Идеальные лжецы

– Это притча о том, что человек, совершенный внешне, может быть глубоко порочным внутри, – ответил он лаконично.

Я отметила его мягкий и вкрадчивый тембр. В отличие от зычного, исполненного энергии голоса одиозного старшего братца, речь Адрика обволакивала и, хоть мне и не хочется в том признаваться, ласкала слух.

К тому же я полностью разделяла его суждение о книге – еще один сюрприз.

– И о том, что власть развращает душу, – вырвалось у меня против воли.

– Так как на самом деле обратной стороной власти является слабость, – кивнул он.

Наконец Адрик повернул голову и посмотрел на меня. У него были темно-серые, как грозовое небо, глаза. Легкие тени вокруг век придавали ему усталый вид. Сравнение со старшим братом напрашивалось само: если во взгляде Эгана читались вызов и безмерная гордыня, то взор Адрика был проницательным, немного загадочным и интригующим, хотя его нелегко выдержать.

Но Адрик принадлежал к семейству Кэш.

Мне не стоило забывать, что он был одним из них. А с семейством Кэш следовало держать ухо востро. Всегда.

– Ладно, – кашлянув, я снова вернулась к заданию составить список, – а еще?

– Я читал «Диалог между священником и умирающим». Это короткий рассказ, но было бы любопытно его обсудить.

– Ты читаешь Маркиза де Сада? – переспросила я, нахмурившись.

Он равнодушно пожал плечами и откинулся на спинку стула, демонстрируя полную невозмутимость. Я рассеянно и нетерпеливо заскребла по столешнице ногтем указательного пальца.

– А если и так?

– Он отвратителен, – высказала я свое мнение.

– Именно.

– Как и следовало ожидать… – пробормотала я, покачав головой и записав название рассказа на листке.

Адрик издал флегматичный смешок, больше похожий на фыркание тюленя. Я закатила глаза. От него самого, его брата и от всего, олицетворением чего они являлись, меня начинало мутить, но нужно было успокоиться. Не стоило столь откровенно воспринимать все в штыки. Я только-только поступила в университет, и подразумевалось, что у меня не могло быть причин так люто их ненавидеть, верно? Здравый смысл подсказывал, что лучше держать себя в руках.

– Назови последнюю прочитанную книгу, – сухо попросила я.

– «Искупление» Иэна Макьюэна.

– Ту, которую ты действительно читал, – уточнила я.

– А почему ты думаешь, что я эту книгу не читал? – ответил он вопросом.

– Потому что не читал, – просто сказала я.

Адрик слегка приподнял уголок рта, из-за чего показалось, что он едва заметно улыбнулся. Однако я не поняла, что означала его улыбка: веселье, насмешку или ничего конкретного?

– Тебе кажется невероятным, что я читаю серьезные книги, из-за того, что до этого я сказал, что читал кое-что из Маркиза де Сада, правильно? – отозвался он спокойно, но с металлом в голосе.

– Нет, совсем не потому, но… – попробовала я защититься, но Адрик не дал мне договорить.

– Или ты решила, что я читаю литературу только в стиле Маркиза де Сада?

– Нет, конечно, просто…

Адрик подался вперед, поставив локоть на стол, будто приглашая к доверительной беседе. От пристального взгляда его серых глаз мне стало не по себе, а я не из тех, кто легко теряет присутствие духа.

– Я терпеть не могу Маркиза де Сада, – негромко и очень серьезно сказал он. – Он омерзителен. Извращения и неосуществившиеся фантазии, изложенные на бумаге, чтобы они не потускнели. Однако тому, кто увлекается литературой, интересно читать разные книги. Я не утверждаю, что все они должны нравиться, но считаю, что разнообразие расширяет кругозор. Это занятно, к тому же не придется растрачивать время, клеймя вещи по невежеству или поддерживая вздорные отзывы других критиков, поскольку каждый человек способен составить собственное мнение и вполне им удовлетвориться. Лично мне больше ничего не нужно. Тебе не приходит в голову, что мои мотивы именно таковы, или тебе легче судить о людях только на основании того, что им могут понравиться вещи, которые не нравятся тебе?

Своей отповедью он, образно говоря, отхлестал меня по лицу.

Но я не собиралась сидеть и смиренно помалкивать, ибо я скорее умру и обращусь в пепел, чем позволю одержать над собой верх. Я выдохнула и потрясла головой, ошеломленная его словесным натиском.

– Нет, подожди, – торопливо ответила я, опомнившись и приготовившись спорить. – Я всего лишь думала, что ты не станешь читать подобные вещи потому, что ты…

– Из семьи Кэш? – мгновенно подхватил он.

Я заморгала, не поверив своим ушам.

– Ну… да.

– Боже ты мой, – засмеялся он едва слышно, явно удивившись.

Адрик даже не дал мне времени сказать что-то еще. Повернувшись к Лорис, он поднял руку и громко заявил:

– Профессор, можно я поработаю один в этом семестре? – Внимание аудитории тотчас сосредоточилось на Адрике. Лорис перестала писать на доске и посмотрела на него с недоумением. – Дело в том, что напарница считает меня тупицей из-за моей фамилии, а предпочтения находит гнусными и нездоровыми. Откровенно говоря, такое отношение кажется мне предвзятым.

Еще одна оплеуха.

Весь класс уставился на меня. Некоторые студенты прикрывали ладонью рот, скрывая веселье, хотя отдельные смешки все же прорывались. От негодования и стыда у меня вспыхнуло лицо. Снова я оказалась в центре скандала, который угрожал окончательно испортить мне жизнь.

Я стиснула ручку.

– Это неправда! – поспешно возразила я, не желая выглядеть полной идиоткой. – Все не так. Я лишь сказала… Я имела в виду…

И все же выставила себя полной идиоткой. Я не могла реабилитироваться. Я оборвала себя на полуслове потому, что не могла назвать причин, почему посчитала Адрика недалеким, во всяком случае, логичных причин, и остальные тотчас заметили мою беспомощность.

Итак, я стала всеобщим посмешищем.

– Боюсь, Адрик, – произнесла преподавательница, сначала успокоив студентов, – вы назвали главную причину, по которой вам следует работать вместе. Вы должны научиться в споре отстаивать свою точку зрения. Это является главной целью наших занятий.

Она нас так и не рассадила, но до конца семинара мы больше не обменялись ни словом.

Едва прозвенел звонок, возвещавший об окончании занятий, Адрик, не медля ни секунды, подхватил свой рюкзак и исчез. Когда он ушел, мне стало легче, но в глубине души поселилось тревожное гложущее чувство, что я проиграла ему раунд. Обычно я умела постоять за себя в любом споре, но приходилось признать, что он в два счета оставил меня в дураках, причем сделал это мастерски, что вызывало чуть ли не восхищение.

Нет, только не восхищение.

С ним необходимо держать ухо востро. Возможно, он окажется самым опасным из Кэшей, хотя я предполагала, что одержать верх над Эганом будет весьма непросто. Или жестокость имеет менее губительные последствия, чем острый ум?

Я отправилась обедать в столовую, где меня обещала дождаться Арти. До тех пор столовые ассоциировались у меня с шумными многолюдными помещениями с грязным полом, пропитанными запахом пищи. Разумеется, в Тагусе было иначе. Столовая выглядела современной и чистой, а немногочисленные посетители разговаривали вполголоса. Еда не соответствовала изысканному вкусу студентов, привыкших к ресторанам кампуса, но всегда находились те, кому хватало времени добежать только до столовой.