– Эй, шеф! Дальше-то поедем, или как?
– «Или как»! – водитель, наконец, покинул свой закуток. – Мы легковушку кормой зацепили. Всё, капец, теперь гайцов ждать! Этот гад меховой даже не знает, какую свинью мне подложил! – продолжал разоряться он, уже выйдя на улицу.
– Эй! Алё, гараж! – Нарик протягивал другу безнадежно испорченный платок. – Ты чё, совсем в «астрале»?
Фетисов зацепился взглядом за девушку в свободной тёмной одежде и бейсболке. Она присела на корточки недалеко от места происшествия и обеими руками усердно гладила растрёпанного сибирского кота. Вдруг тот повернул морду в сторону подростка и что-то мяукнул хозяйке. Девушка легко поднялась, и странная парочка направилась прочь, в сторону будущего дома Фетисова.
Лиса и Ворон
Вечером того же дня. Москва, р-н Ивановское.
Воронов отвлёкся от своих мыслей и выглянул в окно. Клонился к закату первый день из его вынужденного отпуска. Обычно он старался не брать и выходные, увлечённо расследуя очередное заковыристое дело. Да и делать в пустой квартире было абсолютно нечего. Уже пятнадцать лет Воронов был сиротой – с тех пор как ужасная автокатастрофа забрала жизни обоих его родителей и чуть не убила его самого. По крайней мере, ему так рассказывали. Память так и не вернулась, несмотря на все усилия врачей. С тех пор он жил «с чистого листа», позабыв старых друзей и почти не нажив новых.
Почти. Его одиночество разбавляла Лиса – разбитная безбашенная байкерша, держащая собственный тату-салон. Рыжая бестия с зелёными глазами и роскошной грудью. Не женщина – мечта. Валькирия. Такая и хулиганов отгонит, и тебе в следующий момент наподдаст, придись ей что не по нраву. Именно она нашла Воронова в ночь аварии и домчала до ближайшей больницы на своём железном коне. Именно она была единственной, кто навещал его в больнице, помогая придти в себя после несчастного случая. Но они так и не съехались. Вернее, попытались лет десять назад.
Через месяц оба поняли, что совместный быт убьёт их отношения. Алиса не выдержала первой. Запустила в бойфренда грязным носком, найденным в который раз не в корзине для белья, забрала свою косуху с конфедератским флагом во всю спину и хлопнула дверью. Во дворе взревел мотор её «Royal Enfield», и она укатила. Через три дня она позвонила из какого-то Бузулука – предупредила, что пропадёт на несколько месяцев и попросила повесить табличку «закрыто» на дверь тату-салона. Однако вернулась она уже через пару недель, осунувшаяся и со страшными ожогами на запястьях… На все расспросы об ожогах Алиса отвечала односложно и переводила разговор на другую тему. Что бы там ни случилось, это так и осталось тайной. С тех пор они жили по-старому, не пытаясь съехаться вновь.
В пику мрачных прогнозов всех бабушек его двора, за эти пятнадцать лет Воронов так и не спился, живя всё-таки работой. Круг его интересов был широк и узок одновременно. Лейтенант мог обнаружить познания почти в любой сфере, но все они были получены при охоте за преступниками. Мир за пределами уголовного розыска для него, казалось, не существовал. Воронов общался с огромным количеством людей, и зачастую принимал в них большое участие, но, закрывая дело, забывал, увлечённый новой загадкой. Когда не хватало дел в своём участке, он просил Мещанинова задействовать связи и подкинуть что-то из соседних округов. В конечном счёте, от этого выигрывали все.
Тощий оперативник покосился на ящик тёмного «Эфеса». Мещанинов всё же вручил награду, но не удержался и заодно с этим – шоколадную медаль. Пиво так и осталось нетронутым.
