руки в замок.

– Привет, Бо… – печально вздыхает она.

– Что случилось?

– Я… Мне нужно кое-что тебе рассказать…

На дрожащих ногах подхожу к лавочке и сажусь рядом. Вина в ее голосе и грусть на лице – второй тревожный звоночек.

Не может быть… Нет! Я не хочу в это верить!

– Ну так рассказывай… – тихо произношу я, глядя в землю.

Она молчит. Долго. Слишком долго. Слышу, как стучит сердце. Все медленнее и медленнее. Вот-вот остановится, и я упаду замертво. Озвучиваю убийственную правду, сама нажимая на курок пистолета, что прижат к моему виску:

– Тебе нравится Кот?

– Я не хотела, Бо. Прости меня. Я… Я собиралась помочь, честно. Пыталась выведать у него о чувствах к тебе, узнать, есть ли шанс раскрыть их по-новому, но…

Поворачиваюсь и вижу слезы на ее щеках и приоткрытые в рваном дыхании губы. Я же на удивление спокойна. Чувствую себя пустой могилой и жду, когда Оксана продолжит рассказ.

– Он начал проявлять ко мне интерес.

Выстрел в упор.

Сердце замирает, глотая пулю.

– Я говорила ему, чтобы он забыл об этом, что мы друзья. Я даже сказала, что подозреваю о твоих чувствах и он должен посмотреть на тебя внимательнее, но…

Снова заминка, чтобы я в полной мере смогла ощутить всю боль поражения. Не могу сделать вдох, токсичный газ обиды разрывает легкие.

– Богдан… – говорит Оксана, хлюпая носом.

Она никогда не называла его по имени. Только Кот. А теперь… Богдан…

– Богдан сказал, что относится к тебе только по-дружески. А вчера, я не знаю… Я ужасна. Но, Бо, ты сама сказала, что хочешь все закончить… А он… Мы… Я не знаю! Бо, прости меня! Пожалуйста! Я не хотела! Но это стало так трудно контролировать, когда я узнала его ближе…

Еще одна пуля.

Понимаю, о чем она. Сама чувствую к Богдану то же самое, но между нами есть разница. Ее чувства взаимны. Они могут расцвести и принести им обоим счастье. А я… Это зернышко не проросло. Кто в этом виноват? Точно не Оксана. Я прятала его слишком долго, и оно умерло без солнечного света.

– Бо? – тихо зовет Оксана, касаясь моего плеча.

Смотрю в светлые, полные слез и раскаяния глаза подруги. Это я виновата. Всех запутала. Не хочу, чтобы ей было больно. Не хочу, чтобы она плакала и мучилась из-за меня.

– Почему ты сразу мне не сказала?

– Мне было страшно. Я не хотела расстраивать тебя. Думала, все как-нибудь решится.

Короткий звук – сигнал сообщения из ее сумки.

– Это он?

– Да, наверное. Он тоже волнуется за тебя. Не хочет терять вашу дружбу.

– Ты сказала ему о моих чувствах?

– Нет! Я сказала, что догадываюсь, но не уверена! Я… Бо…

Новая волна слез накрывает Оксанку, а у меня они словно все исчезли. Высохли. Я думала, разбитое сердце – это адски больно. Что не смогу сдержать криков и слез, но… Чувствую только, как холодная рука пронзает кожу в районе груди, хватает и сжимает нашпигованное пулями сердце до тех пор, пока оно не превращается в пыль.

И все…

Больше ничего нет…

– Оксан, эй! Прекрати, слышишь? Никто не умер. Ничего страшного не случилось. Ты нравишься ему, он тебе… Значит, так суждено. Это чувства, я не могу винить тебя за них.

Она отнимает ладони от лица и хлопает мокрыми слипшимися ресницами:

– Правда?

– Да.

– И ты была бы не против, если…

Пытаюсь поймать положение в пространстве, но, кажется, плыву где-то под водой. Что я сейчас должна чувствовать? Где все эмоции?

– Это решать не мне, – отвечаю приглушенно.

– Но ты наша подруга.