Маргарита

– Да, с Бердяевым и прочей компанией. Лосский говорил: «Мир имманентен человеческому сознанию». И не просто говорил – доказывал это в своих знаменитых работах. Извините меня за вульгарность, коллега, организм – это суперкомпьютер, на котором можно все записать. Зачем, вы спросили? Для преобразования человека. – Он снова повысил голос: – Зиночка, найди там у меня в фонотеке Скрябина! Или нет, поставь нам с Иваном Альбертовичем скрипичный концерт Сен-Санса.

Того же дня: странная партия

Новое место куда как спокойнее, хотя Министерство юстиции, конечно, «отстой».

Оно, с одной стороны, нелестно, но с другой – гарантия на несколько лет. Отсюда скоро не попросят, кресло это на хрен никому не требуется, разве что дурак молодой найдется из родной партии власти. Однако навряд ли, там они больше имеют.

Покой. Никаких срочных дел. Вот на совещании утреннем с руководителями департаментов говорили о чем-то, а о чем – сейчас уже и нет в голове. Делают, ну и пусть себе делают.

От Кремля почти нет беспокойства.

Вот только подумал, и чтоб тебя!

– Алло?

Да к тому же еще Бурков – это надо так сглазить.

– Тоже рад слышать… В трудах, а как же…

Про какую это партию он спрашивает?

– То есть, ну да. Странное, да, название.

Блин, почему-то нет в памяти, как она прошла регистрацию.

– А я как раз на утреннем заседании дал указание просмотреть еще раз их документы, мне через пару часов доложат… Да, сразу и позвоню.

Что за ёж твою двадцать – хоть убей, он не помнит.

Сразу выяснилось, вдобавок, референт, по этим делам, обедает. Он, министр, еще не обедает, а подчиненные лопают. А потом еще полдничать пойдут часа через три.

И поди ты, при таком питании ходят некоторые – даже худые.

Вот куда у одних уходит, и откуда у других берется? Ограничивает он себя второй год добросовестно, а с весом этим никак дело не движется. И врачи говорят – сосуды, давление… голова, конечно, в смысле будущего склероза.

Или – мысль неприятная прикоснулась – склероз уже есть?

Партия эта, Бурков говорит – прошла у них на днях регистрацию.

Может, путает?

Министр не то чтоб разволновался, но некомфортность почувствовал, и для успокоения решил прогуляться по кабинету.

Прошелся туда-сюда несколько раз и посмотрел в окно.

Еще прошелся.

Почувствовал совсем ясно, что сам уже хочет есть.

И только сейчас понял, что не продумал вопрос, который задаст референту. Нельзя же в лоб спрашивать о том, чего он не знать не может.

Так-так, работает голова – есть правильное и простое решение.

А вот и запыхавшийся референт.

– Вызывали, Николай Иваныч?

– Тут мелочь одна. Бурков насчет партии интересуется, которую мы днями зарегистрировали.

– «Эх, Россия»?

– Да.

– А что его интересует?

– Ну, в смысле чисто ли все.

– Чисто, Николай Иваныч, вы ж сами смотрели и подпись ставили.

– Помню. Только ты мне основные документы по ней сейчас принеси, – министр взял листочек, на котором ничего не было, – тут он мне несколько вопросов продиктовал, ну, конкретное кое-что. Сам знаешь, если Бурков прицепится…

– Да упаси господь, я в момент принесу.

* * *

Конгресс прошел на пятерку!

Было много гостей, собственно, больше несколько, чем самих делегатов. Казаки достойно сидели в передних рядах – в кителях с медалями и штанах с лампасами. Эти всегда готовы, эти свои. А чужим, может быть в некоторой ажитации – больно гладко складывалось его выступление – Митя показал шиш. Только неловкость вышла – шиш надо было показать очень многим, стольким, что шиш поднялся до уровня символа, и рука с ним сама собою взметнулась вверх. Батюшкам это не очень понравилось, но не страшно, батюшки тоже свои.

Через полчаса на банкете, после нескольких здравниц, люди начали пить уже просто так, а потом кучковаться по интересам и вести разговоры. Митя вдруг почувствовал, наконец, расслабленность и что слегка опьянел… как-то и во главе стола оказался один. Кто-то, впрочем, очередной, подошел подписать его последнюю книгу, и кто-то вежливо попросил разрешения присесть рядом.

Человек показался вроде виденным где-то – немолодой, хорошего сложения, в элегантном темном костюме сюртучного ретро-покроя, с тоже темной рубашкой, прихваченной у шеи малым воротничком с пуговицей блестящей, ограненной как будто алмаз – но крупный слишком, чтобы быть настоящим.

И голос низкий, знакомый и нет, произнес вежливые слова про его выступление – хорошие, прозвучавшие неформально – искренность голосом почти невозможно изобразить.

Как и глазами.

Глаза… нет, раньше они не встречались – такие бы он запомнил – цвет непонятен, взгляд уходит в крупные вбирающие все зрачки.

Обслуга проворно поставила гостю чистый прибор, и как положено для хозяина, Митя спросил, какую водку предпочитает прибывший.

Тоже приятная мелочь – за фирменную водку на его банкет, не покупную, а подарочную, случилась целая борьба, в которой, его решением, победил Немирофф.

В ассортименте было несколько видов, и на вопрос о его предпочтениях гость ответил, что пьет только «чистенькую».

Митя почему-то обрадовался и сказал «правильно», хотя сам до этого употреблял с перцем.

Гость, благодарно кивнув, взял налитую рюмку и против своего чопорного и строгого вида поднес, чтобы чокнуться.