Передружба. Недоотношения

– Кот, тут…

Не успеваю больше ничего сказать, потому что папа выхватывает телефон и прижимает его к уху.

– Здравствуй, сынок. Это дядя Леша. Ну как ты? Как сборы? Ты уже так давно к нам не заходил, мне не с кем смотреть футбол.

И начинается… Футбол, триатлон. В общей сложности папа болтает с Богданом десять минут, прежде чем перейти к первостепенной теме разговора.

– Тут наш Лисенок гулять намылилась. Мне как-то неспокойно.

Не слышу, что говорит Кот, но по папиному лицу понимаю, вещи правильные. Морщины на напряженном лбу разглаживаются, взгляд светлеет.

– Спасибо, сынок. Смотри мне! Я только тебе ее доверяю. Жду на выходных.

Папа возвращает мне телефон, довольно улыбаясь. Отеческий долг выполнен. Ура! Проигравших нет, но есть пострадавшие. Мое самолюбие, например.

– Теперь я могу пойти собираться?

– Еще пока нет. – Папа качает головой.

Вскакиваю на ноги и бросаюсь ему на шею.

– О великий отец клана Лисецких! Спасибо за доброту и доверие! Спасибо за…

– Все-все! – смеется он. – Иди уже.

Тихая трель дверного замка доносится из коридора.

– Это Оксанка, – отвечаю на немой вопрос родителей и бегу открывать дверь.

– Тебя отпустили? – кидает она с порога.

– Да!

– Отлично, – улыбается Окси.

Замечаю в ее руках пакет и делаю шаг назад:

– Не говори мне, что там…

– Моя одежда и косметика. Нам нужна тяжелая артиллерия.

– Я ее не унесу.

– У тебя нет права голоса. – Оксанка смело заходит в прихожую и скидывает босоножки. – Здрасте, теть Лель.

– Девочки, может, чайку?

– Мне, пожалуйста, с двумя ложками валерьянки, – произношу я.

Смотрю в зеркало после часа мучений. Оксанка могла бы пытать людей плойкой и бесконечными «не ерзай», «не моргай».

– Теть Ле-е-ель! – кричит Окси, приоткрыв дверь в комнату. – Вот теперь можно!

Она пропускает маму с малышкой на руках. Перевожу на них взгляд и медленно возвращаюсь к своему отражению.

Что это за уродец?!

Кудри сделали волосы короче, а голову круглее. Рыжий одуванчик-мутант. Черные стрелки на глазах делают меня похожей на японку, а яркая темная помада превращает губы в кружок, словно я украла соску у младшей сестры. Блузка на моем минус первом размере груди болтается, юбка слишком натянута на широких бедрах. На секунду теряю равновесие в Оксанкиных босоножках, подворачивая ногу, и еле сдерживаю истерический вопль.

– Ну-у-у… – тянет Оксанка. – Что скажете?

Мама ошарашенно хлопает ресницами.

– Непривычно, конечно, но… – с умным видом начинает Окси.

– Это что такое?! – Папина голова выглядывает из-за маминой макушки. – Кто это? Где моя дочь?!

– Пошли, Леш. Девочки сами разберутся, – говорит мама, включая задний ход.

– Что?! Да я из дома ее не выпущу в таком виде!

Несмолкаемое бурчание папы доносится из-за закрытой двери. Тяжелый вздох слетает с губ.

– Не нравится? – расстроенно спрашивает подруга.

– Оксан, это все подходит тебе. И кудри, и помада. А я – заготовка под человека. Мне нужно что-то попроще.

– Перестань наговаривать! Сейчас мы все поправим.

– Знаешь, все это так глупо. Я пас, серьезно. Не хочу.

Сбрасываю босоножки и стягиваю блузку через голову.

– Но…

– Хватит!

– Ты совсем не хочешь идти?

– Нет. Мы пойдем. Зря я, что ли, отпрашивалась? Сейчас только вернусь в свой привычный образ и двинем.

– Образ американского бомжа?

Оксана обессиленно плюхается на постель, и я кидаю ей в голову юбку.

– Эй! Я вообще-то помочь хотела!

– Знаю, – произношу ласково. – И спасибо, но… – снова смотрю в зеркало.