Геном: исцелённые

Его уже ждали в отделе, на почту каждые десять минут приходили сообщения. В том числе и репортерские запросы – как всегда с утра писаки жаждали новостей из полицейского участка.

Словно прочитав его мысли, доктор Робертс приблизился к нему настолько, насколько это было возможно, не нарушив приличия, навис над измученным Брайсом и произнес, отчетливо выделяя каждое слово:

– Мы близки к прорыву, который сделает историю человечества похожей на сказочный сон. Представьте себе жизнь без генетических болезней и старости. Представили? Больше я ничего не могу вам сказать. Но вы должны отдавать себе отчет, что многие там, наверху, – он указал пальцем на потолок, и Брайс инстинктивно поднял глаза вверх, отчего почувствовал себя полным дураком, – очень заинтересованы в нашей работе. Если вы поднимете шумиху в прессе, заявив об убийстве пациента, нас начнут трясти все кому не лень. И требовать ответы на вопросы, которые пока мы не можем дать. И за это вас, инспектор, не погладят по голове. И тем более не дадут повышение. Да вам и поздно уже. Хотите получить свою почетную грамоту и выйти на пенсию через два года – удалите все сообщения от репортеров, которые лежат у вас в почте.

Инспектор подскочил и в ярости приблизил лицо к самому носу надменного докторишки.

– Если еще раз ты, ученая змея, сунешься в мой планшет и личную переписку, я не посмотрю ни на какую пенсию и прополощу твои проделки во всех СМИ, которые согласятся меня выслушать. А таких будет много, поверь. Так что не вздумай мне угрожать, потому что мне терять немного, а тебе – все. И для тебя это совсем неважный расклад, верно?

Робертс отошел от Брайса на пару шагов и уставился на него.

– Аргумент принят. Прошу прощения, что влез в вашу почту. У нас тут свои системы безопасности, знаете ли. Просто не успел остановить считку данных. Ну да ладно, – примирительно сказал он.

– Я не буду говорить с репортерами о смерти Тобиаса Мура, даю слово, – пообещал Брайс. Он и без угроз доктора понимал, чем это может для него обернуться.

– Я знал, что мы найдем общий язык. – Робертс подошел к окну и встал к Брайсу спиной, полагая, что разговор окончен. Но инспектор считал иначе.

– С третьего раза, – напомнил он.

– Да, в последнее время мы с вами часто видимся, – откликнулся Робертс.

Его громоздкая фигура загораживала свет из окна, и в кабинете стало темно и неуютно.

– Довольно часто для людей, которые вершат здесь историю, как вы выразились. Мне казалось, что в колыбели прогресса всякие умники вроде вас и ваших коллег не должны все время лажать, – сказал Брайс таким тоном, словно это была неделикатная шутка.

– Вы правы, инспектор, – ответил Робертс спокойно. – Но мы имеем дело с людьми, а они бывают непредсказуемы. И глупы, – добавил он, повернувшись к Брайсу вполоборота.

Инспектор остался доволен ответной реакцией доктора. Вот теперь разговор был окончен.

Оставшись один, Марк Робертс остался стоять у окна. Из своего кабинета он видел другой берег Ист-Ривер: проржавевшие доки, бетон и сталь, гиганты портовых кранов – вечно в движении, тяжелые черные крюки раскачиваются из стороны в сторону. У берега сновали люди и машины, перетаскивали, перевозили, спускали на воду или поднимали на сушу. Фуры, разинув черные пасти, ждали свой груз. Проглотив его, плавно двигались с места и пускались в путь навстречу восходящему солнцу. Над Ист-Ривер свистел ветер. В заполненных цистернах, выстроенных в ряд у самой воды на другом берегу, гудело, будто в пчелином улье. Что-то скрипело и ухало, клацало и билось внутри. И Марк Робертс, стоя в своем кабинете на Норт-Бразер-Айленд, смотрел на материк и прислушивался к доносящимся оттуда звукам.

Институт Карпентера был его жизнью, делом, которому он посвятил каждую секунду своего существования. Убийство Тобиаса, несовершеннолетнего пациента, привлечет слишком много внимания к Институту, это вопрос времени. Времени, которое он умел ценить очень высоко. Доктор Робертс снял с себя белый халат, и в сердцах швырнул его на пол. Потом, хорошенько подумав, поднял его, осмотрел и аккуратно встряхнул. «В конце концов, еще неизвестно, чем закончится вся эта история», – с надеждой подумал он. Марк Робертс умел выкручиваться из самых сложных ситуаций. Может, получится и на этот раз.

***

Габи Хельгбауэр вышла на улицу, глубоко вдохнула наполненный запахом воды и деревьев воздух. Дождь все еще моросил. Сентябрьское небо, затянутое тучами, висело так низко, что, казалось, вот-вот обрушится на голову.

Шурша гравием, она дошла почти до самой реки, туда, где скрипучие опоры причала входили в воды Ист-Ривер. Зеленоватая вода пахла тиной, как всегда после бури, когда волны выносили на каменистый берег Норт-Бразер-Айленд водоросли и пустые бутылки.

