Стратегия хаоса. Выйти из пепла

Иним улыбнулся и махнул головой, подняв руку, давая понять, что его слова не так услышали.

– Нет-нет, что вы! Мои предположения были лишь предостережением о возможных грядущих сложностях, а ни в коем случае не угрозой.

– В таком случае, могу я поинтересоваться, что же именно вас привело сегодня ко мне? – герцог сохранял учтивый, вежливый тон, но внутренне едва мог сдерживать спокойствие.

Этот невысокий человек внушал некий трепет, перед ним хотелось склонить голову, несмотря на всю его кажущуюся искренней вежливость. За ней не скрывался заискивающий тон, как у многих, даже высокопоставленных персон, но улавливалась сила, которой не хотелось перечить. Антоним не мог отделаться от чувства, что дело, с которым к нему пришел иним, уже давно решено, а герцога всего лишь хотят поставить перед фактом, ввести в игру, объяснив правила, которые придумали задолго до его появления на игровой доске. От этого становилось не по себе, но герцог пытался сохранить невозмутимость.

– Меня привело к вам предложение о сотрудничестве, – мягко проговорил Норлем. – Я мог бы поспособствовать тому, чтобы разбоя стало меньше. Не своими руками, конечно. Еще мог бы… м-м-м… попросить взбалмошных наместников чуть внимательнее относиться к своим обязанностям. И попробовать разузнать, например, кто перебивает прибыль, предназначенную королевской казне. Это для начала. Как вы на это смотрите?

– Эта помощь была бы неоценима для короны. Конечно, если иметь в виду методы ее достижения, – осторожно проговорил герцог. Вот оно. То, что он предлагал королю. Однако когда это предложение стало реальным и буквально лежало на ладони, он почувствовал неуверенность в правильности такого выбора и даже страх. Вдруг они своими руками запустят в страну «чудовищ», которые повергнут в ужас население севера, а позже и все государство. Похоже, эта мысль отразилась на лице герцога, потому что Норлем вздохнул, а в его глазах появился оттенок снисхождения.

– Милорд Антоним, – мягко зазвучал голос, – мы не кровожадные чудовища и не станем налево и направо чинить расправу над всеми, кто попадется у нас на пути. Сказать по правде, если бы мы действительно желали этого, то разве законы и патрульные нам бы помешали? Подумайте сами?

Герцог замялся. И правда, в таком случае король не смог бы ничего сделать, даже обладая миллионным войском. Но тут же Антоним подумал о другом. Раз иним пришел во дворец с подобным предложением, значит, ему самому что-то нужно. Когда Герцог ранее обдумывал сделку с ними, он ломал голову над тем, что же можно предложить этим людям, но ничего основательного придумать так и не смог. Решил довериться воле случая, которая может подсказать что-то в нужный момент. И вот иним сам пришел, поскольку ему что-то потребовалось от короны.

– Как я уже и сказал, подобная помощь неоценима и должна оплачиваться. Что же вы хотели бы получить взамен?

Иним слегка качнулся на каблуках и в упор посмотрел на собеседника, сложив пальцы в замок на животе. Серьезно, без улыбки он произнес, огорошив герцога:

– Вашу поддержку.

– Простите? – растерялся Антоним.

Поддержку? Каким образом люди, пусть даже сам король, могут оказать поддержку инимам, у которых в распоряжении магия и практически неограниченные возможности, инимам, которых никто не может вынудить подчиняться законам. Из соображений важности короны герцогу должно было польстить такое предложение, но по-человечески он совершенно его не понимал. Он ожидал услышать самые жесткие требования, например, о постоянной поставке людей для высасывания из них душ или вроде того. Но уж никак не просьбу о поддержке. Пытаясь сохранить самообладание, герцог произнес:

– Попрошу вас разъяснить, в чем именно вам нужна наша поддержка?

– Видите ли, милорд, наше положение ввиду противоречий с эфорами крайне непривлекательное. Мы вынуждены прятаться, скрываться, чтобы не попасть под облаву. Нас обвиняют в измене, которую мы якобы совершили. А в чем? В том, что у нас расходится мировоззрение и взгляд на некоторые моральные принципы? Я понимаю, нас многие считают чудовищами, но из-за чего? Как часто лично на вашей памяти были случаи, когда инимы истязали невинных людей, устраивали массовые кровопролития или творили иные ужасы из тех, что нам присваивают? И помилуйте, вы же тоже понимаете, что те вести, которые приносят из дальних деревень, что инимы якобы напали на село, побили жителей и выкрали ценные вещи, бред собачий. Больно нам сдался их «фамильный хлам». Но люди верят. К сожалению. А прочие слухи о наших «злодеяниях» люди пересказывают уже не счесть сколько десятилетий, каждый раз добавляя леденящие душу подробности, которые сами же и выдумывают.

