Князь Рысев 3

Это был не подвал.

Я плюхнулся в вонючую до омерзения воду. Липкой жижей нечистот она липла к одежде, водорослями цеплялась за плечи. Обнаглевший, любопытный грызун заскочил мне на голову – я схватил его поперек туловища, швырнул в гадкую воду.

Меня со всех сторон окружали влажные, позеленевшие кирпичи стен. Прутья решеток служили фильтрами, не давая крупному мусору пройти сквозь них. Нечистоты единым потоком стекали по центру канала.

Канализация, вот же ж! И подумать только – скинул меня сюда не кто-нибудь, а мерзкая крыса, научившая своих подчиненных нападать толпой на одного. Ага, намекнуло мне чувство юмора, прямо как один сенсей своих черепах…

Сейчас было не до смеха. Я слышал глас Старого Хвоста, шнырявшего где-то поблизости. Шаркающее, зловещее шуршание крысиных лап по старому, выщербленному бетону.

Он знал, что делал, приказав своим парням скинуть меня сюда – неугодные находят здесь смерть. Не просто находят – становятся добычей. Благородные, привыкшие всегда и во всем быть на вершине эволюционной цепи, оказывались здесь в самом низу. Благородный дар, которому они доверяли свои жизни, подводил их перед лицом неизбывного ужаса, превращая в жуткий, кровавый обед.

Стоять в луже нечистот я посчитал глупейшим из занятий. Солнечный свет не проникал сюда, лишь тускло горели лампы – я надеялся, что среди них окажется хоть один чертенок, к родовым инстинктам которого можно было бы воззвать. Что ж, у мира было забавное чувство юмора: не знаю, какую именно энергию использовали бандиты, но уж точно не от нечистого.

Жижа норовила залиться в ботинки, мерзко хлюпала при каждом шаге. Мундир, чистоту которого предписывалось хранить не хуже чести, был изгваздан так, что даже та хозяйка прачечной, куда уже сдавал его Кондратьич, вряд ли сумеет справиться.

Чем там знамениты у нас канализации? На ум почему-то одна за другой приходили неуместные новости из желтых газетенок про крокодилов, людей-кротов и даже инопланетян.

Я усмехнулся. А ведь и правда: в мире, где для того чтобы завести машину, нужен черт, в канализации может быть что угодно.

Перед лицом мелькнула размашистая огромная тень, и лишь реакция спасла от печальной участи. Тело натянуло на себя дьявольскую эгиду, спасая меня от спешивших размолоть мои руки крысиных резцов.

Старый Хвост вынырнул передо мной во всей своей жуткой красе. Разинулась огромная, почти кроколиподобная пасть, из чрева ударило гнилым, практически сногсшибающим духом.

Зубы несчастного как будто в первый раз в жизни коснулись того, чего они не в силах прокусить. Костяной монолит, моловший сталь, хрустнул, пошел трещинами – не сразу осознавший случившиеся, крысолюд рывком подался назад, заюлил по земле хвостом. Боль посетила его запоздалой гостьей. Подскочив, словно ужаленный, он плюнул в мою сторону, прежде чем нырнуть в грязевой нечистотный поток.

Плевок врезался в стену рядом со мной. Камень, повидавший на своем веку некоторое дерьмо, оплавился, потек, словно жидкий пластилин. Уж не знаю, что там за дрянь жрал наш малоуважаемый мерзавчик, но в убойности ей отказать было сложно.

Крысиная туша скрылась под водой, оставив после себя лишь расходящиеся круги на мутной воде. Тут в пору было подивиться – там, где мне было разве что по колено, умудрилась целиком спрятаться такая туша.

Я сплюнул, утер рот рукавом, посмотрел наверх – без крыльев тут точно назад не забраться. Да и если заберусь – люк, сквозь который я рухнул сюда, уже успели затворить.

А значит, следовало попросту идти дальше. Выбирался же откуда-то этот Старый Хвост после того, как разделается с несчастными?