Габи немного помедлила: во многом, что здесь произошло вчера, была ее вина. Не полностью. Но львиная доля ее личных промахов привела к тому, к чему привела. Тобиас умер на ее руках, не успев даже понять, что случилось. Теперь она шла на встречу к его убийце, чтобы обнять его и хоть немного утешить. Они будут плакать вместе, навзрыд, и не расцепят объятия, пока их насильно не растащат полицейские, поджидающие мальчика на катере.

Габи чувствовала, что ноги прирастают к земле, не слушаются. Вот оно, справа, под лиственницей, то место, где она держала тело Тобиаса на руках. А впереди, в сотне метров, доски причала, под которыми нашли его убийцу, съежившегося от ужаса, мокрого и замерзшего. Эти сто метров надо было как-то пройти, пересилив себя, стиснув зубы, зажмурив глаза. Габи ускорила шаг, маршируя одеревенелыми ногами. Полицейский катер раскачивался на воде, причал обдавало брызгами.

Время замедлилось. За минуту дождь прекратился, ветер притих, деревья перестали биться в неистовом ритуальном танце. Габи стояла напротив худой, раскачивающейся взад и вперед фигурки. Она не сводила с мальчика глаз, пока он не поднял на нее свои. Когда их взгляды встретились, в просвете тяжелых туч проглянуло холодное утреннее солнце.

Река успокоилась, как успокаивается женщина после бурной истерики, и как ни в чем не бывало погнала свои воды вниз по течению.

Остров встречает гостей

Четыре месяца назад

Тобиас и его отец выехали из Филадельфии в Нью-Йорк на рассвете. Самый край неба наливался розовым, растушевывал голубой и белый. Старый «форд» мистера Мура, шурша протекторами, свернул на узкую дорогу. С одной стороны Тобиас мог дотянуться до отвесных скал, нависших над асфальтом, с другой мог бросить камешек из окна машины, и тот пролетел бы с обрыва пару десятков метров.

– Пристегнулся? – хмуро спросил мистер Мур.

– Да, пап, – весело ответил Тобиас.

Отец в последнее время часто бывал не в духе. С работой не ладилось, он то и дело засиживался до ночи за срочным одноразовым проектом, не сулившим больших денег. Тобиас видел перед собой его растрепанный седой затылок, ловил в зеркале заднего вида взгляд его покрасневших глаз. Но сегодня Тобиасу не хотелось замечать настроение отца – у него было собственное настроение. В груди не болело, очередного дождя не предвиделось, июнь обещал быть теплым, а небо – ясным и приветливым.

– В Институте Карпентера должно быть много подростков. Подружись с кем-нибудь. Если тебе разрешит доктор Робертс, – сказал мистер Мур.

– Ладно, пап. Как думаешь, там вкусно кормят?

– Ты не об этом должен думать, Тобиас. – Отец укоризненно посмотрел на него в зеркало заднего вида.

– Я думаю, доктор Робертс мне поможет, – кивнул Тобиас и постарался придать лицу серьезное выражение.

– И ты должен во всем его слушаться, сынок. Он был самым талантливым на нашем курсе. Только он знает, что с тобой делать.

– А почему ты не работаешь с ним? – зачем-то спросил Тобиас и тут же пожалел об этом.

Рука мистера Мура быстро дернулась, лицо скривила горькая усмешка.

– Я не слишком хорош для генетики. И вообще для чего бы то ни было, – ответил мистер Мур.

– Прости, пап. У тебя это, ну, просто временные трудности с работой.

– Нет…

– Что нет? – удивился Тобиас.

– Нет, еда там наверняка отвратительная. Потому что никто не готовит лучше, чем твоя мать, – мистер Мур улыбнулся сыну.

Через несколько часов Тобиас насмотрелся в окно. Он мысленно представлял себе Институт Карпентера. Белые лаборатории, люди в халатах. В общем, больничка, да и только, но ему все равно не терпелось увидеть все своими глазами. Тобиас зажмурился, прислушиваясь к дребезжанию машины и грохоту своего чемодана в багажнике.

– Готовься, почти приехали, – окликнул его мистер Мур и дал резкий крен влево, чтобы занять парковочное место.

Тобиас первым выскочил из машины, оставив отца доставать из багажника большой тяжелый чемодан.

Они стояли на широком причале. Пришвартованный к пирсу катер покачивался на волнах. Вдалеке, посреди Ист-Ривер, в лучах солнца купался увенчанный белыми корпусами остров.

– Как ты себя чувствуешь? – спросил отец, когда катер почти достиг острова.

– Даже не знаю. Я никогда не разлучался с тобой и мамой так надолго.

– Я о твоем сердце. Не болит?

– Нет, все хорошо. Странно, я вдруг подумал, что ты интересуешься тем, что творится у меня на душе, – пожал плечами Тобиас.