Странное дело, показавшаяся неуместной и даже – успел подумать «центральный» – похожей на хулиганскую выходку, песня «легла» на медь, обрела чуть медленную торжественность и приятную звучность, сопровождаемую низким пу-пу геликона.
Женщина и собака – самка, теперь стало видно – повернулись к оркестру и, судя по выражениям, обеим понравилось.
Сыграли один куплет.
– Имею честь, – произнесла гостья, как только замолкла музыка, – представить вам наследницу всех капиталов господина Смирнова, она повернула к собаке голову, – поздоровайся, пожалуйста, с господами.
Собака села и подняла правую лапу.
У двоих слова вызвали оцепенение, но опытный от «Торговой» смекнул сразу, подошел первым и нагнувшись рукопожал.
– Искренне признателен за эти счастливые минуты знакомства, – а отходя, снова шепнул: – Не стой, Лёня, как дуб.
– Э, позвольте приветствовать вас… – из-за высокого роста ему пришлось низко нагнуться, чтобы взять лапу – лапа была теплой и равнодушной, – надеюсь, визит вам понравится.
Третий – генеральный директор ОАО «Шилково» – уже суетился сзади.
– От всего огромного коллектива, от себя лично, от… – он сменил согнутую позу, встав на колено, и поцеловал черную шерсть.
– Трезвым когда-то бывает? – риторически спросил «опытный» у «центрального».
Собаке не очень понравилось, она повела носом в сторону «поцелованного», поставила лапу и недовольно взглянула вниз на нее.
До входа в vip-зал было очень недалеко, там ждали, и чтоб отогнать других, на двери с внутренней стороны висела бумажка «Трубу прорвало».
Гостья и собака направились первыми, за ними, разворачиваясь опять по ранжиру, двинулись остальные.
– Мило, мило, – похвалила гостья, ступив несколько шагов в vip-зал, – скатерти мне нравятся, и главное – хорошо отстираны.
«Твари, – произнес про себя генеральный аэропорта, – я ж новые велел постелить».
И обратился к гостье с зелеными мерцающими глазами:
– Чем богаты, как говорится, тем и рады. Извольте с дороги откушать.
– А почему нет?
На левой руке женщины – сколько же это стоит – широкий платиновый браслет с огромными по нему изумрудами, каратов тут в сумме, наверное, двести.
– А вы богаты, господа, – оглядев главный – «избранный» стол, произнесла дама, – стерляжья икра. – Она обратилась к собаке, уже спущенной с поводка: – Это не иранская дребедень, и не из немецких садков – настоящая браконьерская. Тебе, милая, надо попробовать.
Генеральный аэропорта злобно прошептал метрдотелю:
– Ты за скатерти ответишь.
– Новые, у меня чеки из магазина.
– Это ты мне, – он едва подавил пытавшийся вырваться голос, – мне рассказываешь про чеки?
Самке-ротвейлер уже поднесли густо намазанный бутерброд, та, осторожно понюхав, взяла половину в рот, подержала, и отправила весь целиком.
– Кушает, – умилительно произнесло несколько голосов.
Даме наливали «Бордо».
– А, это жареные бараньи яички? Всем рекомендую, господа. В Киргизии забили целое стадо, сами-то они что едят, кроме лепешек?
Собака повела носом в сторону блюда.
– Тебе, милая, пока ни к чему – это для стимулирования людей среднего и старшего возраста. Ты лучше скушай пару раковых шеек, раки ползали еще час назад.
Кроме трех самых главных, с ловкой рядом прислугой, остальные разместились у другого стола, проще в чем-то блюдами, но не обиженного. «Опытный» знал – деликатность в употреблении будут держать только первые десять минут.
* * *
У Ришельевича кроме всякого добра был еще отдельный коттедж – не на Рублевке, и неизвестный почти никому.
Самое время приехать Рогнеде, но всегда эта дрянь опаздывает.
Коньяк на столе, он пьет совсем почуточке, потому что лишние дозы «перед этим делом» к хорошему не приводят.
И не очень внимательно смотрит на экран телевизора, где показывают аккуратный, несмотря на сибирскую глухомань, городок Забуйск и рассказывают про молодые годы родившегося там лидера новой партии «Эх, Россия».
Забулькало вдруг в животе, и потянуло на расслабление.
Ришельевич поспешил в туалет.
И скоро вышел, довольный, что очищение произошло вовремя.
Где ж черти носят Рогнедку?
Большая комната в полумраке… он сначала не понял – она приехала?
Нет, понял.
Хотя снова не понял.
За столиком, где сидел он, сидят два мужика.
Из охраны?
Не может быть – те снаружи, и без приказа появиться не смеют.
Но главное – один мужик отхлебывает из горла его коллекционный коньяк, передает другому, и тот тоже отхлебывает.
Ришельевич, застывши, простоял секунд пять…
– Присоединяйся, чувак, – дружелюбно предложил кругловатый с откровенно скотскою мордой.