Охоту на Ликвидатора лейтенант воспринял как личный вызов. За полтора месяца этот таинственный маньяк стал его одержимостью, его «белым китом». Впрочем, Воронов достаточно быстро отчаялся поймать преступника по горячим следам и стал разматывать клубок совсем с другой стороны – с событий 80-х годов. Он поднял (не без помощи обширных знакомств Мещанинова) даже секретные архивы спецслужб, наткнувшись на дело о пропаже некоего Семёна Абрамовича Русских. В приложенных отчётах и протоколах пару раз упоминался Ликвидатор. Потом Воронов заметил ещё одно дело, датированное чуть позже – о помещении неназванного сотрудника в медицинское заведение, вроде психбольницы строгого режима. Часть документов была изъята, но и в оставшихся Ликвидатор тоже мелькал, хоть оперативник так и не понял, к кому именно относился позывной. Заведение было рассчитано всего на одного пациента. Такое впечатление, что и организовано специально ради него. Лейтенант попытался узнать больше, но добился неожиданного эффекта. Его изыскания пресекли, а Мещанинов ещё неделю ходил бледный и отмалчивался.
По странной случайности Воронов припомнил один случай, взятый от скуки из соседнего округа. Речь шла о превышении необходимой самообороны персоналом психбольницы. Дело казалось совсем скучным, но в процессе вскрылись документы о переводе пациента из ниоткуда. То есть, с одной стороны, он 19 лет содержался в специализированном учреждении, как того требовало его состояние. А с другой – и не было никакого такого учреждения. Получалось, что пациент появился из пустоты, чтобы через пару недель быть «нейтрализованным» при нападении на санитара. Тот, к слову, тоже еле выжил. А ещё имя погибшего. Воронов всерьёз полагал, что Иванов Иван Иванович – калька с западного «Джон Доу». То есть неизвестный.
– Окей, – задумчиво произнёс лейтенант, обращаясь к резиновому утёнку с головой Зигмунда Фрейда. – Вопросы следующие. Первое. Этот псих и есть наш Ликвидатор?
– Кря! – нажал он на жёлтую спинку.
– И я так думаю. Второе. Зачем держать его на пилюльках целых девятнадцать лет? Союз распался, заводы и военные части – заброшены, а ради него – целая больничка?! Что же это за пациент такой… важный?!
– Кря-кря!
– Вот и я в непонятках. И самое главное. Какое отношение это имеет к нашим убийствам, помимо того, что, по городской легенде, тот псих тоже отрубал жертвам кисти?
Утёнок хранил молчание.
Мор
Крепость Горный Ирис.
В лагере осаждающих появились первые заболевшие. Действие яда на рептилий было неодинаково, и раньше всех почувствовали недомогание аспиды-шаманы. Они и так не отличались крепким здоровьем, а безуспешные попытки сломать барьер вымотали их до предела. Они начали нагреваться изнутри. Для рептилий, имеющих ограниченную способность к терморегуляции, постоянный нагрев был губителен. Один за другим слегли все двенадцать шаманов, и захватчики впали в лёгкую панику. Многие стали находить схожие симптомы и у себя.
Все эти два дня Граф Армэль внимательно наблюдал за вражеским лагерем, и вот решил подбросить дров в костёр их паники. Включив свой магический «рупор» – заговорённое горное эхо – он возгласил:
– Узрите же, неверные! Вы убили нашего соплеменника и поглумились над телом его! Но тщетно! Вознёсся он в пламени на Небеса Кошачьи! А вы в этом же пламени сгорите все до единого, как и ваши нечестивые шаманы!
Словно в доказательство его слов, один из шаманов, наконец, скончался и тут же вспыхнул, словно факел. Его судьбу повторил ещё один. И ещё… Ночью начался настоящий мор. То тут, то там загорались огни, означающие смерть очередного ящера.
По настоянию лекаря Жаклин в заклятье была вписана Великая Руна Пламени. Создать эту руну было очень непросто, и придворные колдуны протестовали. Но Жаклин была непреклонна:
– Такое количество гниющих тел приведёт к распространению миазмов. Они отравят все источники, и вода в крепости тоже станет непригодной для питья. Тела нужно сжечь любой ценой.
Герцог Скасс Шестипалый снискал славу отличного полководца и мог сориентироваться даже в безвыходных ситуациях. Он был обеспокоен непонятной хворью, охватившей войско, но очень заинтересовался, узнав, что происходит с мертвецами.
– Наши бойцы умирают и сгорают как свечи? Сильная волш-ш-шба… Что ж… Заряжайте метательные машины самыми тяжелобольными и стреляйте внутрь крепос-с-сти! Они зажгут и заразят их всех. А со смертью их колдунов падёт и отравное заклятие. И наша армия будет спас-с-сена.