Герцог Листел задумчиво слушал. Ему и в самом деле нечего было возразить на эти слова. А он не понаслышке знал, насколько могут раздуться сплетни, особенно когда люди чего-то боятся. В последнее время действительно были частые случаи, когда в доносах из подвластных территорий причинами беспорядков указывался «налет инимов», поскольку нападающие носили черные плащи, скрывающие лица, и якобы колдовали. Хотя в чем заключалось колдовство, в отчетах не указывалось. А по нанесенному ущербу был виден чистый разбой: побиты люди, пара-тройка с перерезанным горлом, украдены ценные вещи. Если в отчете указывались инимы, то, как правило, на это все закрывали глаза, и никакие требования к наместникам по их поимке не предъявлялись.

– А ваша помощь нам заключается в том, – продолжил Норлем, – что если мы будем играть хоть небольшую роль в поддержке людей и государства, наше положение может измениться в лучшую сторону. Эфоры, может, наконец, признают, что мы не отбросы сего Мира и тоже приносим ощутимую пользу. В итоге наш с ними конфликт пойдет на спад. Они будут заниматься своим делом, мы – своим. Конечно, я понимаю, что общественность может отреагировать неоднозначно, – сказал иним, отвечая на вопрос, который так и крутился на языке герцога, – поэтому мы не будем сразу оглашать нашу договоренность народу. Постепенно это и так станет явно, как и все тайное. Лишь вопрос времени – когда? Люди увидят результат нашей совместной работы и не станут роптать и затевать бунты. Что скажете на мое предложение?

– Я скажу, что это вполне может заинтересовать короля. Но стоит более подробно обсудить все условия, – осторожно ответил Антоним.

– Конечно. Я пришлю к вам своего верного человека, который передаст договор. Вы его прочтете, обсудите и примете решение. Этот документ будет составлен на зачарованной бумаге. Такой же экземпляр будет и у меня. Если вы внесете свои правки, я тут же их увижу. Таким образом, наша договоренность будет прозрачна и ясна для обеих сторон. Вы хотите что-то спросить, милорд герцог?

– Да. Сей документ будет заключен лично с вами или с вашей… м… всем обществом?

– Видите ли, у нас нет единого правления. Каждый сам по себе и со своими приспешниками. Но те инимы, которые вместе со мной хотят оказывать помощь государству, будут указаны в этом документе. Сразу хочу уточнить. Есть и такие личности, которые несколько… м… выделяются из нашего, как вы сказали, общества. Например, некий Влаас, если вы о таком слышали. Его деятельность часто противоречива, и даже мы порой не принимаем ее. Он, конечно, не будет указан в документе. Однако подобные ему преследуют свои цели, мы – свои. Не думаю, что у нас с вами возникнут сложности, но в случае чего, со всеми сторонами можно договориться. Что скажете?

– Думаю, что в вашем предложении есть определенный смысл. Я поговорю с королем, и мы будем ждать вашего связного с зачарованным документом.

– Прекрасно, – Норлем протянул руку герцогу.

После рукопожатия иним склонил голову и, взглянув с легкой вежливой улыбкой на советника короля, удалился. Антоним в задумчивости отправился через сад к входу во дворец. Его до сих пор не покидало чувство, что этот визит был не более чем некой церемонией вежливости. Его просто поставили перед фактом, что инимам что-то потребовалось от короля, с подразумеваемой просьбой «не сопротивляться». Герцог Листел не верил в счастливые совпадения, и его насторожило появление инима в тот самый момент, когда им требуется от него помощь. Если бы обстоятельства сложились иным образом, например, корона не нуждалась бы в помощи со стороны, тогда сие предложение не выглядело бы столь подозрительным. Но все складывалось слишком удачно, и от этого появилось чувство, будто все идет как-то неправильно.