Ну да, ну да, смеялся сарказм. Бандиты, что желают от кого-то избавиться, всегда же славились именно тем, что оставляли лазейки, сквозь которые можно было бы вынырнуть наружу. Отчаяние, жадно потирая ручонки и обещая взяться за мою душу чуть позднее, не уставало твердить, что куда бы я ни сунулся в этом лабиринте – это тупик.

Здравый смысл боролся с ними изо всех сил и не щадя живота своего. Мальчишка, живущий внутри каждого мужчины, не желал так запросто сдаваться. Получив обидный щелчок по носу, он не желал хныкать в собственном бессилье, жаждал героем проломиться сквозь стены чужих препон.

И обязательно наподдать плохим парням.

– Ты найдешь здесь свою смерть, юный князь. – Со мной, казалось, заговорили стены. Я вздрогнул от неожиданности. Напрягся, ожидая следующей атаки, но ничего не случилось. Старый Хвост потешался надо мной – хриплый, раскатистый смех эхом отражался от каменных стен, клином вбиваясь в мои уши.

– Слишком многие в свое время считали, что могут быть со мной грубы. Что, рожденные с серебряной ложкой во рту, они получили некое особенное право, которого нет у других. Смеяться над низшими, унижать, издеваться, отбирать…

Я не видел причин отвечать на его болтовню. Что, в самом деле завести песнь, что клинок Кондратьичу мы в самом деле купили честно? Так эта погань не поймет, обвиняя благородство в предвзятости. Он сам скакал на коньке чужой гордыни.

– Многие сгинули здесь до тебя. Я мог бы составить целый список. Им подвластны были огонь, вода, железо и слово. Был даже один музыкант, представляешь?

У меня под ногой хрустнуло, я бросил взгляд, попятился, выругался. Мне не посчастливилось наступить на давно истлевший череп истерзанного бедолаги. Скелет несчастного был разбросан, словно при жизни от него отрывали части тела.

Жуткий страх вкрадчиво шептал, что именно так и было.

– Я буду следить за тобой из теней. Тебе кажется, что отсюда есть выход, что можно добраться до какой-то волшебной лестницы и выползти на свет божий. Не-ет, маленький котенок, здесь просто мои охотничьи угодья. Ты нетерпелив, ты яростен, ты готов бросаться в бой – как и десятки других до тебя. Это уйдет через пару-тройку часов блуждания.

– Покажись, – велел я, стиснув кулаки, приготовившись к бою. Смех был мне ответом.

– Я же сказал, что ты спешишь. А у меня времени много, я могу подождать. Ты расслабишься, и я настигну тебя, вкусив твоей крови, будто вина. А может, тебе придет в голову кидаться на каждую тень? Что ж, давай тогда поиграем?

Лампочка, висевшая надо мной, вдруг хрустнула, будто раздавленный зубами леденец, осыпала меня ворохом осколков и искр. Я метнулся прочь, ударил не глядя и наотмашь – кулак врезался в мохнатое тело. Старый хвост хрипло ухнул, вложенных мной дьявольских сил вполне хватило, чтобы швырнуть его в стену.

Серая крысиная шкура зловеще блестела в потемках, шедший из мерзкой глотки свист радовал ухо, но я знал, что останавливаться нельзя.

Сейчас это было смерти подобно. Здесь, посреди мерзости людских отходов, я прикончу этого поганца и, наверное, мир станет хоть чуточку светлее.

Словно осатанелый, я накинулся на огромную крысу. Его ребра затрещали, принимая на себя один мой удар за другим. Лысый хвост, будто плеть, нещадно колотил по стенам, баламутил воду, охаживал меня по спине и плечам. Не желая бить битым, он вертелся едва ли не юлой. Мерзкие крысиные лапы драли на мне рубаху в надежде добраться до мягкой кожи, хлопали по лицу, оставляя на щеках глубокие царапины ссадин. Изогнувшись, он ударил задними лапами прямо в живот – из меня будто выбили весь дух. Словно мяч, я отлетел в сторону, плюхнулся в воду и тотчас же ощутил на себе всю тяжесть крысиного великана. Любивший поболтать со своими жертвами о вечном, Старый Хвост теперь жаждал не загнать меня в угол, он хотел только того: чтобы я сдох.

