Скоро увидимся

– На таких мероприятиях священник отводит на речь не меньше пятнадцати минут.

– Мы просто отметимся и уедем.

Он вовсе не планировал сводить присутствие к такому минимуму, решение возникло внезапно от появившегося вдруг внутреннего дискомфорта.

Капитан деликатно преодолел неплотные ряды, бегло отметив «своих» – мэр, судья, прокурор – поздоровался кивком на ходу еще с кем-то, священник уже начал речь… а в пространстве между двумя белыми венками почти по центру образовалась узкая пустота, пригодная для двух роз на их твердых длинных стеблях.

Красно-темные встали, вписавшись между светлыми композициями, словно необходимая, задуманная прежде деталь.

Отшагнув назад, капитан заметил, что несмотря на траурные минуты, в некоторых лицах отразилось удовлетворение эстетическим результатом.

Скоро, мелким втираньем обратно в ряды, он оказался за последними спинами, где его ожидал инспектор.

– Весь цвет города, сэр. Постоим или будем двигаться?

– Давай двигаться.

Однако им помешал чей-то шепот:

– Сэ-эр…

Дункан повернул голову и увидел недалеко в заднем ряду Марту. Он подумал, речь идет о размене приветственными кивками, но та двинулась осторожными, маленькими шажочками.

Дункан тоже сделал два шага навстречу.

– Сэр, у нас сегодня в семь часов собираются, – произнесла женщина почти на ухо, – мадам просила вас быть.

Сначала мелькнула мысль – отказаться, но тут же – что неприлично, и третья – можно просто не приехать, не ставя себя в условия объяснений.

Дункан изобразил сжатыми веками знак, который легко было понимать и как «принято к сведению».

Автомобиль, чтобы не помешать, двинулся очень медленным ходом.

На центральной аллее, затемненной сходившимися кронами старых больших деревьев, инспектор прибавил, и скоро впереди в пространстве открытых ворот свет улыбчиво пригласил их к себе – вдруг показалось, он рожден не контрастом, и даже не сегодняшним ясным днем, а чем-то извне: «Пожалуйста, господа, вам сегодня открыто… вам сегодня, пожалуйста…»

Через пару минут они влились городской поток – подвижный, торопливый – суета втянула в границы привычного мира.

Скользнувшие по другой стороне улицы разноцветные велосипедисты напомнили Дункану о слишком затянувшейся паузе в занятиях спортом, которому он был верен всю жизнь. Развод, новое назначение выбили из колеи, у него уже появились лишние килограммы. Правда, можно похвалить себя тем, что к середине дня сегодня выкурены только две сигареты. Хотя ситуация походит на тупиковую – он почти год бросает курить методом сведения к минимуму, опускался даже до трех сигарет в сутки, но очередные пустяки нервировали и поднимали дозу.

А почему не съездить на эти поминки?

Там на кладбище он сначала увидел ее темные чуть не доходящие до плеч волосы, закрывающие виски и щеки… с формальной вежливостью, впрочем, уже все в порядке, можно и не поехать… увидел эти волосы, и она тут же повернула голову.

– Сэр…

Опять слова инспектора пролетели мимо.

– Я про Марту. Вы в ней уверены?

– Мы не можем быть уверены ни в одном свидетеле, хотя непохожа она на хитрого человека. Но в принципе, ты прав, пусть поднимут по ней все данные.

Капитану вдруг сделалось весело.

– Слушай, а почему тебе вчера не понравился тот ротвейлер?

– С чего вы взяли?

– Ладно, сознавайся.

Инспектор, подумав, поморщился:

– Не люблю, когда звери живут лучше людей. У него, небось там, и педикюр на когтях. Глядел, подлец, на нас, как на второй сорт.

– Да, глядел выразительно.

Все-таки Дункан решил не поехать, дома, переодевшись, он сразу отправился на кухню заняться ужином.

Вспомнилась позавчерашняя муха, за которой он носился как угорелый. Нет, определенно ее маневры свидетельствовали о прекрасном понимании конкретной опасности. В кухне полно всяких предметов, но муха выделила и поставила под контроль подвижный силуэт, обозначив его врагом. Причем не сразу – сначала она села на панель почти рядом, на столе лежала газета, Дункан свернул ее битой и, не прицеливаясь, ударил. Вот после этого промаха муха квалифицировала удар как покушение на себя, а Дункана – источником угрозы, дальше пошел контроль и перелеты, максимально затруднявшие к себе приближение. По сути своей это был сложный поведенческий акт, включавший внимание, анализ, синтез и память. И если бы не посредственное зрение мухи, она бы летала тут до сих пор. Дункан со школы помнил, у насекомых всем управляет маленький нервный узел. Это даже не фрагмент мозга, а какая-то совершенно примитивная структура, к тому же очень маленькая количественно.

И контрапунктом зазвучала другая тема – человек с его возможностями.

Очень вероятно, что современное человечество даже о них не догадывается, как в предыдущие времена не догадывалось о способностях производить фантастическими темпами новые знания, воплощать их в невероятных технических достижениях. Сколько прошло с появления первых беспомощных самолетиков до высадки человека на Луну? Всего… да, меньше семидесяти лет. А говорят, человек используют свой мозг всего на десять процентов и гении отличаются лишь тем, что у них подключены еще два или три…

В этих размышлениях Дункан как-то быстро и незаметно для себя поужинал.

О собирался уже закурить заслуженную, потому что четвертую всего за день, сигарету, но пришлось взять телефонную трубку.

Низкий незнакомый голос поздоровался, выразил надежду, что не очень побеспокоил, и, не дожидаясь подтверждения этому, назвался.

– Ах, это вы, мистер Коннерс! – Дункан обрадовался, что звонок не по службе. – К вашим услугам.

Голос, кашлянув, спросил, не собирается ли капитан на поминки?..

Кажется, отрицательный ответ вызвал на другом конце затруднение, там снова кашлянули и замолчали. Дункан удивился возникшей неловкости, и тут же вспомнил про письмо.

– На ваше имя пришло послание, сэр, его передали?

Оказалось, передали всего пятнадцать минут назад, а сам Коннерс приехал в город в середине дня, на похороны не попал, вот, хочет отправиться на поминки – он хорошо знал покойного.

Опять небольшая пауза, и голос вдруг предложил встретиться там, у миссис Ванлейн, добавив коротко: «есть кое-какой разговор».

Дункану не понравилось такое выдергивание, он уже открыл рот, собираясь холодно отказать, но прозвучало откровенно просительное: «Буду весьма признателен, капитан».

Злой импульс в мгновение испарился, к тому же, вряд ли бывший начальник полиции настаивает на встрече из пустяковых капризов.

Облачаясь через несколько минут в строгий темный костюм, Дункан даже устыдился внутреннему проявлению грубости – хорошо, что он не успел чего-нибудь ляпнуть.

Глупо бы вышло. И непристойно.