Погруженный в мысли, Антоним не заметил, как добрался до дворца. Герцог сразу направился в покои к королю доложить новости и поделиться своими сомнениями по поводу предложения Норлема. При всем уважении Листела к своему правителю, он не мог не признать, что тот был человеком скорее легкомысленным, чем дальновидным, и более доверчивым, чем стоило бы быть королю. Герцог не сомневался, что Гринлис Второй обрадуется появлению инима и удачно складывающейся возможности решения назревших проблем, и у него не возникнут те сомнения, которые одолели Антонима. Что ж, придется действовать очень осторожно в отношении и короля, и Норлема. Нужно оставить карты в рукавах, не допустить инимов к ведущей роли в игре, а для этого нужно удержать правителя в узде, чтобы тот не поддавался на незримые провокации, если таковые будут.

Дойдя до коридора королевских покоев, герцог Листел очнулся от дум и заметил, что стражники уже давно склонились перед ним в поклоне. Подавив тяжелый вздох, Антоним толкнул дверь и вошел в гостиный зал Гринлиса Второго.

6. Чашка и чаша

Следующую пару недель Рист провел у Мэвела. Парень много спал, мало, но часто ел под строгим наблюдением бывшего учителя и еще меньше утруждал себя какой-либо работой. За это время его лицо приобрело более-менее здоровый оттенок, на щеках появился румянец. Парень чувствовал, что с каждым днем оживает все больше. Он набирался сил и, как постоянно говорил Мэвел, вспоминал, что он живой человек, а не механизм, настроенный на выживание и расправу над чудищами.

Чудесно было то, что все чувства до сих пор были обострены. Окружающие его краски казались чрезмерно цветными, словно рисунки в детской книжке. А запахи Рист улавливал настолько тонко, что мог различить породу и возраст дерева, из которого сделаны полки или стол. Простая прогулка по лесу доставляла необычайную радость. Даже дождь, который он всегда не мог терпеть, приносил искреннее удовольствие.

Он стоял в одних брюках возле дома отшельника. Как приятно было чувствовать теплую, слегка чавкающую от воды почву под ногами и редкую мягкую траву. После каменистой глины Пустоши, где он почти все время проходил босиком, эта земля казалась мягчайшим ковром: даже хвойные иголки, попадающиеся кое-где, не смущали Риста. Он смотрел вверх на столетние деревья и обильно падающие с неба капли дождя. Парень уже давным-давно промок, по лицу и телу струйками стекала вода, под ногами образовалась лужа. Ему казалось, что он ощущает каждую капельку, падающую на него и стекающую вниз. Дождь нежно ласкал его кожу, а редкий ветерок приятно охлождал ее.

В плотных тучах вдруг появилась брешь, сквозь которую на пару секунд мелькнуло солнышко. На мгновение Рист увидел радугу. Он попытался точно запомнить этот миг, запечатлеть в памяти, сохранить все чувства и ощущения, которые испытывал. Если он когда-нибудь снова попадет в Пустошь, это воспоминание поможет ему не забывать, какой мир существует на самом деле. Он таким образом запоминал солнечный лес с сочной листвой, хохочущего над шуткой Мэвела, соловья, певшего ночью прямо под окнами его спальни. Он проснулся в ту ночь и сидел, слушая пение птицы, запоминая звуки ночного леса. А после вышел на крыльцо и впитывал первые лучи восходящего солнца. Он пытался почувствовать каждый миг этой «нормальной» жизни. Потому что, если он снова окажется…

– Эй, парень! – Рист вздрогнул. – Я же просил накрыть столбовые цокролии от дождя. А не самому стоять под дождем столбом! Ты, видно, слегка перепутал.

– Ох, Мэвел, извини, я немного задумался, – юноша помог отшельнику натянуть непромокаемую мешковину над растениями и зашел в дом.

– Ты слишком рассеянный, юноша. А из такого места вернулся! У тебя концентрация должна быть отработана, – сердито ворчал Мэвел. – Цокролии очень привередливы и не терпят излишней влаги. Теперь придется их отхаживать.

– Ты же сам говорил, что я был перенапряжен, нервная система ни к черту, да и вообще… – Рист уже высушил себя простыми чарами и плюхнулся на пол в подушки, держа в руках кружку ароматного травяного чая. Он сделал глоток и, прикрыв от удовольствия глаза, сказал: – как же вкусно! Мэвел, я чувствую себя так, словно только что начал жить. Раньше я вообще не замечал ничего вокруг и не ценил. А теперь солнце кажется таким ярким, еда – необычайно вкусной, цветы – ароматными…

– Но дождь, по всей видимости, недостаточно мокрым, раз ты под ним полчаса торчал, забыв про драгоценные цокролии! – Темпо уже улыбался, хотя жалел, что не укрыл растения сам. – А я-то все думал, как из циничного и практичного парнишки сделать восторженного романтика с дырявой головой? А надо, оказывается, было отправить его на длительную экскурсию по Мертвой Пустоши!