Отчаянно цепляясь за жизнь, я барахтался в вязкой, вонючей воде, чувствуя на губах мерзкий, тошнотворный вкус нечистот. Я пустил со спины тень, надеясь лишь на то, что демоническим силам в своей массе нужна не сама ночь, а лишь темнота.

Тщетно.

Сгусток тени принял на себя лишь острый, клацающий хват резцов облезлого Хвоста, спасая меня от укуса, попытался вдарить всеми тремя руками – но те оказались слишком слабы, чтобы сдвинуть с меня эту мерзость.

Ощущая, как горят легкие, в глазах темнеет, а слабость овладевает телом, я ударил головой назад.

Вышло так себе и слабенько, но мой противник взвыл, словно ужаленный. Его будто ветром снесло с меня – глава преступного синдиката заверещал, как резаный, а я, еще не понимая, что толком произошло, пытался разлепить глаза. Может, подумалось мне, в свой удар я вложил ту самую нестерпимую боль? Непроизвольно, совершенно забыв об этой абилке, но все-таки…

Все оказалось гораздо интересней.

Мрачные стены заброшенного крыла канализации охватил яркий, почти полуденный свет. Тьма, обвыкшаяся здесь, словно у себя дома, испуганно бежала прочь. Я же пытался понять, что случилось.

Ясночтение было ко мне неумолимо. Нахождение в мутной воде по самые уши не только обратило мою форму в вонючее тряпье, так еще и отчаянно, с огромным азартом и неуемным аппетитом подтачивала мои полоски здоровья с выносливостью. Словно всего того было мало, она облизывалась и на запасы маны, словно спрашивая: а ты, мол, как думал? Тут раззяв не любят. Вонь, грязь, антисанитария любого здоровяка обратят в едва волочащую ноги развалины.

Выбираясь на правый проходной борт, откашливаясь от вязнувшей на зубах мерзости, я бросил взгляд в сторону Старого Хвоста.

Крыс плевался желчью во все стороны, словно был ослеплен. Его тело исходило судорогами, подпрыгивая, перебирая крохотными лапками по воздуху. Визг, идущий из его глотки, норовил залепить собой уши, оглушить.

Да что за черт в него вселился?

На миг мне представилось, что Биска, решив, наконец, оправдать статус моей подопечной, явилась сюда из глубин ада даже без моего зова. Отчаянно я вглядывался в царящий вокруг кавардак, силясь выцепить взглядом оседлавшую чудовище демоницу.

Биской тут даже и не пахло. А вот повисшая в воздухе святая благодать говорила, что помощь пришла откуда не ждали.

Протерев глаза мокрым рукавом, проморгавшись, я наконец сумел узреть крохотный поток света, что жалящей осой вонзался в мерзкое тулово Старого Хвоста.

Тот будто бы отрицал действительность, не желая верить, что нечто настолько крохотное способно его одолеть. Он клацал челюстью, бил лапами и хвостом, вертелся в диком, отчаянном танце – и безбожно проигрывал.

Нея жалила его, оставляя мерзко тухнущие проплешины на серой шерсти, отчаянно и самозабвенно бросаясь в очередную атаку. Мне казалось, что он сумеет ее поймать. Еще одна ее попытка – и он подстроится под ее ритм, взмахнет хвостом, и она кормом для рыб ухнет в небытие текущей сквозь стоки дряни.

Я даже представил, как эта погань, словно на прощание, посмеет ухмыльнуться, крякнуть и подмигнуть единственным уцелевшим глазом. Скажет, что сегодня мелкая сволота ночует у рыб.