Скасс пользовался большим авторитетом в войске. Зачастую его приказы выполняли, не задумываясь и не задавая лишних вопросов. Доверенные ящеры из ближнего круга забирали тяжелобольных «в лазарет», где накачивали их снотворным и упаковывали в плотные мешки, пропитанные горючей смесью. Уже оттуда их тайно переправляли на склад боеприпасов, откуда брали «особые снаряды» для метательных машин.
Колдуны
03.03.2007, суббота, раннее утро.
Осаждающие запрягли всех крокодилов и подтащили из арьергарда онагры – тяжёлые метательные машины. Их расположили как можно ближе к стенам – с поправкой на магический барьер, конечно – и занялись расчётами траектории. В осадном деле ящеры были непревзойдёнными мастерами. В крепости вновь началась паника.
Граф Армэль наблюдал в свою подзорную трубу, мрачный, как туча. Он сразу понял, что в мешках. Если обстрелять крепость таким количеством зажигательных снарядов… Его мысли прервал капитан Жорес, доложивший:
– Колдуны прибыли, сир.
Колдуны, или, как их ещё называли, Трое, были отдельной кастой, малочисленной и глубокоуважаемой. Даже сильные мира сего вынуждены были с ними считаться.
Трое волшебников и Армэль склонились друг перед другом в особом церемониальном поклоне, означающем: «Ты из знати, и я тоже. Я приветствую тебя и чту твой высокий род». Черни такой поклон запрещался под страхом тяжкого штрафа.
– Вы вызывали нас, сир? – хором спросили чародеи.
Колдуны были абсолютно одинаковые, будто братья-близнецы, и зачастую даже говорили одновременно. Но они не были ни близнецами, ни кровными родственниками. Колдуны жили странными семьями по трое, перенимая друг от друга все внешние черты и привычки и имея даже один возраст на троих…
Одетые, как всегда, помпезно и вычурно, своим появлением Трое создавали ощущение карнавала. Разноцветный плюмаж на шляпах и яркие парчовые халаты резко контрастировали с выражением их лиц и манерой выражаться. У Колдунов почти отсутствовала мимика, а разговаривали они монотонно, как механические куклы. Их одинаковые лица и синхронные движения вызывали смутную тревогу у всех, кто с ними общался. Армэль не был исключением. Не вдаваясь в пространные объяснения, он молча кивнул в сторону метательных машин.
– О, не беспокойтесь, сир, – ответствовал ему хор Троих. – Наше заклятье имеет необходимые степени защиты. Барьер не есть лишь стена, но имеет форму полусферы, ибо так он прочнее всего.
Граф Армэль дал знак продолжать.
– Более того, сделав хоть один выстрел, они быстро поймут, что это был крайне опрометчивый шаг. А мы с удовольствием посмотрим. Если вы позволите… вашу трубу…
Один из них принял волшебный прибор и обвёл взглядом часть барьера.
– Да. Пусть они начнут. Это будет поучительно, – предрёк он. Получилось почти зловеще.
Ящеры словно дожидались этих слов. Они начали быстро крутить лебёдки, снабженные храповым механизмом, и вот огромные рычаги были взведены, а стопорные брусья – установлены.
Рептилии погрузили на ковши исполинских онагров «снаряды» и выбили специальным молотом стопоры. Расчёт траектории оказался безупречен. Мешки с заражёнными по плавной дуге полетели прямо в центр крепости, на маленькую рыночную площадь. Горожане в ужасе закричали. Но паника закончилась, не успев даже толком начаться. Все снаряды отскочили, словно ударившись о невидимое препятствие, и, загоревшись, полетели обратно по той же траектории.
Обслуга метательных машин разбежалась врассыпную за мгновение до того, как горящие мешки упали на них с неба. Спаслись далеко не все.
Трое обнялись в честь успеха, но сделали это так страстно, словно находились у себя в будуаре. Они гладили друг друга на глазах у всех, явно не заботясь о посторонних взглядах: для них это был способ показать свою радость и любовь друг к другу.
Любодеи хотели увлечь в свои объятия и Армэля, но он успел отойти в сторону.