Прибытие

– Фу, – голова скривилась. – Что это за помои?

– Кровь, ты сам сказал, что тебе нужна кровь для дальнейшего функционирования.

– Но не утячья же, – лицо снова скривилось. – Ты бы ещё тараканов наловил и нацедил с них чего-то, очень похожего на кровь.

– Значит, не будешь? Ну, как хочешь, – и я повернулся, чтобы вылить кровь куда-нибудь на землю.

– Стой! – заорал фон Вюрст. – Давай сюда эту птичью бурду. Другого от тебя всё равно не дождёшься.

Я подошёл к голове поближе и принялся лить густую, уже начавшую сворачиваться кровь из кружки прямо ему в рот. Прежде всего мне было безумно интересно, куда будет деваться кровь, ведь, как справедливо отметил Сергей, ни пищевода, ни желудка у фон Вютра на сегодняшний момент не оказалось.

Кровь никуда не девалась, она словно испарялась, едва попав в широко раскрытый рот головы. Зрелище, надо сказать, было довольно жуткое, но не лишено определённой притягательности.

По мере того как уровень крови в кружке уменьшался, глаза Вюрта начинали разгораться уже знакомым мне красным огнём. Вот только мне почему-то показалось, что они начали постепенно съезжаться к переносице.

Кровь закончилась, и я пошёл к реке, чтобы помыть кружку. До носа долетел запах варившегося шулюма, на который пошли остатки картошки. Больше еды у нас не было. Не считать же за еду сухую заварку, банку растворимого кофе и полпачки сахара-рафинада. Так что, выбираться с острова в любом случае нужно. Чтобы элементарно еды найти. Правда, чем мы будем расплачиваться за еду, если нам удастся найти место, где нам её продадут, я понятия не имею. И очень сомневаюсь, что наши деньги здесь кому-нибудь придутся по вкусу. Как и та пара баксов, что у меня в кармане завалялась. Но, будем решать проблемы по мере поступления.

Я ещё не дошёл до воды, когда до меня донёсся голос фон Вюрта старательно выводящий какую-то немецкую песенку.

– Что мы будем пить семь дней подряд?

Что мы будем пить, ведь жажда так велика?

Должно ведь хватить на всех!

Мы пьём все вместе, выкатывай ещё бочку.

Мы пьём все вместе, и никто в одиночку!

– Это что ещё за концерт по заявке? – ко мне быстрым шагом подошёл дед, недоумённо поглядывая на голову. – Что это он надрывается?

– Да кто бы его знал? – я пожал плечами, прислушиваясь к довольно неприличным словам разухабистой немецкой песни. – Видимо, крови нахлебался, вот на лирику и потянуло.

– Да это больше на пьяные завывания похоже. – И дед решительно направился к голове. – Ты как нахлебаться умудрился?

– А, это ты, – протянул фон Вюрт. – Как тебя зовут-то? Я помню, что не Иван.

– Неужели. Ты чего разорался? – Дед разглядывал голову, по лицу было видно, что он испытывает просто непреодолимое желание от неё избавиться. – Пьянь подзаборная.

– Сам ты… вот это слово. – Выдала голова. – А это твой внучок виноват. Он же мне птичью кровь споил. Скотина. Нет чтобы своей чуть-чуть дать, если у вас пленника, пригодного для кровопускания под рукой нет.

– А больше ты ничего не хочешь? – спросил я, возвращаясь к столу. – Кроме моей крови? Может тебя ещё за ушами почесать?

– Было бы неплохо-о-о, – ответила голова. – А чего ты такой агрессивный? Истинный русский варвар.

– Я агрессивный? – у меня челюсть отвисла от такого заявления. – Ничего себе заявочки. Дед, давай эту дрянь сожжём к чёртовой матери?

– Во-о-о-т, а что я говорил? – и голова пьяно икнула.

– Так, птичью кровь ему больше не наливать, – постановил дед. – Пошли есть. Да выдвигаться пора. Дело уже к обеду близится. А мне не хочется на этом острове оставаться. Вдруг эти гады фашистские что-то перемудрили, и он исчезнет? В тартарары провалится, с эльфами и гномами на драконах. Лучше уж здесь попробовать обустроиться. Если уж эти смогли, то мы-то, поди, тоже сумеем. Не помирать же ложиться, ручки сложив.

Поели быстро. Помыв посуду, долго решали, как понесём голову. Моё предложение – привязать за волосы к поясному ремню, почему-то не встретило одобрения у бравых пенсионеров. В итоге дед решил, что понесём мы горланящее похабные песни на немецком языке недоразумение в котелке.

Голова осмыслила сказанное и принялась возмущаться. На что ей посоветовали заткнуться, иначе вернёмся к первоначальному плану – привязать за волосы как трофей, и так и пойти в люди. Этих вампирских тварей здесь не слишком любили, так что вряд ли мы встретили бы волну недовольства. Вюрт подумал и согласился на котелок. Причём он сделал это с таким видом, словно одолжение нам сделал.