– Ты ведь сам меня когда-то учил, что нужно видеть и ценить красоту Мира, дышать полной грудью и наслаждаться этим. И вот когда я, наконец, этому научился, ты бухтишь про какие-то сорняки! Нет, чтобы похвалить прилежного ученика, – Рист хотел казаться возмущенным, но из-за прекрасного настроения получалось плохо.

– Да уж, прилежный ученик. И двадцати лет не прошло, как элементарную вещь усвоил, – продолжал ворчать Мэвел. – Только ценить то, что есть, не значит становиться болваном в розовых очках. И куда делся весь твой реализм?

– Ну, тебе не угодишь, – сказал Рист, откинувшись на подушки. О такой жизни он недавно и мечтать не мог. Спокойные дни у Мэвела, разбавленные чтением книг, медитацией, новыми знаниями; теплый очаг и простая вкусная еда – о чем еще можно мечтать?

Отшельник сел напротив парня, внимательно и без улыбки глядя на него. Он вздохнул и серьезным, но вкрадчивым тоном произнес:

– Послушай, Рист. Твое новое мироощущение – это, конечно, прекрасно, постарайся его сохранить. Но пора видеть и реальность. Если ты не возьмешь себя в руки, будешь слишком легкой мишенью, когда отправишься дальше. С такой легкомысленностью ты будешь магнитом для всевозможных проблем и, к тому же…

– Постой, постой! – перебил отшельника Рист, поднимаясь с подушек и садясь на пол. – «Когда отправлюсь дальше»? Ты что, снова меня прогоняешь?

Хорошее настроение мгновенно улетучилось.

– Мальчик, я буду очень рад, если ты станешь меня навещать, но ты не можешь остаться жить здесь. У тебя свой путь…

– Свой путь? – вскинулся Рист. Опять его гонят. Опять нужно идти. Не оставаться на месте, все идти и идти неведомо куда. – Мэвел! Я на шесть лет выпал из Мира! Куда я пойду? В крепость к Кроусу? Нет у меня другого дома, где бы меня ждали! И выходит, здесь я тоже чужой! Я думал, ты единственный человек, к которому я могу обратиться! А теперь, вижу, что вообще никого нет!

В прошлый раз, когда он ушел от Мэвела, на то хоть причина была реальная, а теперь? Отшельник, похоже, вовсе не рассматривает вариант оставить парня у себя. Но почему? Они ведь не чужие люди. По крайней мере, Рист до этого так думал, а теперь бывший учитель отказывается от него. Почему такая несправедливость?

Рист уже стоял на ногах, распаляясь все больше и больше. Он всю свою жизнь куда-то идет, нигде не останавливаясь надолго. Шесть лет кошмара наяву, когда он шел, без конца шел, потому что, если остановится и найдет пристанище, его сожрут. Неужели так будет всю его жизнь? Неужели он не найдет себе места в Мире? Эмоции лились через край, захлестывая его. Хотелось что-нибудь сломать, кинуть в стену, разбить. Мэвел же слушал крики Риста с полным спокойствием, держа в руках чашку, поглаживая ее большим пальцем. Когда парень замолк, чтобы перевести дыхание, отшельник отрешенным тоном сказал, поднеся к губам кружку:

– Вот об этом я и говорил. Ты слишком податлив эмоциям, юноша. Даже сильнее, чем в детском возрасте, – и неспешно отхлебнул чай.

Лучше бы Мэвел закричал в ответ. Этот убийственно-спокойный тон стал последней каплей. Рист словно задохнулся, и на долю секунды в глазах почернело, сознание отключилось, будто эмоции не успели выйти наружу и взорвались в голове. Кружка в руках Мэвела разлетелась на сотни кусков с такой силой, что несколько глиняных осколков глубоко впились Ристу в голень и бедро. Парень охнул от внезапной боли и плюхнулся на подушку, поджав раненую ногу.

Мэвел опустил руку, которой успел поставить защиту. Его не задел ни один осколок, но остаток чая вылился на штаны. Ни один мускул его лица не дрогнул. Он плавно поднялся и пересел к Ристу. Тот сидел с опущенной головой, смотря в точку, позабыв про боль. Если бы Мэвел не обладал такой молниеносной реакцией, сейчас он был бы весь испещрен глиняными осколками, засевшими глубоко в органах.