Археолог 2. Заветный ключ

– А под монголами не пропадёт? – вскипел Онаний. – Города жгут, людей угоняют в плен за тридевять земель!

– Не городами стоит земля, а верой, – возразил Сбыслав Якунович. – Обычаями.

И Миша согласно кивнул. Они со Сбыславом были похожи – обоим нет и тридцати, оба ещё в самой силе. Крутоплечие, поджарые с сильными руками. Степан Твердиславович с завистью смотрел на них.

Онаний покосился на Мишу, понял, что криком тут не взять. Улыбнулся, разлили по чаркам ещё мёду.

– Пойдёмте париться!

Снова хлестались вениками – до голых прутьев, больно царапавших покрасневшую кожу. Раскалённые камни обдавали жаром, горячий пар клубился под низким потолком парной. Напарившись, обливались холодной водой из деревянной бадьи, жадно пили ледяной квас из ледника.

Погреба в Новгороде не рыли – город стоял на болоте. Чуть копни – из-под земли проступает вода. Ледники устраивали в рубленых амбарах без окон. Зимой пилили на Волхове огромные глыбы льда, санями отвозили в амбар и пересыпали соломой.

Разлив по чаркам кислый квас, Онаний снова принялся убеждать гостей.

– С немцами можно заключить военный союз против Литвы и татар. Вот наши настоящие враги – язычники. Одни молятся огню и змеям. Другие сырое лошадиное мясо жрут. А Европа – это ремёсла и торговля. Города и корабли. Пока у нас ещё есть сила и земли – с нами будут считаться. Но если дождёмся татарского разорения – тогда с нами никто и говорить не станет.

И в этих словах Онания была своя правда. Степан Твердиславович тяжело задумался. Что делать? Какое зло предпочесть? Тяжёлый выбор, когда в нём нет добра.

На какой-то миг Степану Твердиславовичу захотелось сбросить с себя тяжесть посадничества. Передать этот груз кому-то помоложе, а самому уехать в дальние владения и жить просто, управляя только своим имуществом.

– Ладно, – сказал он, – посоветуемся с другими боярами. С немецкими купцами поговорю. Будем собирать посольство к Ливонскому ордену. Может, и договоримся.

В дверь предбанника осторожно поскреблись.

– Кто там? – раздражённо вскинулся Онаний.

Ведь всех настрого предупредил – не беспокоить! Разговор важный, важнее не бывает. Кому там непонятно боярское слово?

Дощатая дверь приоткрылась, в предбанник просунулась голова доверенного слуги.

– Прости, боярин! Прибыл гонец к посаднику от корел с реки Невы. Говорит, срочное дело. А о самом деле молчит.

Степан Твердиславович поднялся с лавки. Натянул длинную рубаху и нижние полотняные штаны. Повернулся к боярам.

– Я сейчас.

И слуге:

– Веди!

Гонец в поварне жадно хлебал летние щи со щавелем. Щёки у мужика запали, их покрывала густая щетина. Видно, не один день скакал, останавливаясь только для того, чтобы конь не упал под всадником.

Увидев боярина, гонец торопливо и неловко поднялся с лавки, поклонился.

– Что у тебя? – нетерпеливо спросил Степан Твердиславович.

Он был зол не на гонца – на домашних. Сами не могли разобраться с гонцом?

А ещё боярин злился на то, что свои гонца не накормили, и теперь он ест у боярина Онания, с которым Степан Твердиславович не был в ладу.

Гонец откашлялся.

– Шведское войско на кораблях вошло в устье Невы. Идут вверх по течению к Нево-озеру. Я твоему сыну, боярин, всё сказал. Так он послал меня к тебе.

Сердце Степана Твердиславовича гулко стукнуло. Вот тебе и мир! Почуяли волки, что добыча слаба, осмелели.

Посадник увидел, что гонец еле стоит на ногах, и махнул ему рукой:

– Сядь. Сколько кораблей?

– Полтора десятка, – ответил гонец, тяжело опускаясь на лавку.

От автора: следующая прода выйдет в полночь с воскресенья на понедельник. Всем хороших выходных! Огромное спасибо за награды, лайки и комментарии!

Глава 5

Июль 1970-го года. Ленинград

– Позвольте узнать, юноша – с чего это вы вдруг заинтересовались Ганзейским союзом? – спросил Валентин Иванович, когда мы удобно устроились в кожаных креслах его домашнего кабинета. – Если не ошибаюсь, раньше вы специализировались на истории древних пруссов?

Я с любопытством оглядел кабинет.

Высокое окно, выходящее на Садовую, обрамляли плотные тёмно-синие шторы.

Большой письменный стол стоял боком к окну – так, чтобы дневной свет падал слева. Возле стола – удобное рабочее кресло, явно купленное не в мебельном магазине. Скорее, приобретено у антиквара. Я не слишком хорошо разбирался в мебели, но это кресло делалось ещё до революции – слишком удобным и основательным оно выглядело. Сиденье недавно заново обтянули тонкой чёрной кожей, а вот спинка порыжела от времени. И не от скупости хозяина – думаю, Валентин Иванович просто не хотел скрывать возраст кресла.

У стены высился массивный книжный шкаф – почти под потолок. Солидный деревянный корпус, дверцы с рифлёными стёклами, тонкая резьба по углам.

Журнальный столик перед нами тоже не вчера покинул фабрику. В его овальную крышку была вделана шахматная доска из тонких костяных пластин. А когда Валентин Иванович поставил на столик фарфоровые чашечки с крепчайшим кофе, я окончательно убедился, что хозяин квартиры любит стиль и даже роскошь.

В прошлой жизни у меня тоже бывали кабинеты. Но ни один из них не был обставлен с таким вкусом, как кабинет Валентина Ивановича. Даже последний – в доме наместника в Выборге.

– Вам нужен сахар к кофе? – спросил Валентин Иванович.

Несмотря на разницу в нашем положении, декан вёл себя со мной, как с гостем. Это было немного странно.

С другой стороны, я плохо знал Валентина Ивановича. Возможно, это просто его привычка.

– Нет, спасибо! – отказался я. – А Ганзейским союзом я заинтересовался как раз в связи с историей пруссов. Вы ведь знаете, что пруссы сопротивлялись польским и немецким завоевателям не меньше трёхсот лет. Даже Тевтонский орден был создан именно для борьбы с пруссами. И немалую роль в этой войне сыграл Ганзейский союз.

Говоря это, я внимательно следил за лицом Валентина Ивановича. Дело в том, что у меня сложилась рабочая версия пропажи документа из сундука, который мы нашли в Балтийске. Я допускал, что документ забрал именно декан.

В пользу этой версии говорили несколько фактов. Во-первых, документ принадлежал Ганзейскому союзу, а Валентин Иванович много работал над этой темой. Во-вторых, узнав о находке архива, он немедленно прилетел в Балтийск, хотя свободно мог дождаться возвращения экспедиции в Ленинграде.

И в третьих – он сам ринулся проверять мою гипотезу о священной роще пруссов. И даже сам взялся за лопату.

Поэтому, объясняя свой интерес к Ганзейскому союзу, я внимательно следил за выражением лица декана. И заметил, что услышав моё объяснение, Валентин Иванович облегчённо вздохнул.