– Я просто до глубины души поражён его наглостью, – восхитился дед. – Столько лет прошло, а всё никак не доходит – вы проиграли, черти.

– Да что ты, Саня, бисер перед этим хряком бросаешь. Они же вон, всё эксперименты проводят, ходят окно пробить к нам, чтобы отомстить. Думаешь, он запомнил, как нас зовут? Мы для него все на одно лицо и зовут нас Иванами. Тьфу, ёптить, – высказался Сергей, схватил башку за волосы и сунул в котелок.

– Да, я так и не понял, что у вас не получается в ваших изысканиях? – как бы ненароком спросил дед.

– Портал всегда односторонний. Сюда то человека какого зашвырнёт, то даже вон остров. А отсюда никто и никуда пройти уже не может. Воистину Гиблые земли. – Похоже, эйфория и опьянение от выпитой утячьей крови прошло, и фон Вюрт заговорил более осмысленно.

К этому времени мы вышли на берег. Лодок было две. Яков Панфилыч забрал свою лодку и уехал. Жаловаться. Кому интересно он на нас жаловаться будет? Вот прямо сильно интересно.

Переправились быстро. Благо в нашей лодке топлива хватало, и завёлся мотор новенький японский с полпинка. По-хорошему надо было как-то спрятать лодку, или хотя бы мотор спрятать, вот только, куда? Так что, я просто снял мотор и положил его на дно лодки. Судя по пролетевшему над нами дирижаблю, техника была здесь на уровне вот этих товарищей, прибывших как раз со времён войны. Может быть, чуть получше, смотря кто с ними среди убежавших был. Но до таких моторов всё равно они ещё не додумались. Так что, есть вероятность, что местные просто не поймут, что это такое, и мы когда-нибудь найдём её в целости и сохранности.

– Хорошая вещь, – буркнула голова, когда я закончил маскировать лодку в камышах. – Не думал, что вы сможете когда-нибудь до такого додуматься.

Говорить о том, что это не мы додумались, а их союзнички, естественно, никто не стал. Сергей только буркнул.

– Так мы дела делали, это вы вон хернёй всё время страдали, о мести мечтали, – он остановился, глядя перед собой. – Ах ты, ж. Ну и ублюдки вы, всё-таки кровавые упыри.

Мы с дедом подошли поближе и увидели, что на берегу было расчищено место, на котором ножом начертили пентаграмму. А в центре лежало тело парня с перерезанным горлом.

– Мы не виноваты, что эти обряды требуют жертвы, – буркнула голова.

– Ну, конечно, кто же виноват, кроме вас-то? – дед остановился и снял с плеч рюкзак и отцепил от него сапёрную лопату. – Изверги. Как были тварями, так и помрёте. А у меня, кажется, цель появилась: обустроиться и открыть сезон охоты на недобитков. Вот сейчас жалею очень сильно, что позволил вам уйти тогда. Эх, на десять минут бы раньше прийти и выжечь ваше осиное гнездо. Только вот опять же, людьми вы мирными прикрывались тогда. Тьфу, дрянь, а не люди. Одно название, что человеки. Давай, Серёга, Роман, берите лопаты. Похоронить надо бедолагу, а то не по-людски его вот так падальщикам оставлять.

– Заняться вам больше нечем, только всяких крестьян хоронить, – фыркнула голова.

– Пасть заткни, – посоветовал я фон Вюрту, беря лопату.

Похоронили мы бедолагу на пригорке возле раскидистой берёзы. Сергей достал недопитый штоф самогона, но мы отказались помянуть безымянного парня.

– Ну и я тогда не буду, – пробурчал он, пряча бутыль во внутренний карман своей шинели.

– М-да, – задумчиво проговорил дед. – Нам, кроме еды, нужно позаботиться об одежде для Серёги. А то он своими портками всех девок в округе пораспугает.

– Было бы там, чем пугать, – хохотнула голова.

– Саня, разреши мне эту вражину сжечь к чёртовой матери, – с чувством произнёс Сергей, и на его раскрытой ладони заплясало жаркое пламя.

– Мне вот интересно, а почему именно у тебя проявился этот дар, или… что это вообще? – задумчиво задал вопрос дед, озвучив тем самым вопрос, который крутился у меня на языке.

– Он у вас есть, просто ещё не проявился, – заметила голова. – Этому старому козлу очень нужно было спалить моё тело, вот в нём огонь и прорезался. И у вас что-то проявится, когда очень сильно будет нужно. Великий магистр определил это состояние как психический шторм. Он даже провёл пару опытов на одном из отступников, и пришёл к подтверждению своей теории.

– Чем больше узнаю про вашего магистра и про вас, тем больше меня тошнит, – признался я. – Ваш Штраус, случайно, не был закадычным дружком одного врача-затейника по прозвищу Менгелле?